Дворец утопленницы

Она сбежала среди ночи, три недели спустя, обещая себе, что в жизни больше не совершит подобной глупости. А оказавшись в отеле, позвонила Джек и сообщила, что вернуться к прежней жизни пока не готова и собирается ухать из Англии, – тогда-то и зашла речь о Венеции.
Поначалу мысль пришлась Фрэнки не по душе, но Джек не дала ей и слова поперек сказать.
– Ты Италию не любишь, я помню, но послушай меня хоть раз в жизни. Венеция – не совсем Италия. – Пустившись объяснять свой выбор, она привела два весьма убедительных аргумента, жилье и деньги, а в конце добавила: – К тому же все великие писатели там хоть раз да побывали.
И, хотя Фрэнки не хотела соглашаться, хотя ее представления об Италии, давно сложившиеся из чужих описаний и обрывков чужих разговоров, не сулили ничего, кроме донжуанов с сальными ухмылками и ресторанной еды, слишком тяжелой даже для самих итальянцев, да к тому же приправленной бессовестным ценником, нельзя было не признать, что предложение звучит заманчиво.
– И что, там никто не живет? – спросила Фрэнки, не вполне веря своему счастью.
– Сейчас – нет, – ответила Джек. – Дом принадлежит маме с папой, но они туда уже сто лет не ездили. Раньше его сдавали, в основном местным семьям, но в последнее время арендаторов не находилось.
Фрэнки на мгновение задумалась.
– В чем подвох?
– Нет никакого подвоха, дорогая, – после едва уловимой заминки отозвалась Джек. – Чисто технически это половина палаццо. Вторая принадлежит другим людям, но у них свой вход, так что их почти не видно. Да и не слышно, если я правильно помню.
– Звучит вполне сносно, – задумчиво сказала Фрэнки. – Только это ведь не все? Ты чего-то недоговариваешь?
– Нет, что ты. Ну, разве… – начала Джек. – Я подумала, что мы, возможно, к тебе присоединимся, поможем устроиться. Всего на пару дней – тоже хотели ненадолго сбежать из Лондона. Тем более что мы, если честно, подумываем продать палаццо. Никто из нас туда давно не ездит, а канитель с наследством будет несусветная. И если ты там поживешь, это будет очень кстати. У меня тогда не останется выбора, придется наконец поехать и всем этим заняться. Морока та еще, в Италии ничего запросто не продашь и не купишь, вечно все сложнее, чем хотелось бы.
– Мы? – переспросила Фрэнки, цепляясь к детали, которую следовало бы оставить в покое, да не позволила досада на Джек, вздумавшую ее опекать.
Повисла пауза.
– Да.
Джек явно потребовалось основательно собраться с духом, чтобы произнести это короткое слово. Не будь Фрэнки так сердита, она бы, пожалуй, рассмеялась. Под «мы» Джек подразумевала себя и своего мужа Леонарда. Замуж она собралась внезапно, в первую очередь для себя самой – много лет с гордостью называла себя независимой женщиной и убежденной холостячкой и вдруг одним прекрасным вечером два года назад заявилась к Фрэнки домой и после обильных возлияний созналась, что ее одолели сомнения. Всего пару недель спустя они с Леонардом поженились. Расписались без лишних церемоний, присутствовали только родители. Фрэнки не пригласили, и этого она им до сих пор не забыла. С того дня отношения испортились. И не потому, что Фрэнки невзлюбила Леонарда – человек он был неплохой, хоть и зануда, – ей досаждало то, как его вторжение повлияло на многолетнюю дружбу с Джек, отодвинуло Фрэнки на второй план.
В месяцы, предшествовавшие скандалу в «Савое», они с Джек говорили считаные разы, а виделись и того реже. Поначалу Фрэнки списывала все на работу, на новую книгу, а если случалось вдруг забеспокоиться, убеждала себя, что они обе просто-напросто слишком заняты. Но дело было совсем в другом, и Джек, разумеется, понимала это не хуже. С появлением Леонарда что-то неуловимо переменилось между ними, по самому основанию их дружбы поползла трещина, грозившая неминуемым расколом. Перемены всегда страшили Фрэнки, а если дело касалось подруги, и вовсе приводили в ужас. Она давно подозревала, что Джек однажды перерастет ее или, хуже того, решит, что не к лицу богатым наследницам водить сомнительную дружбу с романистками. Тем вечером в «Савое», отвечая на вопросы полицейских, она почти безотчетно назвала имя Джек, опасаясь в глубине души, что та не приедет. Как выяснилось, опасения были совершенно напрасны. Джек явилась мгновенно, наперекор лондонским дорогам с их вечными заторами.
 
К чести Леонарда надо сказать, что и он охотно предложил помощь. Фрэнки сперва отказывалась, но в итоге именно благодаря ему дело уладили мирно. В конце концов, других знакомых адвокатов у нее не было, и вдобавок у Леонарда имелось дополнительное преимущество, о котором они с Джек подумали уже после, когда Фрэнки, поддавшись на уговоры, согласилась, чтобы он вмешался, – можно было не опасаться, что он станет трепать языком.
Но это в прошлом.
Фрэнки вздрогнула и поднялась на ноги, оставив недопитый бокал вина. Проходя через рынок, она старалась держаться подальше от прилавков, от продавцов, спешила сбежать из людской толчеи.
– Vuoi comprare, signora? [8] – обратился к ней один из торговцев.
– No, grazie [9], – пробормотала она в ответ.
Она шагала прочь от рынка, к мосту. И, чтобы прогнать хандру, старалась воскресить в душе чувство, охватившее ее, когда она впервые услышала от Джек о палаццо – пустом необъятном дворце, который только и ждет, чтобы она приехала и наполнила его жизнью. Несмотря на все сомнения, на все опасения, едва Фрэнки решила, что воспользуется щедрым предложением подруги, как на горизонте замаячила искорка надежды. Ожили полузабытые впечатления далекой юности. Подходя к палаццо, торопясь укрыться среди его стен, она цеплялась за это чувство изо всех сил.
Во внутреннем дворе она ненадолго замешкалась.
Соседи впервые обнаружили себя лишь через несколько дней после ее приезда. Фрэнки возвращалась поздно, гулко стуча каблуками по каменным плитам, а когда остановилась найти ключи, шаги так и продолжили звенеть в тишине. Она вздрогнула, поспешила подняться по лестнице, дрожащими руками отперла дверь, ведущую в холл, гадая, не мог ли кто-то пробраться в дом. Но прошла минута, за ней другая, и никто не появился, лишь чьи-то туфли отбивали все тот же ломаный ритм, и в конце концов Фрэнки рассудила, что это жильцы из соседней квартиры.
Палаццо разделили пополам так, что, стоя в дверях, нетрудно было заглянуть в окна по другую сторону двора, за которыми, вероятно, располагался еще один в точности такой же холл. Напротив еще ни разу никто не показывался, даже тени за окнами не мелькали, но однажды ночью, не так давно, Фрэнки заметила, что в одной из комнат горит свет. Это ее нисколько не насторожило, даже наоборот, согрело и утешило – приятно было сознавать, что она не одна в этом огромном доме, походившем порой на мавзолей. При свете дня она наслаждалась уединенностью пустынных улиц, да только ночи – дело совсем другое.
Замерев на верхней ступеньке лестницы, она напрягала зрение, пытаясь разглядеть таинственного соседа. Ничего. Казалось, в палаццо, да и во всем городе нет никого, кроме нее, лишь безжизненная пустота простирается на мили вокруг.
Тишина, укрывшая Венецию, напомнила ей о том, как в военные годы она записалась дежурной в отряд противовоздушной обороны. По возрасту она вообще-то не подходила, слишком молодая, но в те времена на подобное смотрели сквозь пальцы. Было бы желание, а у нее, кроме желания, имелись еще и способности – немаловажное для такой работы преимущество. Некоторым из дежурных случалось поддаться на уговоры, на мольбу в глазах и позволить парочке-другой упрямцев остаться дома, но Фрэнки никаких отговорок не слушала – когда звучали сирены, она всех до единого выпроваживала на улицу и направляла к ближайшему бомбоубежищу. Как-то раз даже пришлось самой тащить туда птичью клетку – старичок отказался бросить любимого попугая. Вместо того чтобы тратить драгоценные минуты на споры, она схватила клетку и бросилась к двери, даже не обернулась проверить, идет ли хозяин следом.