Пленники ночи
Лейла тряхнула головой. Что бы она ни почувствовала — а скорее всего вообразила, — она не может себе позволить отвлечься.
— Никто не ставит под сомнение ваши умственные способности, миссис Боумонт. Мы просто пытаемся реконструировать картину событий, предшествовавших смерти вашего мужа.
— Я уже все сказала. После того как мистер Боумонт ушел из студии, живым я его больше не видела. Я не покидала студию в тот промежуток времени, когда он ушел и когда я обнаружила его тело. Миссис Демптон вошла в спальню мужа вместе со мной, Я оставалась в студии — дверь при этом была не заперта — до того времени, когда миссис Демптон обычно приносит чай. Все было именно так, и об этом свидетельствует моя картина.
На сей раз коронер не посчитал нужным скрыть свое удивление.
— Прошу прощения, мадам, какая картина? И о чем она может свидетельствовать?
— Я уверена, что представители обвинения видели еще не высохший натюрморт, который я писала все это время, что находилась в студии. Любой художник подтвердит вам, что он не был написан ни в состоянии возбуждения, ни наспех. Если бы я прервала работу для того, чтобы убить своего мужа, я даже просто технически не смогла бы выполнить эту работу, потому что она требует полной концентрации.
Коронер долго смотрел на Лейлу. Между тем шепот в зале превратился в тихий гул. Коронер обратился к своему клерку:
— Надо позвать эксперта по живописи. Присяжные застонали.
— Мне остается только сожалеть, мадам, — коронер снова повернулся к Лейле, — что раньше вы не поделились своими соображениями относительно этих деталей. Вы, конечно, понимаете, сколь они важны. Вы смогли бы сэкономить для королевской казны те деньги, о которых вы уже упоминали.
— Я думала об этом, — высокомерно заявила Лейла. — Но, видимо, никто другой об этом не позаботился, раз мне не задали соответствующих вопросов. Поскольку я мало что смыслю в ^подобных расследованиях, для меня оставалось загадкой, почему в центре внимания оказалась наша ссора с мистером Боумонтом и истерика миссис Демптон. И хотя я понимаю, почему показания, основанные на слухах, оказались важнее существенных улик, не мое дело указывать профессионалам, как им надо вести дело. Я не позволила бы себе упомянуть об этих фактах сегодня, если бы не оказалось, что они, по-видимому, вообще выпали из поля зрения следствия.
— Понятно, — почти прорычал коронер. — Не хотите ли упомянуть еще о чем-нибудь, миссис Боумонт?
Какое-то время спустя Исмал сел в карету напротив лорда Квентина.
— Это заняло довольно много времени, но мы получили тот вердикт, который хотели, — сказал его светлость. — Случайная смерть от передозировки опиума.
— Оно и к лучшему, что следствие несколько затянулось. Зато коронер уверен, что выполнил свой долг.
Исмал снял засаленный парик и стал внимательно его разглядывать. Лейла Боумонт его узнала в этом наряде. Даже Квентину — сначала — это не удалось, а она, хотя он и был от нее далеко, узнала, несмотря на то что ее донимал вопросами неутомимый коронер.
— И публика будет удовлетворена, я надеюсь. — Квентин нахмурился. — Чего не скажешь про меня, но тут уж ничего не поделаешь. Нельзя было позволить, чтобы вердиктом стало убийство.
— Мы сделали то, что было необходимо.
— Все прошло бы гораздо лучше, если бы мадам не выставила нас такими дураками.
— Вы имеете в виду картину?
Сэр Грегори Уильяме, художник-эксперт, настаивал на том, что картина не могла быть закончена меньше, чем за два дня, и вообще отказался поверить в то, что она была написана женщиной. В результате этого несколько судейских были посланы в дом мадам за другими образцами ее работы. Через час после того, как сэр Грегори высказал свои женоненавистнические замечания, ему пришлось с позором от них отказаться.
— Сэр Грегори выглядел довольно глупо, — сказал Исмал. — Хотя у него хватило ума признать свою ошибку. Как это он выразился? «Да, натюрморт со стеклянной посудой, несомненно, принадлежит кисти этой леди, а трактовка темы и характер мазков свидетельствуют о том, что художница пребывала в состоянии абсолютного душевного равновесия».
Исмалу тоже пришлось признать свою ошибку. Он совсем упустил из виду значение непросохшей краски. Когда он был в студии, его внимание было целиком поглощено тем разгромом, который учинила Лейла. Исмал больше думал о ее темпераменте… о ее страстности… Это и было его ошибкой.
— Всё эти чертовы чернила… — пробормотал Квентин. — Если она его не убивала…
— Совершенно очевидно, что не убивала.
— Раньше вы не были так в этом уверены.
— А мне и не надо было быть уверенным. Для моих целей не имеет значения, виновна она или нет.
— Если она не разлила эти чернила, чтобы защитить себя, возможно, она хотела защитить кого-то другого, — настаивал Квентин. — Или вы думаете, что пузырек с чернилами стоял на тумбочке, где ему нечего было делать? Не нашли ни дневника, ни бумаги, ни даже ручки. Как вы это объясняете?
— Боумонт мог поставить его на минуту, а потом забыть о нем. — Исмал пожал плечами. — Объяснений может быть сколько угодно.
— Но не объясняет ее поведения. Вы же видели, какая она сообразительная. — Квентин задумался. — Интересно, она действительно считает, что смерть Боумонта была несчастным случаем? Неужели эта умная женщина не заметила того, что очевидно даже для меня?
— А это имеет значение? Дело улажено, наш секрет не разгадан, и никто из ваших благородных друзей не будет беспокоиться из-за неприятного расследования убийства.
— Скорее всего именно один из этих благородных друзей его и убил, — мрачно заявил Квентин. — Даже если мои руки связаны и правосудие не свершится, мне хотелось бы знать, кто это сделал. А вы не хотите этого знать? Неужели у вас не осталось вопросов, на которые вам хотелось бы получить ответы?
«Да, — подумал Исмал. — Хотелось бы знать, как эта необыкновенная женщина распознала меня под одеждой констебля». Это беспокоило Исмала даже больше, чем тот нехарактерный для него факт, что он пришел к ошибочному заключению. Цивилизованный человек, живущий в нем, подсказывал ему, что Лейла сумела распознать его в неопрятном констебле потому, что она художница и очень наблюдательна. А сидевший в нем суеверный дикарь верил в то, что этой женщине дано видеть людей насквозь.
Ни один человек, даже он, не может знать, что творится в душе и голове другого человека. А ей это оказалось по силам! Да, он раскрывает тайны, но не с помощью магической силы, а благодаря умению наблюдать и разгадывать малейшие изменения — в тембре голоса, выражении лица, характере жестов. Сам он никогда не выдавал себя такими неосторожными уликами. Но Лейла что-то разглядела. Он чем-то себя выдал!
Исмал не любил все эти «что-то» и «чем-то», говорившие о том, что он теряет над собой контроль. Когда-то, десять лет том; назад, любовь к женщине ослабила его волю и разум, и он до сих пор за это расплачивается. Больше он так рисковать не станет. Для приличия он придет на похороны. А потом вернется на континент и постарается забыть Лейлу.
— Нет, я не любопытен. Дело сделано, проблемы больше нет, и я доволен, — сказал он вслух.
Глава 4
Похороны Фрэнсиса состоялись на следующий день после слушания дела о его смерти. После них граф Эсмонд вместе с остальными приехал в дом Боумонтов. Он выразил свои соболезнования и любезно предложил оставить с Лейлой Ника до тех пор, пока Демптоны не найдут себе новых хозяев.
Лейла вежливо отклонила предложение графа. Его речи и манеры были безупречны — не слишком холодны и не сверхсердечны, но исходивший от него холод был настолько ощутим, что казалось, будто между ними была стена изо льда.
Когда Лейла начала объяснять, что один из слуг Эриара временно останется в ее доме, Дэвид и Фиона стали настаивать на том, чтобы прислать кого-нибудь из своих слуг. Фиона разозлилась на Дэвида, когда герцог Лэнгфорд, стоявший рядом и беседовавший с лордом Квентином, позволил себе высказать свое мнение.