Дом яростных крыльев (ЛП)
Я почти ожидаю, что он оставит меня одну на мосту, но он не покидает меня. Ему всё-таки есть, что терять, если что-нибудь токсичное проникнет в мою кровь.
«Эльфы идут».
Я пожимаю плечом.
«Ты просто убьёшь их так же, как ты убил Сьювэла».
«Я избавил его от страданий, — рычит он. — Я не убивал его».
«Это то же самое, только формулировки разные».
Он замолкает, но это не спокойная тишина. Нет, Морргот затихает так, как затихает море перед штормом.
«Если бы я мог его спасти, я бы это сделал. Но я не мог. Я, мать его, не мог».
Он взмахивает крыльями, его перья распушаются во влажном морском воздухе.
«Хорошо, можешь меня ненавидеть, но не трать его смерть понапрасну».
Раздаётся топот копыт и ржание коней. Поскольку эльфы не ездят верхом, я решаю, что Ксема Росси отправила сюда стражников. Я сжимаю окровавленные пальцы в кулак. Горе и гнев заставляют меня зашагать вперёд и, наконец, я спрыгиваю с подвесного моста на покрытую мхом дорожку.
«Чёрный купол», — голос Морргота звучит низко и так же мрачно, каким выглядит его чёрное птичье обличье.
Я щурюсь и, наконец, замечаю что-то гладкое и чёрное, точно кусок мрамора, который наполовину погребён в землю. Вход в пещеру из обсидиана такой широкий и высокий, что в него смог бы въехать всадник, хотя здесь нахожусь только я. Перед тем, как переступить порог, я щурюсь в темноту, пытаясь разглядеть яму, которую вырыл Сьювэл, но я как будто смотрю на однотонную чёрную ткань — абсолютно непрозрачную.
Мне сдавливает грудь, пульс ускоряется, и я вхожу внутрь. Несмотря на то, что я стою на твердой земле, воздух здесь такой плотный и чёрный, что мне кажется, словно я проникла в подводную пещеру.
Я делаю ещё шаг, и мои лёгкие сжимаются. Всё сильнее и сильнее.
— Я не могу… дышать, — выдавливаю из себя я. Мои веки начинает пощипывать. — Ничего… не вижу.
«Выходи. Выходи СЕЙЧАС ЖЕ!»
Задыхаясь, я разворачиваюсь и спотыкаюсь. Мои руки врезаются в стену из обсидиана, и я прислоняюсь к ней.
«Фэллон!»
Я вздрагиваю, услышав звук своего имени, мои воспалённые веки резко поднимаются.
«ВЫХОДИ. СЕЙЧАС ЖЕ».
Вокруг меня раздается шипение, и воздух густеет от дыма. Я отталкиваюсь от стены и, шатаясь, иду к выходу, но мой мир покачивается, и я теряю равновесие. Я раскрываю рот, чтобы выкрикнуть имя Морргота, но мне не удаётся даже запищать.
Образ Сьювэла с раскрытым ртом и протянутой рукой возникает передо мной, как и что-то ещё. Что-то прохладное и лёгкое, но в то же время достаточно сильное, чтобы сдвинуть моё тело. Оно выталкивает меня из пещеры и ставит на колени.
Мои дыхательные пути горят. Глаза горят. Кровь кипит. Я делаю вдох за вдохом, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха, вкус которого не будет похож на сажу.
«Focá», — Морргот машет крыльями так же исступленно, каким кажется мне звук этого незнакомого слова, которое он продолжает повторять. «Focá».
Моё горло наполняется чем-то похожим на жидкий огонь, который вырывается из моих ноздрей и рта, и я готова поклясться, что по вкусу оно напоминает горячие угли.
Я приподнимаю веки. Из-за выступивших слёз мох, который как будто почернел, расплывется у меня перед глазами.
Я снова кашляю, и у меня изо рта вырывается дым.
О, Боги, мои лёгкие в прямом смысле горят.
Как это возможно?
«Фейский огонь. Сьювэл, должно быть, случайно активировал его».
Святой Котел, моя семья настолько коварная.
Мои локти дрожат, а бёдра пульсируют. Я захлопываю веки и пытаюсь подавить раздражение.
Когда мои глаза снова раскрываются, небо кружится у меня над головой, а вместе с ним — туманная вышивка из звёзд, посеребренные листья и перья чернильного цвета.
«Дыши, Behach Éan. Дыши».
Крылья Морргота касаются моих ключиц, щёк. Они прохладные, точно шёлк и мягкие, как лепестки розы.
«Дыши».
«Прежде, чем я умру, я хочу знать, что значит «бейокин»».
«Ты не умрешь».
«Сьювэл умер».
«Сьювэл был человеком, а ты нет».
Звёзды продолжают вращаться, их свечение угасает, а затем снова становится ярким. Медленно, мои лёгкие и горло перестают сокращаться. Мои ноздри и глаза перестают кипеть. И хотя у меня во рту остаётся привкус пепла, у меня больше нет ощущения, что слизистую моего горла вычерпывают раскалённой ложкой.
Морргот нависает надо мной, его бархатистые перья проходятся по моим ключицам, шее, плечам, щекам. Он, может быть, утешает меня ради себя самого, но мне всё-таки приятно, что я не лежу тут одна.
Когда моя голова прочищается, я понимаю, что эльфы и стражники должны быть уже близко.
«Никто не идёт».
Я морщу лоб.
«Ты всех их убил?»
«Нет».
Я прижимаю ладонь ко мху и ощущаю, что земля методично пульсирует. Ба-бум. Ба-бум. Если это не моё сердцебиение, то кто-то приближается.
Пронзительное ржание эхом разносится вокруг меня.
Ропот.
Я поворачиваю голову и замечаю своего прекрасного жеребца, только вот конь, который гарцует вокруг меня не черный; он белый. И кто-то сидит в его седле. Кто-то с волосами до пояса и в белой униформе.
Седок спрыгивает с лошади и приземляется рядом со мной на корточки. Раздаётся хруст его белоснежной униформы и чёрной кожаной ткани.
— Думаю, нам с тобой нужно поговорить, Фэл.
ГЛАВА 65
То, какими глазами Данте смотрит на меня, заставляет мелкие волоски на моей шее встать дыбом.
— Начинай говорить.
Я принимаю сидячее положение, едкий привкус у меня во рту сменяется привкусом металла.
«Он не знает, что ты задумала», — говорю я сама себе.
— Мне нечего тебе сказать, Данте Регио, — хрипло говорю я.
Он переводит взгляд на серый дым, который клубами вырывается из пещеры, а затем обратно на меня. Над позолоченным воротником его расстёгнутого белого кителя подрагивает мускул. Этот тот же самый китель, что он мне одолжил, и который я предложила сжечь. Похоже, ему не потребовался огонь, чтобы очистить ткань.
Я отползаю от Данте и пытаюсь встать настолько грациозно, насколько это возможно.
— А тем более после того, как ты отгородился от меня и ушёл со своей принцессой.
— Если бы я ушёл с ней, я бы не был сейчас здесь с тобой.
Данте поднимается с корточек и осматривает меня с головы до ног несколько раз.
— К тому же, она не моя принцесса.
Мне должно быть всё равно, особенно после его грубых слов, которые он сказал мне ранее, но тем не менее его признание ощущается как бальзам для моего уязвленного эго.
— А где твой ухажер? — спрашивает излишне внимательный Таво. — Разве он не должен за тобой ухаживать?
— Он присматривает за моим конём, пока я гуляю по прославленным садам своей семьи.
Я кашляю. Меня всё ещё не покидает ощущение, что Марчелло насадил мои лёгкие на вертел и поместил их над очагом в кухне.
— Что с твоим голосом? — спрашивает Габриэль, а его взволнованный конь вертится вокруг себя.
— Вдохнула фейский дым. Она активировала защиту, — говорит Данте без колебаний. — Вот что с ней такое.
Глаза Габриэля широко раскрываются.
— Но это могло случиться, только если…
— Сколько, Фэллон? — ладонь Данте зависает на рукояти его меча. — Сколько?
Впервые в жизни я жалею, что Данте сейчас не находится с другой женщиной.
— Что сколько? — спрашиваю я с притворным недоумением.
— Сколько воронов ты нашла?
— Воронов? — мой хриплый голос звучит немного визгливо.
— Не притворяйся дурой!
Я задыхаюсь от резкости его тона, и моё сердце начинает учащённо биться. Данте никогда не повышал на меня голос до сегодняшнего вечера. Я понимаю, что он нервничает, но он не может говорить со мной так, будто я что-то, прилипшее к подошве его ботинка.