Клятва всадника ветра

Он говорил легким тоном, но его взгляд был ровным, и она смотрела на него несколько мгновений, прежде чем кивнула.
- Вижу это, - сказала она. - Это забавно, не так ли? Все песни и сказки полны приключений, а не того, что на самом деле происходит на войне. И я слышала много песен о великолепных победах и несгибаемости даже при поражении. Но я не думаю, что когда-либо слышала хотя бы один случай, когда проигравшая сторона в конечном итоге признает, что лучше бы они не выигрывали.
Подвижные уши Базела насторожились, а одна бровь выгнулась дугой, но Брандарк просто кивнул, как будто не удивленный ее наблюдением.
- Это нелегко сделать, - согласился он. - И барды, которые пишут песни, предполагающие, что хорошо, когда их собственная сторона получила пинок под зад, как правило, находят свою аудиторию менее восприимчивой. К сожалению, это не значит, что иногда это неправда, не так ли?
- Нет, не думаю, что это имеет значение, - сказала она и снова посмотрела на Базела. - Итак, из того, что вы и лорд Брандарк говорите, принц Базел, звучит так, как будто вы, в конце концов, можете оказаться официальным послом короля градани.
Глубокий, рокочущий смешок Базела мог бы вызвать тревогу, если бы она не слышала его раньше и не знала, что это такое. Она склонила голову набок, глядя на него, и он ухмыльнулся.
- Теперь этого не будет. - Он покачал головой. - Во-первых, у меня нет ни малейшего желания быть чьим-либо "официальным послом". Во-вторых, миледи, я еще меньше представляю, как им стать! И в-третьих, единственное, чем мой отец, скорее всего, никогда себя не назовет, - это "король градани".
- Тут я должен согласиться с Базелом, - согласился Брандарк с чуть менее раскатистым смехом, чем у него самого. - Князь Бахнак - это много чего, миледи, но одна вещь, от которой он удивительно свободен, - это что-либо, напоминающее манию величия. В отличие от Базела, он также очень умный парень. Что означает, что он точно понимает, как трудно кучке князей градани было бы воспринимать всерьез любого, кто называл себя "королем Градани". Я понятия не имею, какой титул он в конце концов придумает, но я уверен, что в нем нигде не будет слова "король".
- Возможно, и нет, - сказала она. - Но то, как он решит себя называть, не изменит того, кто он есть на самом деле, не так ли? - Ее тон был немного язвительнее, а зеленые глаза, смотревшие на двух градани, были немного жестче.
- Да, этого не произойдет, - согласился Брандарк. - Что, полагаю, и есть моя настоящая точка зрения. Точно так же, как он вряд ли утрет нос своим недавним врагам в их поражении, назвав себя королем, он не собирается еще больше осложнять положение твоего отца, прося его официально принять посла градани при своем дворе.
Глаза Лианы на мгновение расширились. Затем они снова сузились, еще на мгновение, прежде чем она кивнула.
- Это действительно имеет смысл, - сказала она через мгновение, и Брандарк задался вопросом, осознала ли девушка, насколько полностью ее задумчивый тон разрушил ее притворство о том, что она "случайно" столкнулась с Базелом. Она постояла секунду или две, как будто была уверена, что тщательно переварила информацию, затем встряхнулась и снова улыбнулась Базелу.
- Теперь я усугубила свою беспечность, столкнувшись с вами, заставив вас и лорда Брандарка стоять здесь и болтать, - извинилась она. - Кажется, сегодня днем я иду от триумфа к триумфу, не так ли?
- В некотором роде, я полагаю, - согласился он. - Не то, чтобы мы с Брандарком не получили удовольствия от разговора.
- Это любезно с вашей стороны, что вы так говорите, но я задержала вас обоих достаточно надолго. Марта? - Она оглянулась через плечо на свою горничную и окинула взглядом пожилую женщину. Затем она сделала Базелу и Брандарку быстрый, сокращенный реверанс и увела Марту по смежному коридору.
 Глава третья 
Табунный жеребец был великолепен.
Он был угольно-черным, если не считать белой звезды на лбу, и его телосложение было идеальным. Ростом чуть более двадцати одной ладони он был огромен для любого коня и со своей лохматой зимней шерстью выглядел еще крупнее, чем был на самом деле,. Но, несмотря на то, что на самом деле он был больше среднего роста для бегового жеребца, он не страдал тяжеловесностью, характерной для любой породы лошадей, которая хотя бы приближалась к его собственному массивному росту. Действительно, он выглядел почти точь-в-точь как боевой конь Сотойи, с такими же мощным крупом, покатыми плечами и глубоким обхватом, если бы не тот факт, что он был почти наполовину больше любого боевого коня, когда-либо рожденного. И все же, несмотря на все его размеры и великолепное присутствие, он двигался с тонкой точностью и грацией, которые нужно было увидеть, чтобы поверить.
 
Однако в данный момент эта точность мягкой походки была утрачена. Он стоял почти неподвижно на небольшом возвышении, под серым небом и прозрачными, колышущимися завесами дождливого ветра, только его голова шевелилась, когда он смотрел на свой медленно движущийся табун. Он не обращал внимания на дождь, но его взгляд был пристальным, а уши беспокойно шевелились. Здесь, на Равнине Ветров, была еще ранняя весна, и табун только недавно покинул свои зимние пастбища. Ему следовало бы быть занятым разбором бесчисленных деталей его возвращения к полной независимости, но кое-что другое занимало его внимание. Он не знал точно, что это было, но он знал, что это была угроза.
Этого не должно было быть. В мире было очень мало существ, которые могли - или осмелились бы - угрожать одному сотойскому скакуну, не говоря уже о целом их табуне. Несмотря на то, как легко он двигался, табунный жеребец весил более трех тысяч фунтов, с копытами из голубого рога размером с обеденную тарелку. Он был достаточно силен, чтобы свалить дикую кошку или даже одного из больших белых медведей вечно замерзшего севера одним хорошо поставленным ударом копыта, и в отличие от меньших пород, он мог поставить это копыто с человеческим умом и предусмотрительностью.
И он, и ему подобные были одинаково хорошо подготовлены для полета при необходимости. Несмотря на всю свою массу, они могли двигаться как сам ветер, и они могли поддерживать такой темп буквально в течение нескольких часов подряд. Согласно легенде Сотойи, скакуны были созданы самими Тораганом и Томанаком, и одарены невероятной скоростью и выносливостью, которые соответствовали их несравненному уму и мужеству. По мнению других - например, Венсита из Рума - они были обязаны своим существованием несколько меньшему божественному вмешательству, но это не делало их менее чудесными. Они не могли сравниться с ускорением меньших боевых коней, но они были (в буквальном смысле) волшебно проворны, и их модифицированная магией родословная позволяла им поддерживать темп, с которым не могла сравниться ни одна обычная лошадь, в течение периодов, которые убили бы ту же самую лошадь в короткие сроки. Единственное, чего им не хватало, - это рук и дара речи, и именно их сотойи имели честь предоставить.
Табун скакунов (или, во всяком случае, большая его часть) провел суровые, снежные месяцы зимы в качестве гостей на конезаводе Уорм-Спрингс. Лорд Идингас из Уорм-Спрингс был одним из вассалов барона Теллиана, и табун лошадей Уорм-Спрингс зимовал с его семьей на протяжении нескольких поколений. Хотя ни один сотойи никогда не спутал бы скакуна с лошадью, многие потребности скакуна соответствовали потребностям более мелких пород. Они могли бы пережить зиму самостоятельно, хотя, несомненно, потеряли бы некоторых из своих жеребят, но зерно и кров, предоставленные их друзьями-людьми, позволили всему табуну пройти через это без единой потери. Теперь пришло время им вернуться на свое летнее пастбище.
При обычных обстоятельствах их сопровождал бы по крайней мере один всадник ветра, один из людей, которые установили связь с конкретным скакуном. Трудно было сказать, стала ли половина скакуна в такой связи наполовину человеком, или его всадник стал наполовину скакуном, и не имело значения, кто это был. Каждую весну всадники ветра и их кони возвращались на фермы и пастбища, где зимовали табуны скакунов, чтобы сопроводить их на летние пастбища. Ни одному сотойи и в голову не пришло бы препятствовать этим ежегодным миграциям, но все же были времена, когда присутствие всадника ветра очень помогало, чтобы обеспечить человеческий голос, недоступный табунным жеребцам.