Пронск

Но тут один из десятников, распаливший себя криком и даже сорвавший от него голос (как кажется, его яростный рев скрывал собственную неуверенность!), ударил саблей нукера – молодого кипчака, что замер в нерешительности в паре шагов от лестницы, ведущей к спуску в ров. На глазах последнего совсем недавно погиб соратник, сраженный срезнем, и молодой воин, во всех красках представивший, что и его так же убьет стрела орусутов во время спуска, не мог заставить себя шагнуть вперед! Не способный уже кричать на своих воинов, десятник «взбодрил» юнца ударом сабли – и ударил-то плашмя, не желая рубить! Но кипчак все же вскрикнул от боли и ужаса в миг удара…
И все это происходило на глазах его старшего брата, замершего на верхней перекладине лестницы и следящего за родичем – единственным родичем, уцелевшим после войны с монголами! Старшему брату уже доводилось скрещивать саблю с неистовыми завоевателями три года назад. Прежде чем кочевье его было разорено, большинство мужчин, женщин и детей убиты, а оставшихся нукеров ожидала или смерть, или верное служение потомкам Чингисхана… Тогда Аран – так звали половца – выбрал последнее, сломавшись и оправдывая свою слабость и безволие тем, что он спасает меньшего брата, Токая.
А после были походы в составе монгольской тьмы, победы и богатая добыча, визжащие девки и бабы, чьи тела становились полноправной добычей славных нукеров – их было столь много, что пленниц порой резали сразу после изнасилования. Просто потому, что лень с ними возиться, да чтобы не рожали воинов, способных после отомстить «отцам»…
Победы, добыча, взятые с боя женщины быстро развратили Арана, превратив его в верного монгольского пса, с радостью исполняющего любую прихоть хозяев! Но тяжелый поход по заснеженным землям орусутов, летящие из лесных чащ стрелы, смерть темника Бури и последовавшие за ней казни, тяжелый, кровавый штурм крепости да угроза скорого голода – все это отрезвило кипчака, разбередив старые душевные раны. Начав спуск по лестнице, он внутренне уже попрощался с жизнью – если уж были перебиты бронированные тургауды, то чего ждать ему, следующему в первых рядах без панциря или кольчуги?! Да еще страх за более слабого меньшого Токая не отпускал старшего брата, сильно привязанного к единственному родичу… И вот теперь Токай с криком боли упал на его глазах, сбитый наземь ударом монгольской сабли!
Аран не увидел, что удар пришелся плашмя, зато в его ушах стоял отчаянный крик брата… Все, что случилось дальше, он и сам не осознал – словно какая-то неведомая, внутренняя сила подхватила его, толкнув наверх, да бросила на арбаная с воздетой в руке саблей! Последний же от удивления не успел даже закрыться клинком да так и рухнул наземь с рассеченным горлом…
Нукер, убивший своего десятника, предается лютой смерти – это было хорошо известно кипчаку, и пути назад у него уже не было. Осознав, что он стоит над телом зарубленного им монгола с окровавленной саблей в руках, Аран зычно воскликнул – так, чтобы его услышало как можно больше соплеменников:
– Бей монголов! Отомстим им за разоренные кочевья, за павших сестер и братьев! Поможем орусутам – и они поделятся с нами едой!
С этими словами половец действительно бросился к следующему монголу, попавшемуся ему на глаза! Но смельчака тут же остановил встречный удар сабли кипчака из соседнего десятка, не желающего, чтобы из-за одного безумца кара постигла их всех. Однако не успел Аран с разрубленным лицом рухнуть на землю, как на его убийцу налетел Токай, успевший подняться с земли, искренне воодушевленный короткой речью брата да нашедший в себе мужество на месть!
В начавшейся стычке вскоре срубили и его. Но еще несколько покоренных, чьи собственные потери в войнах с монголами по-прежнему взывали к совести и памяти крови, пробуждая в нукерах запоздалое чувство вины, также напали на своих арбанаев; погиб один джагун! Впрочем, число тех, кто решился восстать даже после тяжелого, возможно смертельного ранения темника и фактической гибели гвардии тургаудов, оказалось невелико. Большинство покоренных сковал страх перед ужасающей и неотвратимой карой за убийство командиров, а кто-то испугался мести уцелевшим родичам… Короткий бунт был мгновенно подавлен своими же, но тысяцкий-кюган Годжур, среди нукеров которого случилось волнение, приказал барабанщикам бить отступление, отправив гонцов-туаджей к прочим соратникам-кюганам со следующими словами:
– Нужно уходить, еще один неудачный штурм – и нукеры из покоренных крепко забродят душой. Крепость орусутов сильна, без камнеметов ее быстро не взять, а большие потери обозлят воинов! Нужно отступить и накормить людей – можно съесть лошадей погибших тургаудов. А как нукеры отдохнут и наберутся сил, отправимся на север по реке, ведь следующая крепость орусутов всего в двух дневных переходах от нас, самое долгое в трех! Попросим у хана камнеметы и вернемся или же поможем взять другой город орусутов, где саблей добудем себе пропитание!
Вскоре осаждающая детинец тьма действительно отступила в лагерь, покинув Ижеславец. Прочие тысяцкие согласились с Годжуром, ведь в конце концов в гибели гвардии или в том, что орусуты сумели угнать скот, никто из них не был виновен. Лишь бы только потерявший сознание от раны Бурундай не умер прежде, чем предстанет перед глазами хана! Живым, пусть и в беспамятстве, он примет на себя весь гнев Бату за неудачу, тем более ларкашкаки может и пожалеть раненого любимца… Зато за смерть нойона хан обязательно накажет кюганов и тьму! Потому стоит поспешить – кто знает, сумеет ли темник оправиться от раны или же горячка вскоре спалит его изнутри?!
 
Глава 7
Как оказалось, решение забить скот оказалось абсолютно верным. Утром, уже через несколько часов с начала нашего движения вдоль реки, впереди показался хвост следующей к Пронску монгольской орды! Приняв во внимание незначительное расстояние между Ижеславцем и столицей удельного княжества, я напрочь забыл, что продвижение татар именно по реке тормозится все теми же рогатками да отрядами рязанских лучников, перемещающихся на лыжах! Правда, я наверняка не знал, захочет ли и впредь использовать предложенную мною тактику Юрий Ингваревич, а главное, сумеют ли ее грамотно воплотить в жизнь новые исполнители… Но, учитывая столь незначительное продвижение поганых до очередной остановки (при относительно неплохой скорости орды на марше), вывод об успехе наших последователей напрашивается сам собой!
Спустя еще пару часов хода на лыжах – сквозь лес, в среднем темпе – мы поравнялись с хвостом орды (из-за деревьев поганые были вполне заметны). И тут у самых храбрых да отбитых начались настоящие искушения: «вот он, обоз, чего ждать, когда враг встанет лагерем?», «ударим сейчас, а после лесом и уйдем – пробираться, пусть и ночью, по стоянке татар будет гораздо сложнее да рискованнее!», ну и прочее в том же духе…
Определенно, здравый смысл в озвученных предложениях присутствовал. Шастать по вражескому лагерю крупными отрядами в несколько сот воев, когда противник в любой момент может обнаружить тебя (и тогда останется лишь с честью сгинуть, так и не выполнив главной задачи!), идея не самая блестящая. Оттого мне вдвойне сложнее было удержать горячие головы, вроде все того же Захара Глебовича, от попытки атаковать сей же час! Ибо нападение на обоз орды с тысячным отрядом… смело и глупо одновременно. Я ведь видел во сне-яви атаку Коловрата – и ведь даже легендарный богатырь с втрое более крупным отрядом не добился успеха, уничтожив едва ли четверть китайцев да катапульт… Обозная колонна растянулась не менее чем на три с половиной версты, а поскольку пороки еще не построили, то и расположение в ней именно китайских мастеров установить было абсолютно невозможно.