Слепой. Ловушка для слепого
В этом не было ничего удивительного. Теоретически Глеб Сиверов получил свой прежний статус секретного агента ФСБ, на долю которого приходятся наиболее сложные и опасные поручения, связанные с физическим устранением лиц, по тем или иным причинам недосягаемых для официального закона. На деле же никто не давал ему никаких поручений, и порой ему казалось, что о нем просто забыли. Его снабдили несколькими комплектами документов, предоставили жилье и конспиративную квартиру в Кривоколенном, щедро ссудили деньгами, выдали оружие и оставили в покое. Он знал, что забывчивость не входит в число недостатков, присущих его работодателям, и понимал, что это затишье – передышка перед очередным заданием. Новый шеф просто давал Слепому прийти в себя и осмотреться, чтобы во время выполнения задания он не отвлекался на такие пустяки, как мелькнувшее в толпе знакомое лицо или памятный отрезок улицы, где он когда-то назначал свидание.
Слепой не глядя раздавил в пепельнице окурок и неторопливо закурил следующую сигарету. Спешить было некуда, а пищи для размышлений накопилось более чем достаточно. Прежде всего его беспокоила личность нового куратора. Полковник Малахов оставался для Слепого загадкой. То, что он вырвал потерявшего память агента из когтей неминуемой гибели, ровным счетом ни о чем не говорило: на его месте любой из коллег повел бы себя точно так же. Какой смысл, к примеру, оставлять в огне ценный прибор, когда его можно спасти и, более того, присвоить? Поведение полковника в этой ситуации было логичным и вполне оправданным с любой точки зрения. Непонятно было другое: что он намерен делать со спасенным инструментом? Когда-то Глеб Сиверов сам решал, за какие задания он будет браться, а за какие нет, но с тех пор утекло много воды, и теперь немолодой, похожий на мелкого служащего полковник ФСБ держал Слепого в кулаке. Малахов слишком много знал о своем новом агенте, и это активно не нравилось Глебу Сиверову.
«Посмотрим, – решил он наконец. – Посмотрим, с чем он придет, что скажет, в какую мишень прикажет ударить. Тогда сразу станет видно, на дело он работает или на собственный карман. И тогда решу, работать с ним или немного поводить его за салом, прежде чем исчезнуть. Не может же он всерьез рассчитывать на то, что меня можно долго держать в кулаке!»
Слепой распахнул дверцу и выбрался из машины, поправляя на переносице очки с притемненными стеклами. День выдался солнечный, и даже в очках приходилось щуриться, чтобы чересчур яркий свет не резал глаза. Он вздохнул полной грудью и улыбнулся. Новая жизнь была полна проблем, но это была жизнь, а не прозябание, которое предшествовало ей в течение нескольких долгих месяцев.
Заперев машину, он набрал код на двери подъезда и поднялся на пятый этаж по старинной каменной лестнице с широкими пологими ступеньками. Квартира, подысканная для него полковником Малаховым, представляла собой своего рода архитектурный казус, этакий конструктивный выкидыш, нелепый, незапланированный и потому неповторимый и необъяснимо привлекательный. Это были две небольшие комнатки, возникшие в результате перестройки старинного доходного дома, напоминавшие из-за своих мизерных размеров и высоты потолков два спаренных дымохода. Полы в них располагались на разных уровнях, а меньшая из комнат вдобавок щеголяла двумя острыми углами и, соответственно, двумя тупыми. Потолок в ней косо спускался сверху вниз, повторяя линию крыши, и там, на недосягаемой высоте, как полная луна в изображении кубиста, сияло пыльное квадратное окошко.
Окно большой комнаты выходило во двор, а из похожего на бойницу окошка микроскопической кухни открывался вид на переулок. Эта квартира сразу понравилась Глебу, и даже то обстоятельство, что он явно был не первым спецслужбистом, занимавшим это помещение, не могло испортить настроение.
В большой комнате стоял обширный, очень прочный, хотя и далеко не новый дубовый стол, на котором Глеб обнаружил неплохой компьютер. Порывшись в каталогах, он убедился в том, что до него квартиру занимал какой-то офицер ФСБ или ФСК. Что стало с прежним хозяином квартиры и почему секретную информацию, хранившуюся в памяти компьютера, не удалили, Слепой не знал, но подозревал, что секретные файлы оставлены в его распоряжении не без умысла. Никаких государственных тайн в этой документации не содержалось: в основном это были агентурные данные, касавшиеся воротил московского черного рынка и некоторых уголовных авторитетов. Чтиво было на редкость увлекательно, и Сиверов провел за компьютером долгие часы, усваивая информацию, которая, как он догадывался, могла когда-нибудь пригодиться.
Он приходил сюда как на работу: почему-то не хотелось, чтобы звонок полковника Малахова застал его дома. Дома хватало проблем и без полковничьих звонков. Они с Ириной никак не могли заново привыкнуть друг к другу, то сходясь, то разъезжаясь по своим квартирам, боясь прямого разговора и с каждым днем все яснее понимая, что он необходим, если они не хотят окончательно запутать свои и без того неимоверно сложные отношения. Ирина напоминала ему открытую рану, болезненно реагирующую на каждое прикосновение. Его собственное состояние вряд ли выглядело лучше, но он оставался офицером и умел держать себя в руках – не только внешне, но и внутренне.
Он сходил на кухню и сварил кофе на газовой плите, помнившей, казалось, времена прихода к власти Никиты Сергеевича. Джезва тоже досталась ему по наследству – вместительная, медная, с подпаленной деревянной ручкой и потемневшими боками, она имела очень рабочий, сугубо утилитарный вид. Когда Глеб пришел сюда впервые, он обнаружил в шкафчике над мойкой полбанки молотого кофе. Кофе оказался превосходным, и Слепой проникся к прежнему хозяину квартиры неосознанной симпатией. То обстоятельство, что он пользуется вещами и продуктами человека, который скорее всего умер насильственной смертью, не вызывало в Слепом никаких эмоций, кроме легкого сожаления: этот незнакомый ему эфэсбэшник был, судя по некоторым признакам, неплохим парнем. Глеб даже не стал ничего менять в обстановке квартиры – здесь и так было уютно, а входная дверь, казалось, могла выдержать профессиональный штурм до батальона омоновцев.
Вылив кофе в тонкую фарфоровую чашечку, Глеб вернулся в большую комнату и опустился на диван напротив окна. Все-таки это было здорово – хороший кофе, хорошая сигарета, чистые руки и свобода передвижения. Где-то на заднем плане зловещей тенью маячил непонятный полковник Малахов, отношения с Ириной складывались совсем не так, как хотелось бы, но Слепой чувствовал, что все эти трудности временные: теперь он снова стал хозяином своей судьбы.
Допив кофе, он выдвинул ящик стола и взял в руки пистолет. Это был армейский кольт – к сожалению, не тот, который был у Глеба раньше. Чтобы чем-нибудь занять руки, он в сотый раз разобрал и придирчиво проверил оружие, чуть ли не обнюхав каждый винтик: пуганая ворона, как известно, боится каждого куста, и Слепой не хотел неожиданностей.
Пистолет, как и следовало ожидать, оказался в полном порядке, и Глеб с некоторым сожалением вернул его в ящик стола. Ему казалось, что отдых затянулся, безделье начинало тяготить его. «Это он меня специально маринует, – подумал он о полковнике Малахове, – чтобы я озверел от безделья. Однако безделье бездельем, а некоторая сумма сейчас, откровенно говоря, мне не помешала бы.»
Это была чистая правда: выданный полковником аванс подходил к концу, и в отдалении уже замаячил призрак того, от чего Глеб Сиверов отвык давным-давно, – призрак безденежья. Пора было либо приниматься за дело, либо наниматься грузчиком в ближайший гастроном.
«Интересно, – подумал Глеб, – устроит ли Ирину такая профессиональная переориентация?»
Он снова включил компьютер и принялся до боли в глазах вчитываться в сухие строчки рапортов и донесений. Он читал до тех пор, пока не стало казаться, что с экрана вот-вот закапает свежая кровь. Судя по тому, что он читал, за время его отсутствия людей, остро нуждавшихся в том, чтобы кто-нибудь отправил их на два метра в глубь земной коры, в Москве ничуть не убавилось, а скорее наоборот. Он уже мог назвать не менее десятка фамилий тех, кого не мешало бы убрать, чтобы воздух в городе – да и во всей стране, коли на то пошло, – стал намного чище.