Ухожу на задание…

Сейчас у Федора сто забот. Надо получить оружие и патроны, одеться, проворить рацию. Я поспешил на помощь ему.
Радиостанция РБМ была упаковала в два довольно тяжелых металлических ящика с заплечными ремнями. В одном — аппаратура, в другом — аккумуляторы и сухие батареи. Один ящик должен нести сам Федор, второй — сигнальщик из группы прикрытия. Кроме рации на Гребенщикове противогаз, наган в кобуре, гранаты. В руке брезентовый мешочек с запасными частями. Нагрузился так, что шагнуть трудно.
— Федя, я с тобой пойду!
Он обрадованно взглянул на меня.
— Правильно! Вдвоем надежней. Если один того…
Гребенщиков выразительно махнул рукой. — Спроси Карнаухова!
Старшину группы пошел в радиорубке. Он был занят. От сотрясения во время боя нарушился контакт в передатчике. Карнаухов проверил схему, искал повреждение. Он не сразу понял, чего я прошу. Потом покачал головой: зачем же рисковать еще одним человеком?
— Товарищ главстаршина, — взмолился я, — Гребенщикову тяжело, а у меня сейчас никаких дел!
— Ладно. Ступай к командиру. Доложи, что главстаршина не возражает.
Бегом к мостику. Капитан-лейтенант Кузьменко спускался по трапу, на ходу отдавая распоряжения помощнику. Я стал на его пути:
— Разрешите обратиться?
— В чем дело?
Торопливо пересказал ему то, о чем только что говорил с главстаршиной. А в это время у трапа появился и сам Карнаухов, запыхавшийся, с засученными по локти рукавами кителя.
— Отпустить Успенского? — спросил его командир.
— Следовало бы.
— Идите.
Я бросился в коридор кают-компании. Схватил винтовку, подсумок с патронами. Засунул в карман брюк несколько гранат. Кто-то подал тяжелую каску. Вася Кузнецов помог надеть ящик с радиостанцией. И хотя утро было прохладным, после такой беготни, да еще с грузом, мне сделалось жарко.
Прозвучала команда:
— Корректировочной группе построиться на шкафуте!
На правом фланге встали мы, двое радистов. Потом старшина 1-й статьи Михайлов, командир корабельных пулеметчиков, пожилой, спокойный человек и отличный знаток своего дела. На плече у него ручной пулемет. Дальше — молодежь: сигнальщик Василий Басов, рыжий балагур Василий Кузнецов, артиллерийский электрик Александр Кузнецов, торпедист Александр Платонов и еще человек пять, все с винтовками: автоматов на корабле еще не было.
Капитан-лейтенант Кузьменко вышел к нам с незнакомым офицером.
— Это капитан-лейтенант Собачкин. Он поведет вас на берег. Желаю успеха, товарищи.
— На катер! — скомандовал Собачкин.
Матросы прикрытия быстро попрыгали на палубу катера. Мы с Гребенщиковым спустились осторожно: с нашим грузом не разбежишься.
На шкафуте столпились друзья. Кто-то подал хлеб, консервы. Из радиорубки выскочил Олег.
— Володя, адрес! Адрес домашний!
Я бросил ому записную книжку. Там адреса, а главное — стихи. Олегу можно доверить и это.
— Бескозырки взяли? — напомнил старпом.
Все лезут за пазуху, проверяют. Конечно взяли. На головах у нас каски: так положено. Но когда начнется бой, каски поснимают. И не только потому, что в них неудобно. Испокон веков так: в атаку моряки идут в тельняшках и бескозырках…
О событиях, которые развернулись на «Вьюге» после отправки корректировочной группы, я узнал через некоторое время от своих товарищей. Сторожевик получал распоряжение подойти к берегу и высадить прямо на причал остатки десанта, выгрузить боеприпасы. Японцы, засевшие в прибрежных каменных постройках, стремились помешать этому, стреляли по десантникам и кораблю. Но врагу мешала плохая видимость.
На причале пусто, некому принять с корабля бросательный конец. «Вьюга» остановилась. Еще минута-другая — и корму занесет в сторону. Тогда нужно будет делать новый заход.
— Двоим на берег! — распорядился капитан-лейтенант Кузьменко.
Комсомольцы Скачок и Лазицкий быстро сбросили себя одежду и прыгнули в воду. Плыли среди разбитых ящиков, бревен, отталкивая трупы. Плыли к берегу, занятому противником.
Прикрывая смельчаков, с кормового мостика «Вьюги» ударили крупнокалиберные пулеметы. Здесь же, на корме, устроились с винтовками лучшие наши стрелки.
 
Старшина минеров Баклыков принес противотанковое ружье и прямо с палубы открыл огонь по окнам дома, из которого бил японский пулемет. После нескольких выстрелов пулемет замолчал. А Баклыков выискивал все новые и новые цели.
Скачек и Лазицкий благополучно доплыли до берега, вылезли на причал и, пригибаясь под пулями, приняли концы, вытянули и закрепили трос. Началась выгрузка.
Японцы нажимали. Предприняв контратаку, они прорвались к самой бухте. Рукопашный бой завязался прямо на причале. Густо летели пули. Одна па них разбила иллюминатор в каюте командира корабля. Появились пробоины в дымовой трубе. Но «Вьюга» не покинула десантников. Когда возникла опасность, что японцы ворвутся по трапу на палубу или забросают корабль гранатами, Кузьменко только оттянулся на швартовых метров на двадцать.
Предчувствуя близкий успех, противник усилил натиск. В просветах между горящими складами появились новые подразделения. И тогда вступили в дело 102 миллиметровые орудия «Вьюги».
Артиллеристы дали восемь залпов картечью. Очевидцы говорили, что это было страшное зрелище. Пушки били почти в упор, и картечь буквально сметала самураев. А то из них, кому посчастливилось уцелеть, в панике бежали с причалов.
Наш скромный капитан-лейтенант, который в базе швартовался всегда с такой осторожностью, в тот раз поразил своей смелостью и решительностью самых завзятых лихачей.
Командир батальона морской пехоты, дравшегося на причалах, прислал на «Вьюгу» связного с короткой запиской: «Сердечно благодарим за поддержку. Перехожу в наступление».
За этот бой Игорь Кириллович Кузьменко был награжден орденом Красного Знамени.
  
Один за всех
 
Сейсин (ныне Чхончжин) был ключевой позицией японской обороны в Северной Корее. Здесь находились большие заводы и склады. Сюда с трех сторон тянулись стальные железнодорожные пути. Хорошо оборудованный порт способен был принимать корабли всех классов.
Город, живописно вытянувшийся вдоль берега, словно самой природой был приспособлен к длительной обороне. На западе высились горные хребты с голыми скалистыми пиками. Оттуда к Сейсину не пробьешься. С севера — тоже горы. А на подступах к порту горбатился лесистый мыс. Японцы умело использовали географическое положение города, разместили на господствующих высотах артиллерийские батареи, доты и дзоты.
Долговременные огневые точки были подготовлены и в самом порту, и на городской окраине, и на гряде сопок, отделивших город от порта. Для обороны использовались все каменные здания. Имелась целая система траншей, ходов сообщения, проволочных заграждений, минных полей.
Гарнизон Сейсина состоял из полка пехоты, нескольких жандармских отрядов и сводного батальона, который был укомплектован слушателями офицерской школы усовершенствования и курсантами военного училища. Это были потомственные самураи, слепо преданные своему «божественному микадо» и воспитанные в духе самопожертвования.
В общей сложности японский гарнизон насчитывал около трех с половиной тысяч человек. Кроме того, возле Сейсина формировалась добровольческая бригада из полицейских и чиновников, из тех корейцев, которые предали интересы своей родины и перешли на службу к оккупантам. Эта бригада к началу войны не была еще обучена. Однако японцы ввели в бой и ее.
Противник стремился во что бы то ни стало удержать порт и железнодорожный узел, эвакуировать на юг свои главные силы, отступавшие под ударами советских войск из Северной Кореи. Наш десант был для японцев как кость в горле. Или вытащить, или задохнуться — третьего они не имели.
Я пишу обо всем этом для того, чтобы читатель понял, почему бои за Сейсин оказались очень жестокими и кровопролитными. Хотя вообще-то война с Японией была кратковременной и обошлась для нас без больших потерь. Сказался огромный опыт советских полководцев, сказалась боевая выучка советских войск, приобретенная в битвах на западе.