«…Миг между прошлым и будущим»
Ездил без прав. Потом мне вдруг предложили по случаю трофейный «Харлей Дэвидсон». Огромный, красивый, но английского образца — коляска у него была слева. Я купил его, а свой К-125 решил продать.
Мы с покупателем сели на мой старый, чтобы проверить его. Было утро, первые осенние заморозки, легкий ледок на асфальте. А мотоцикл — как корова на льду, он сразу раз — и на бок. Скорость хоть и небольшая, километров шестьдесят, но мы ехали под горку и остановиться не можем. Один квартал проезжаем, лежа на боку, второй… Однако перед падением я все же успел ему сказать: видишь, мол, какой хороший мотоцикл ты у меня покупаешь, просто зверь!.. И вдруг видим: ишак с тележкой переходит дорогу… Ну, думаю, все, сейчас в него врежемся, ишаку будет несладко и нам достанется!.. Но как-то проскочили…
От «Харлея» я потом люльку отцепил и ездил. Тоже без прав. Носился на нем!.. Милиция меня догнать хочет, но не может. Меня уже знали: ездит такой гонщик в кепке с козырьком…
Я в консерваторию приезжал и во дворе его ставил.
Как-то раз еду, еще с люлькой, мне милиционер дает знак останавиться, я — в сторону, он схватил своего «козлика» и — за мной. Я — по какой-то улице, где нет асфальта, а только кочки да ямы. Сиденье из люльки выпало, я и не заметил. Доехал до асфальта, повернул направо и понесся вверх по улице, он и отстал. Вдруг передо мной — грузовик! Хочу его обогнать слева, а он неожиданно сам резко поворачивает влево. Я дико затормозил, люльку занесло, мотоцикл перевернуло. Я упал на асфальт, мотоцикл перелетел через меня, упал на сиденье, отскочил, снова — на колеса и передним колесом угодил в арык. Вскочил, боли не чувствую, подбежал к мотоциклу, тащу его, а он тяжеленный, двести килограммов весит. Надо было нажать педаль сцепления, чтобы выключить скорость, он на скорости стоит. Забыл впопыхах! Наконец еле-еле вытащил, залез, а тяги, которые держат люльку, порвались, ехать невозможно.
Тут уже толпа собралась, трамвай остановился. Подошел человек в штатском, спрашивает:
— Вы в порядке?
Смотрю, милиционер мой на «козлике» подъезжает и со свирепым видом идет ко мне. А этот в штатском показывает ему удостоверение (он сам, оказалось, из ГАИ) и говорит:
— Осторожно, осторожно!.. Он упал, я все видел…
От «Харлея» я потом люльку отцепил и ездил. Тоже без прав. Носился на нем!.. Милиция меня догнать хочет, но не может. Меня уже знали: ездит такой гонщик в кепке с козырьком…
А тот:
— Так он, разбойник, без прав ездит!
Короче, увезли меня в ГАИ. Я такой грустный, иду домой. Зашел к одной знакомой, у нее муж в уголовном розыске работал и погиб. Его хорошо все знали. Она мне говорит:
— Сегодня как раз вечер ГАИ в Доме культуры. Бери аккордеон и — туда!
Я пришел, там действительно милиционеры гуляют. Я где-то сел в углу и начал играть. Все оживились, стали танцевать. Потом моя знакомая подошла к заместителю начальника ГАИ и все про меня рассказала. Он говорит:
— Сейчас сарай закрыт. Пусть завтра утром подходит.
И мне мой любимый мотоцикл вернули. А потом я сдал на права.
Но на втором курсе не выдержал и продал свой аккордеон. Занял у старика, у которого жил, шесть тысяч (через три месяца должен был отдать восемь). Проценты, конечно, огромные. Но слишком велико было желание купить машину!
Мне попалась «Победа» зеленого цвета с пробегом двенадцать тысяч километров. Все бы хорошо, но подошло время возвращать долг, а денег нет. Надо продавать машину.
Продавали — веселились, посчитали — прослезились…
Я узнал, что ее можно было удачно продать в Ташкенте. Тысяч за двадцать пять. Ну, думаю, отдам долг, да еще и куплю себе какую-нибудь машинешку на остаток…
Договорился со своим другом Леонидом Афанасьевым, тоже композитором, ехать в Ташкент вместе. Он постарше меня лет на пять, во время войны был летчиком. Его самолет сбили, самого ранили, у него с тех пор болела спина.
Леня тогда получил Госпремию в Москве за концерт для скрипки с оркестром. Он потом переехал в Москву, два года учился в аспирантуре при Московской консерватории. Кстати, говорил, что наш профессор Брусиловский не жалел для нас времени, а вот своего московского педагога Арама Хачатуряна Леня видел всего пару раз в год. Тот на гастролях или сочиняет. И занимались с аспирантами ассистенты…
Чтобы сделать нашу поездку еще более рентабельной, мы с Леней купили сто килограммов яблок, загрузили в багажник и поехали. Дорога хорошая, погода чудесная, климат изумительный. Если в мае кончились дожди, то до ноября — никакой сырости. Ну, гроза, может, прогремит — и все. Солнышко, горы, снег на вершинах… И два яблочных коммерсанта на зеленой «Победе».
Переезжаем перевал, едем через город Фрунзе. Смеркается. Выезжаем к речке. Надо искать брод, на другой берег перебираться.
— Ты, Леня, — говорю, — в воду не пойдешь: у тебя спина. Пойду я!
А вода — с гор, ледяная!..
— Может, так проедем? — предлагаю я.
Сунулись мы в реку — мотор и заглох…
Есть способ двигать машину с помощью домкрата. Ставлю сбоку, между дверями домкрат, поднимаю машину на максимум, потом сталкиваю вперед. Она на полметра продвигается. Снова на домкрат… И так далее. Сизифов труд.
Вот так с полчасика я кувыркался в ледяной водичке, поленившись найди нормальный брод. Выбрались на сухое место, протерли свечи. Завелась «Победа». Какое счастье!.. И тут вдруг подъезжает грузовик, шофер говорит:
— Видим, мучаетесь. Хотели вас вытащить…
Заночевали в поле. Леня — на заднем сиденье. Я — на переднем. Въезжаем утром в пригород Ташкента. А в нем все окна смотрят во двор, с улицы видны только стены домов. Раскрыли мы багажник, а там — компот из нашего яблочного бизнеса. Отдали все это свиньям. Их хозяева были очень нам благодарны. Как, впрочем, и сами хрюшки.
Я как в математике, так и в коммерции — ни бум-бум!
Едем дальше. Глядь — колесо лопнуло! Поставили запаску, двинулись к рынку. Видим — вулканизационная мастерская. Поставили мы машину через дорогу напротив, я переоделся. Костюмчик аккуратненько сложил на заднее сиденье, Леня положил туда же свой пиджак.
Когда вернулись из мастерской, машина уже была начисто вычищена добрыми людьми. Ни денег, ни одежды! Вся оставшаяся наличность — пять рублей, что были с собой, из имущества — Лёнин макинтош в багажнике. А надо же и бензин купить, и в гостиницу устроиться…
Кое-как мы доехали до Самарканда и принялись таксовать — возить пассажиров от центра до вокзала. Зарабатывали деньги. Леня сел за руль, а я — сзади с монтировкой, на всякий случай. Вдруг бандиты сядут. Ка-ак дам бандюгану!..
Одна поездка — три-пять рублей. Гоняли два часа без передыху. Наконец, мой друг Леня, лауреат Государственной премии, сел считать барыши. Насчитал около полутора сотен рублей.
Сняли номер в гостинице, умылись, пошли в ресторан. Леня — в своем макинтоше, потому что пиджак украли, а я — вообще как оборвыш.
— Ничего, — говорю. — Как будто я твой шофер.
А утром нашли покупателя, адрес которого мне еще в Алма-Ате дали. Он обещал восемнадцать тысяч, а тут заартачился: мол, плохая резина, тут ее не купишь, а в Алма-Ате она есть.
Он дал пять тысяч задатка, и мы с Леней полетели в Алма-Ату покупать покрышки. Леня там остался, а я с покрышками вернулся в Узбекистан.
Поставили колеса. Все хорошо, и вдруг появился новый покупатель. Обещает двадцать две тысячи, только не сразу, а частями. Вот тут он меня и поймал! Заплатил тринадцать, остальные так и не отдал. Я даже в суд подавал на него. Присудили — платить. Потом туда мама ездила. Он по шестьсот рублей в месяц что-то выплатил, но не все.
А долг старику-ростовщику я отдал вовремя.
Чем отличается рояль от дивана?
Прихожу в консерваторию, а ребята мне говорят:
— Иди, посмотри на доску приказов!
Читаю: «Студент Зацепин исключен за систематические пропуски».