Мистер Невозможный

— Papyri, — словно сквозь зубы произнес мелодичный голос. — Единственное число — papyrus. Множественное — papyri. Латинское слово, происходит от древнегреческого. Это бумага, сделанная не из риса, сэр, а из тростника, произрастающего в здешних краях. Более того, предметы, о которых вы упоминаете — не «штуковины», а очень ценные древние документы. — Она замолчала и затем более мягким, удивленным тоном спросила: — Вы говорите, Трифена? Вы имеете в виду Трифену Сондерс?
— Да, мою кузину, ту, чей конек — эти забавные письмена в картинках.
— Иероглифы, — сказала леди. — Дешифровка которых… Да, ладно. Я не сомневаюсь, что объяснять вам их важность — пустая трата времени и сил.
Она резко повернулась, сопровождаемая восхитительным шелестом шелка, и пошла к выходу. Мистер Бичи поспешил следом за ней.
— Мадам, прошу прощения, что задержал вас в этом неприятном месте, естественно, вы недовольны. Однако я вынужден попросить вас вспомнить…
— Этот человек, — сказала Дафна, понизив голос, недостаточно громко, чтобы Руперт мог расслышать, — идиот.
— Да, мадам, но это все, что мы имеем.
— Может быть, я глуп, — вмешался Руперт, — но неотразимо привлекателен.
— Боже мой, он еще и чудовищно самоуверен, — проворчала Дафна.
— И будучи большим глупым волом, — продолжал он, — могу быть на удивление послушным.
Она остановилась и обратилась к мистеру Бичи:
— Вы уверены, что больше никого нет?
— На всем расстоянии отсюда до Филе.
«Должно быть, до Филе далековато, иначе эта леди не стала бы искать помощи в темницах Каира», — подумал Руперт.
— К тому же я и силен, как вол, — ободряюще добавил он. — Я могу одной рукой поднять вас, а другой вашу служанку.
— Он сохраняет бодрость духа, мадам, — сказал расстроенный мистер Бичи, — мы должны это признать. Разве это не удивительно, ведь он находится в таком ужасном месте?
В подтверждение Руперт принялся насвистывать.
— Очевидно, он не знает лучшего, — заметила Дафна.
— В данных обстоятельствах бесстрашие — большое достоинство, — продолжал мистер Бичи. — Турки это уважают.
Леди что-то тихо сказала. Затем, повернувшись к турку, который привел их сюда — важной персоне, если судить по его огромному тюрбану, — она что-то сказала на одном из этих непостижимых восточных языков. Турок в тюрбане энергично зацокал языком. Она сказала что-то еще. Казалось, это расстроило его. Разговор продолжался.
— Что она говорит? — спросил Руперт. Мистер Бичи ответил, что они изъясняются слишком быстро и он не понимает. Служанка подошла поближе к Руперту: — Моя хозяйка торгуется с ним. Мне жаль, что вы так несообразительны. Когда мы пришли, она была готова заплатить почти полную цену, а теперь говорит, что вы не стоите и половины. — В самом деле? А сколько они запросили?
— Со всеми взятками набегает триста кошельков, — сказала служанка. — Белая рабыня, самая дорогая рабыня, стоит всего двести.
— Полагаю, ты не знаешь, триста кошельков — это сколько в фунтах, шиллингах и пенсах? — сказал Руперт.
— Это больше двух тысяч английских фунтов. Руперт тихонько присвистнул:
— Это действительно дороговато.
— Вот это она и объясняет шейху, — подтвердила служанка. — Она говорит, что от вас мало пользы. Она говорит, что ваша голова на пике была бы хорошим развлечением для каирцев, что другого применения для нее она не видит. Она говорит, что лордов в Англии не меньше, чем шейхов в Египте. Она говорит, что только старший сын лорда представляет какую-то ценность, а вы один из младших. Она говорит, что ваш отец отослал вас сюда потому, что вы слабоумный.
— Поразительно, — рассмеялся Руперт. — А ведь мы только что встретились, и к тому же в темноте. Поразительно умная женщина!
Турок в тюрбане разгорячился. Леди пожала плечами и направилась к выходу.
Цена за освобождение была баснословной, ни один человек, будучи в здравом уме, столько бы не заплатил, включая лорда Харгейта. Но все равно Руперт почувствовал разочарование.
Поиски ее брата могли бы оказаться интересным занятием. Куда интереснее, чем копаться в песке в поисках каменных обломков, и намного приятнее, чем вырывать папирусы из рук вцепившихся в них древних трупов. Да, он знал, как они правильно называются. Карсингтон не просто слышал это слово, а слышал его тысячу раз из уст Трифены. Он притворился, что не знает, только чтобы услышать, что скажет миссис Пембрук, — этот разговор его очень позабавил.
А теперь он, может быть, так никогда и не узнает, как она выглядит.
Служанка ушла вместе с хозяйкой. Мистер Бичи в отчаянии вскинул руки и последовал за ними. Руперт провожал взглядом высокую женскую фигуру, пока мрак не поглотил ее. Но вот человек в тюрбане что-то крикнул. Из темноты появилась миссис Пембрук, и сердце Руперта хотя и слабо, но все же дрогнуло.
Дафна не стала дожидаться освобождения мистера Карсингтона. Договорившись о цене, она предоставила мистеру Бичи разобраться со всеми деталями и распределить взятки — бакшиш, смазочное масло всех сделок в Оттоманской империи.
Ей не терпелось выбраться на воздух. Дафна ругала себя за то, что так долго торговалась с шейхом. Но, обнаружив, на какого болвана она возлагала надежды, а затем, выслушав грубого чинушу, который, вероятно, не мог даже написать свое имя… она пришла в бешенство.
Ее брат попал в беду, похищен, страдает, возможно, погиб — а все мужчины, с которыми она до сих пор сталкивалась, не принимают ее всерьез, смеются над ней или пытаются помешать. От отчаяния Дафна готова была расплакаться. Но больше всего ей хотелось убежать от этой вонючей ямы и всех этих бесчувственных людей. Она не могла надышаться горячим воздухом пустыни, когда наконец вышла из дверей крепости на дневной свет.
— А вы знаете, госпожа, почему они посадили его так глубоко под землю и заковали в цепи? — спросила Лина, Догоняя ее.
— Это очевидно, — сказала Дафна. — Мистер Солт рассказал, что именно мистер Карсингтон и напал вчера на турецкого солдата. Он безмозглый скандалист и негодяй.
Она заторопилась, спеша к воротам крепости, за которыми их ожидали погонщики со своими ослами.
— Я только надеюсь, что другие сыновья графа Харгейта действительно святые, — раздраженно продолжала она. — Только это может послужить утешением для лорда и леди Харгейт в их несчастье… — Дафна замолчала, сообразив, какими словами собирается закончить фразу. — О, что я наделала?
Дафна так резко остановилась, что Лина наткнулась на нее. Когда они распутали свои вуали, Дафна сказала:
— Мы должны передать мистеру Солту, что отказываемся от услуг мистера Карсингтона.
— Но вы же купили его, — удивилась Лина.
— Я плохо соображала, — сказала Дафна. — Там так ужасно пахло, а крысы были такими нахальными! А тут еще этот надменный шейх, пытавшийся угрожать мне… и мистер Карсингтон вел себя так вызывающе со своими «рисовыми папками» и «штуковинами»… Если бы не все это, я бы сообразила, что он последний человек, который подходит для моих целей. Я уверена, что нам придется иметь дело с преступниками. Наше предприятие требует холодного расчетливого ума. Джованни Бельдони — вот кто мне нужен. Уж он-то знает, когда применить убеждение, даже хитрость, а когда — силу.
— Когда мы впервые пришли сюда, и мистер Бичи увел вас знакомиться с шейхом, я слышала, о чем болтали стражники, — сказала Лина. — Они говорили, что никакая охрана не удержит этого англичанина. Он ловкий, хитрый и не знает страха. Вот поэтому-то они заковали его в самой глубокой темнице Каира.
— Любой, кто совершенно ничего не боится, — или безумец, или идиот, — сказала Дафна.
Лина показала на ее голову.
— У вас столько ума, что хватит на шестерых мужчин. Вам не нужен человек с хорошими мозгами. Вам нужен бесстрашный человек с крепкими мускулами.
Дафна не знала, достаточно ли крепкие мускулы у мистера Карсингтона. Она видела только его высокую темную фигуру. Но в нем не было ничего призрачного! Дафна ощущала его присутствие все время, пока торговалась с шейхом. До нее доносился его звучный насмешливый голос, в то время как у него не было никакого повода для смеха. Она слышала, как скреблись крысы, ощущала омерзительный запах и знала, каковы его тюремщики.