Крылья

– Воду из него убрали почти всю и вот она еда – самая вкусная, пожалуй, после сахара.
– Самсон, а почему Небо голубое? – Я, уже надкусив свою половину протеинов, едва не подавился.
– А где ты его видишь то?
– А вот это не Небо разве? – Вера ткнула пальчиком в картинку. Я пожал плечами.
– Небо, наверное.
– А, правда, оно красивое?
– Правда.
– А, правда мы на Крышу пойдем, и Небо посмотрим? – Я поежился.
– Странные все – таки эти женщины. Когда болеют или поранятся жалко. Когда улыбаются или по щеке гладят хорошо. А вот когда вот так вот словами, словно горошинами по голове, то совсем плохо. Перестаю я понимать, что они хотят.
– Пока не доешь и не отлежишься – не пойдем. – Сказал я как отрезал.
– А, я выздоровею. Обязательно. Мне уже совсем – хорошо. – Вера прервалась на секунду, задумалась.
– Мне опять Ландгрувер снился. – Я обиженно поджал губы.
– Что – то слишком часто ей Ландгрувер снится. Слишком.
– И чего? – Спросил я и опустил на глаза брови.
– А вот… – Хитро улыбнулась Вера. – Он мне про Небо рассказывал. Он мне про многое рассказывал. Про Династов, про Королеву и Короля. Про Уиллисиса какой он умный и старый. Он все-все знает. Про нас с тобой рассказывал.
– Кхе… – Прыснул я презрительно. – Снам нельзя верить. Сны они всегда обманывают. Вот, скажем, снится тебе вода. Много снится. Свежая она, да прохладная, а просыпаешься, и нет ее совсем. Или грибы жареные под белковым соусом. Мне вот они снились, а не попробовал я их до сих пор. Чего же в них верить?
– Не хочешь не верь! – Насупилась Вера и отвернулась. Ела дальше молча.
Я пожал плечами.
– Странные они все – таки, эти женщины. Очень странные. – Я достал флягу, отвинтил колпачок и, мирясь, протянул его своей спутнице.
– Верунь, водички попей. Без воды плохо еда переваривается. Да, и надо тебе. – Вера повернулась и вроде бы, совсем не обидевшись, приняла флягу из рук. Сделала три больших глотка и вернула мне ее обратно. Я плотно завинтил крышку и положил фляжку на рюкзак.
– Самсон, а, Самсон… – Снова прищурилась Вера.
– Чего тебе? – Я удивленно поднял на нее глаза.
– Никак я за ней думать не успевал. То злиться она, то радуется, то плачет, то смеется через секунду.
– А ты можешь Светляков на минуту погасить?
– А зачем? – Открыл я рот.
– Ну… Так… Надо… – Вера продолжала сверлить меня хитрым взглядом. Я пожал плечами и прикрыл шторку на фонаре. Светляки недавно отдыхали, и засыпать не хотели, светили по – прежнему, ярко, но уже с зеленым оттенком. Злились.
– Недовольные они, что их не спрашивают светить им или нет. – Я не стал долго с ними возиться. Просто сунул фонарь в рюкзак.
В норе стало совсем темно. Только реактор светился красными пятнами.
Я сморгнул. Протер глаза.
– Не привык я совсем ничего не видеть. Хотя, пусть. Безопасно здесь. Пусть Вера выдумывает, что хочет. А я подремлю немножко. Может быть, и сам, что ни- будь во сне увижу.
Я прислонился к стойке нар лбом, и с блаженным выдохом задремал.
Изгои засыпают быстро.
# # #
– Ты поступил опрометчиво, Ландгрувер. – Уиллисис устало опустив плечи, сидел на высоком стуле, похожим на королевский трон.
Высший Храмовник – большая должность, однако, выглядел трон беднее, чем королевский. Металл, камни. Красивая ковка. Резьба. Чеканка. Драгоценного дерева не было совсем.
Перед ним на коленях, склонив голову, стоял Ландгрувер.
– Ты слушал без меня, младший. Ты рисковал собой. Ты рисковал теми, кого слушал. Ты смотрел? – Говорил Храмовник.
– Да…
– Ты видел?
– Да…
– Не послушание карается Храмом, младший. Карается строго. Ты этого не знал?
– Я знал, учитель. Именно поэтому, я попробовал слушать и смотреть сам. – Уиллисис покачал головой.
– Ты приказал им идти на Крышу?
– Нет, учитель… – Ландгрувер комкал свою тогу, хрустел пальцами. – Я просто рассказал Веронике о Крыльях.
– Ты рассказал ей все?
– Почти, учитель.
– Они должны вернуться в Город, младший.– Ландгрувер поднял большие выпуклые глаза на Храмовника.
– У них будут Крылья, Учитель. Им нельзя возвращаться в Город. Другого шанса у них уже не будет.
– Это не тебе решать. Вернуть их в Город приказала Королева. Ты ослушаешься Династа?
– Но… – Ландгрувер замялся. – Мы не можем решать за них. Ведь так?
– Возможно… – Уиллисис качнулся на троне, выпрямляясь.
– Но они будут введены в заблуждение, если не будут знать всего…
– Но, зная все, они никогда не решаться пойти снова.
– Или пойдут сразу. Тем более, что, я не все рассказал вам, учитель. Я не был в этом уверен, поэтому промолчал. – Ландгрувер склонился еще ниже.
– Я, прошу простить меня, учитель, или наказать. Я готов.
– О чем ты умолчал, младший?
– Я не уверен, Учитель. Я слушал, я видел, но я не уверен в том, что я прав.
– Говори. Выводы сделают другие. Ты должен лишь слушать и смотреть.
– Мне показалось, что Вероника проснулась, Учитель. У нее Тепло вот здесь. – Ландгрувер положил ладонь себе на грудь.
– Тепло? – Переспросил Уиллисис. – Каким оно было?
Ландгрувер закрыл глаза. Откинулся назад. Запрокинул голову, выискивая в своей памяти образы того, что увидел.
– Тоска… Страх… Жар… Самсона нет. Тепло… Нежность… Любопытство… Тепло… Тепло… Самсон рядом. – Он открыл глаза.
– Оно зеленое Учитель. Оно похоже на довольных Светляков. – Храмовник думал почти минуту, потом, словно решив для себя что то, проговорил медленно и ровно.
– Встань, младший. Присядь рядом. – Ландгрувер встал с колен. Сел на пажеский кованый стульчик, обитый пурпурной тканью.
– Я не знаю, хорошо это или плохо, Ландгрувер. Очень плохо, что Изгоев с каждым годом становится все меньше, и мы должны дорожить каждым. – Он замолчал на минуту. Качнул головой. – Но оставлять их в Городе – значит лишать сам Город надежды.
– Ты понимаешь это?
– Да, Учитель.
– И в то же время, отправляясь на Крышу – они могут погибнуть.
– Да, учитель. Я это понимаю, но в Городе у Изгоев не растут Крылья, даже, если они просыпаются.
– Для того, чтобы, у Изгоя выросли Крылья, кроме Тепла, нужно еще и Небо.