Виридитерра: начало пути
Ноа снова обернулся и то, что предстало его глазам, сложно было назвать именно той Энгстелиг, которую он знал. Ее короткие черные волосы были спутаны, шрамов, которых у нее и без того было множество, гораздо прибавилось и они были глубже, больше. Единственный глаз был черным, и в нем читалась ярость. Сама она сгорблена, словно дикое животное, готовившееся к нападению. Одежда местами истрепана, изорвана и со свежими пятнами крови на ней. И в руках у этой Энгстелиг был ее кинжал – кривой, словно бы искаженный, какой-то неправильный.
– Ох и сочувствую я тебе, – снова сказал Тоби. – Это редкость встретить сразу два страха. Советую определиться, чего больше боишься, и преодолеть тот страх, который поменьше.
Легко сказать: преодолеть страх!
– Но я даже не знаю, почему здесь появилась Энгстелиг! – вскричал Ноа в тот момент, когда Ройван, наконец, отделившись от дыма, двинулся прямо на него.
Ноа не знал, в какую сторону бежать. Спереди Ройван, сзади грозная Энгстелиг, а по сторонам – бесчисленное множество чужих черных домов, ставших картонной декорацией словно из какого-то дешевого спектакля. Он бросил быстрый взгляд на Тоби, но тот лишь развел лапами, мол, справляйся со своими страхами, дружок, тут я тебе не помощник, я просто проводник.
Ройван был уже совсем близко, а Ноа все еще лихорадочно соображал, что же ему делать. Почему, почему же здесь появилась Энгстелиг? Из-за чего он ее боится? Как справиться с Ройваном, который с холодным отрешенным лицом несся прямо на него?
Мысль пришла внезапно – быстрая, отчетливая, как будто навеянная кем-то, – когда в руках Ройвана материализовался меч – длинный изящный клинок. А что, если он – Ноа – подключит свою фантазию, подумает об оружии, это сработает? Парень стал представлять множество видов клинков и подобного оружия, которые когда-либо на картинках, в музеях, в фильмах, но совершенно ничего не происходило.
– Черт, черт, черт, – бормотал Ноа, отступая назад.
Единственное, что утешало, так это то, что Энгстелиг все еще не двигалась. Она стояла, замерев, в той же позе, из которой и появилась – застывшая, скованная невидимыми путами, словно заледеневшая. Рядом с Ноа просвистел меч – Ройван нанес первый удар, и только чудо помогло парню уклониться от него. Движения Ройвана были беспорядочны и хаотичны, но у Ноа было такое чувство, будто он знает, куда он ударит в следующий момент.
Он уклонялся и уклонялся, избегая острого лезвия, непроницаемого взгляда Ройвана, будто застывшая маска. В мольбе Ноа взглянул на Энгстелиг. Ах, было бы прекрасно, если бы здесь была реальная Энгстелиг и помогла ему, совсем как тогда, когда вытащила его из дома, где был Ройван. И тут Ноа почувствовал неприятный укор совести – он был рад бежать из дома, в котором появился этот человек. Как бы он не упрекал ее в том, что она бросила его мать
И Ноа вдруг понял, чего он боится. Он боялся не саму Энгстелиг – не ее пугающего вида, не ее холодности, не ее бесчувственности. Его пугало то, что и она его оставит. И он закричал:
– Энгстелиг! Помогите!
Ноа бросился к ней – и будь, что будет, если он оказался неправ в своей догадке, потому что другого выхода у него не было. Он вцепился в ее руку, ища спасения, смотря в горящий недобрым светом глаз, а Энгстелиг все продолжала стоять, не шелохнувшись. Нет, так не бывает, чтобы зло побеждало добро. Во всех фильмах, что Ноа смотрел, во всех книгах, что он прочел, добро всегда одерживало победу. Не может быть так, чтобы история Ноа так закончилась. Герою всегда кто-то помогает – какая-то чистая сила, само воплощение добра, – и если зло в этой истории Ройван, то Энгстелиг, несомненно, добро.
– Энгстелиг! – снова взмолился Ноа, когда Ройван стоял уже лицом к лицу с ним.
Ройван занес меч высоко над головой, и Ноа зажмурился, готовый принять удар. Но вместо этого раздался звон – удар металла о металл. Ноа распахнул глаза, почувствовав чью-то теплую руку у себя на плече, и понял, что Энгстелиг закрыла его собой, отразив меч Ройвана своим клинком, удлинившимся, принявшим форму меча.
Но то была совсем другая Энгстелиг, неведомая Ноа. Эта Энгстелиг была красива и юна, на бледном лице не было еще ни одного шрама – даже самого маленького – и у нее были оба глаза. Она была чуть ниже ростом с длинными темными кудрями и в другой одежде.
– «Ты делаешь ей больно! Прекрати пытаться добиться того, что тебе не нужно», – прокричала Энгстелиг, и Ноа почему-то показалось, что это было адресовано не ему и не Ройвану.
Она оттолкнула Ноа от себя и пошла в наступление. Энгстелиг закрутилась, завертелась, так ловко обращаясь с мечом, что Ноа и впрямь подумал, что она – его спасение. Ройван пятился назад, отражая нападение, но форма меча Энгстелиг постоянно менялась, он становился чем-то новым – алебардой, саблей, шашкой, – что он просто не успевал приспосабливаться к новой тактике ведения боя.
Ройван вдруг взревел, словно раненый зверь, и всем своим весом бросился на Энгстелиг, свалив ее с ног. Он подгадал правильный момент, когда ее клинок видоизменялся и это сработало. Он отбросил ее меч в сторону и резко схватил за горло. Ноа увидел его спину – совсем как тогда, когда он убил его мать, – и маленькую Энгстелиг, обмякшую.
– Может, ты что-нибудь уже сделаешь? – произнес рядом Тоби.
Ноа не знал, что делает, когда сломя голову побежал к Энгстелиг и яростно выкрикнул: «Оставь ее, оставь, оставь!», но почти в этот же момент из-под земли, словно гейзеры, поднялись столпы белого пламени, устремившиеся к Ройвану. Пламя скользнуло по его спине и потухло, а мужчина зло повернулся к Ноа, но юноша что есть мочи оттолкнул его в сторону. И хоть сдвинуть Ройвана ему не удалось, в местах, где Ноа коснулся его, появилось то самое белое пламя. Ройван, разжав руки и отпустив Энгстелиг, отшатнулся от них, и Ноа снова закричал, почувствовав небывалый прилив сил, идущих от гнева, от страха и любви:
– Ты больше не посмеешь никого тронуть! Никого!
С каждым его словом вокруг них со всех сторон поднимались столпы пламени, которые терзали Ройвана, но не трогали Ноа. Пламя, будто послушный пес, ласкало руки Ноа, ластилось к нему, пытаясь найти снисхождение. Ноа чувствовал внутри себя силу, которая пыталась вырваться на свободу, и он подсознательно знал, что нужно делать. Он коснулся пламени, и оно вдруг прильнуло к нему с большим рвением, сосредотачиваясь и материализуясь в его руке, принимая форму длинного прозрачного – будто бы стеклянного – меча. Меч потихоньку наполнялся белым светом, словно пламя закрадывалось внутрь лезвия, и когда Ройван оказался зажат, скован со всех сторон обступившим его огнем, Ноа сделал то, чего хотел.
Он наотмашь рубанул мечом, но разрезал только воздух.
«Отец и сын, отец и сын. Одно пламя на двоих», – молвил все тот же голос.
Мир вокруг замер.
За спиной Ноа раздались хлопки, юноша обернулся, но там никого не было. Даже Тоби, который все это время оставался молчаливым наблюдателем. Но вдруг перед Ноа оказалась Энгстелиг – та, которой он ее запомнил, со всеми ее шрамами и недостатками. Она положила обе руки ему на плечи и произнесла: