Дом яростных крыльев (ЛП)
— Она милая?
Пожалуйста, скажи «нет».
Он перемещает взгляд с моего лица на дорогу, но я сомневаюсь, что он сейчас смотрит на каменную брусчатку, или пальмы, которые тянутся вдоль неё.
— Да.
Подавив свою ревность, я смотрю на деревья. Они такие прямые, густые и высокие, что со своими огромными колышущимися листьями напоминают мрачных великанов. Я не сомневаюсь в том, что они были выращены земляным фейри, как и цветущие плети, растущие поверх укреплений.
— Но она не ты.
Его запоздалый ответ словно насаживает на крюк моё тонущее сердце и поднимает обратно.
Стук моего сердца громкий, как бушующие волны, и, наверное, проникает ему в уши, потому что лёгкая улыбка приподнимает его губы.
«И всё-таки он её целовал», — произносит непрошеный голос.
— Мы на месте.
Данте тянет за узду и едет вдоль дорожки, вымощенной таким же сверкающим песчаником, что украшает стены укреплений и широкие дороги между ними.
— Пир устраивают в честь Марко. Он будет присутствовать.
— Всё в порядке.
Если он и удивлён тому, что я готова провести время с его братом, то он это не комментирует.
— Твоя прабабушка знает, что ты приехала?
— Нет. Это сюрприз.
— Она не из тех женщин, которых стоит удивлять.
Его комментарий не заставляет меня нервничать, потому что у себя в голове я уже нарисовала её более женственной версией своего деда, которая точно так же груба и стыдится меня и мамы.
Боги, знала бы она, кем был мой отец… если кто-то вообще об этом знает…
Даже Данте, наверное, станет смотреть на меня с откровенным ужасом, если узнает.
Я немедленно отгоняю эту мысль. Данте всегда принимал меня такой, какая я есть, несмотря на мои закруглённые уши и всё остальное. Он никогда бы не поменял своего мнения обо мне, если бы узнал, чья кровь течёт в моих венах.
И он об этом узнает.
Скоро.
Мы останавливаемся перед поместьем, которое могло бы утереть нос поместью Аколти. В отличие от домов в Сельвати, это здание сделано из мозаичного стекла и перламутра, и сверкает точно каналы Исолакуори.
Данте протягивает мне руку. И хотя я теперь могу более-менее грациозно спрыгивать с Ропота, я всё равно беру его за руку. Ведь это очередной предлог для того, чтобы коснуться его.
Он отпускает меня, как только мои сапоги касаются земли. Да, на мне надеты сапоги. Сьювэл так торопился, что забыл купить красивые туфли. Моя обувь без сомнения вызовет множество усмешек присутствующих. Но меня мало волнует то, что моя ошибка в выборе наряда вызовет перешептывания, потому что я здесь не для того, чтобы произвести благоприятное впечатление, или познакомиться с родственниками, которым совершенно на меня наплевать.
Я здесь в качестве отвлекающего манёвра.
Я поворачиваюсь к Сьювэлу и передаю ему поводья Ропота.
— Проследи за тем, чтобы он был накормлен и напоен.
Наши взгляды задерживаются друг на друге на целую минуту.
— Конечно, миледи, — произносит он с нарочито сельватинским акцентом.
Соблазн поднять глаза к небу раздирает меня.
«И что теперь, Морргот?»
«А теперь ты ослепляешь пирующих фейри своим очарованием».
Поскольку Морргот считает меня не более очаровательной, чем мокрый носок, я фыркаю.
— Что такое?
Данте предлагает мне свою руку.
Я стараюсь, чтобы моё лицо не выдало мои эмоции.
— Просто представила, как все изменятся в лице, когда я зайду внутрь.
Улыбка приподнимает уголки его губ.
— Да ещё и с тобой под руку. Ты потребуешь вознаграждения?
Его сухожилия сдвигаются под моими пальцами, и я понимаю, что только что проговорилась, причём серьёзно. Я якобы не знала о том, что нахожусь в королевском списке самых разыскиваемых людей, но я почему-то знаю про награду.
«Мерда. Мерда. Мерда».
«Да, это заслуживает того, чтобы чертыхнуться трижды».
Прежде, чем Данте успевает что-нибудь сказать, я добавляю к своей предыдущей лжи ещё одну:
— Я ведь правильно предположила, что за моё возвращение была назначена награда?
— Да, но…
— Мне любопытно… — продолжаю я. — Во сколько меня оценили? Надеюсь, хотя бы в один золотой.
Когда два прислужника в тюрбанах открывают широкие двойные двери, украшенные такими же вставками из перламутра и стекла, Данте разворачивает меня к себе.
— Он предложил за тебя сто золотых, Фэллон.
Я притворно ахаю и прижимаю руку к сердцу.
— За меня?
— Марко всегда мечтал взять остров Шаббе.
Моя рука соскальзывает вниз по бархатной ткани.
— Ты имеешь в виду королевство?
— Это остров с самопровозглашённым монархом. Вряд ли это можно назвать королевством.
Несмотря на то, что его решительный отказ называть Шаббе королевством, беспокоит меня, я решаю ему не перечить, дабы узнать, о чём ещё мечтает Марко, и как мне на этом сыграть.
— Наши корабли не могут приблизиться к магическому барьеру, так как те дикари каждый раз приказывают своим змеям топить нас.
— Своим змеям?
— Ходят слухи, что змеи слушаются жителей Шаббе.
Моё сердце начинает барахтаться в грудной клетке, точно пойманная рыба.
— Так же, как они слушаются тебя.
ГЛАВА 61
Я в шоке раскрываю рот, и на этот раз это не притворство.
— Мой брат считает, что у твоей матери была любовная связь с одним из жителей Шаббе, который пару десятилетий назад прорвался на наши берега, когда магическая защита ослабла.
О. Боги. Что?
Я почти говорю Данте, что этого не может быть, потому что мой отец — Кахол Бэннок, но, к счастью, я физически не могу пошевелить губами. Если я попытаюсь объяснить, что моя мать спала с вороном, а не с жителем Шаббе, это прозвучит не лучше.
— Конечно же, это невозможно, иначе магический барьер выбросил бы тебя из Люса, но поскольку ты можешь общаться со змеями, мы могли бы приблизиться к их берегам и… — он наклоняется, и приближается губами к моему уху, — начать переговоры.
Переговоры?
— Ты же понимаешь, почему ты представляешь для него такую большую ценность?
Где-то разбивается стекло, и его звон перекрывает белый шум, который гудит между моими висками.
Я подпрыгиваю. Данте выпрямляется и отпускает мою руку, словно переживает о том, что подумают люди, увидев, что он касается полурослика со странным цветом глаз, который, вероятно, умеет разговаривать на змеином языке, а может и нет.
Всё ещё пошатываясь, я обвожу взглядом покачивающиеся осколки бокала, подол из шелковой ткани гранатового цвета, а затем поднимаю взгляд наверх, к бледному продолговатому лицу, обрамлённому чёрными волосами, доходящими до пояса.
Мне кажется, что я смотрю на свою бабушку, только вот бабушка сейчас в Тарелексо, и у бабушки зелёные радужки, а ещё морщинки вокруг рта и глаз. А у этой женщины голубые глаза, как у мамы, и такая же гладкая кожа.
— Ксема! — произносит женщина скрипучим голосом.
Может быть, она и не моя тётя. Но её сходство с членами моей семьи…
Из гигантского вестибюля, заполненного разодетыми гостями, раздаётся бормотание. Все медленно поворачиваются в сторону женщины в красном.
— Что на это раз, Домитина?
Значит, эта женщина всё-таки моя тётя… Голос Ксемы не пронзительный, но гремит на всё помещение, где сделалось так тихо, что я слышу, как Данте медленно сглатывает.
Толпа расступается перед женщиной с копной серебристых волос, блестящие жемчужины, украшают раковины её остроконечных ушей, а на плече сидит яркая птица. Женщина ковыляет вперёд, тяжело опираясь на богато украшенную трость.
И хотя её волосы не огненно-рыжие, как я их себе представляла, радужки её глаз именно такого цвета. Когда её глаза останавливаются на мне, они вспыхивают ярче, чем кострища, разбросанные по всему Сельвати.
— Что за беспризорницу ты притащил в мой дом, Принчи?
Я моргаю. Я, конечно, не ожидала объятий, но «беспризорница»?