Фрида
Фрида немедленно узнала Отто: это он кричал «ничего не подавляйте», когда раздевалась Мариетта, а потом небрежно дотронулся до бриджей и помог ей расстегнуть ширинку. Он совсем не походил на врачей, к которым обращалась Фрида в Ноттингеме, когда Барби обсыпало, а у Эльзы ни с того ни с сего началась диарея. Она смотрела, очарованная его золотыми волосами, которые торчали непослушными вихрами, тяжестью плеч, длинными жилистыми руками. Появилась Мариетта, прошелестела мимо Фриды и остановилась перед столом Отто, сделав обиженную мину и взмахнув хлыстом. Отто рассмеялся, ловко поймал рукой кончик хлыста и показал, чтобы она уходила.
– Извините, вы ждете Отто?
Женщина с короткой мужской стрижкой постучала Фриду по руке.
– Сейчас, должно быть, ваша очередь? Не позволяйте Мариетте влезть без очереди. Она думает, что ей все можно.
Незнакомка рассмеялась и протянула руку.
– Фанни цу Ревентлоу.
Фрида с завистью заметила, что из-под свободного платья с восточными узорами выглядывают босые ноги с ногтями, неряшливо выкрашенными фиолетовой масляной краской. Не успела она представиться, как Фанни взяла ее за талию и подтолкнула к столу.
– Идите, – шепнула она.
Фрида сглотнула, у нее пересохло во рту.
– Я сестра Элизабет Яффе, меня зовут миссис Уикли.
– А, миссис Уикли из Англии!
Отто откинулся на спинку кресла и посмотрел на Фриду так пристально, что ее охватило волнение. Он похлопал по пустому месту рядом с собой.
– Присаживайтесь. Вы красивее своей сестры. Она мне этого не говорила.
Фрида опустила взгляд на свою длинную темно-синюю юбку с туго затянутым корсетом и испытала приступ стыда.
– Настоящая красавица у нас – Нуш, – взяв себя в руки, сказала она.
– А вы, значит, разрываетесь между красотой и умом?
Отто галантно открыл портсигар.
– Не то чтобы разрываюсь… – засмеялась она, смело потянувшись за сигаретой.
Эрнесту не нравились курящие женщины, но Фрида надеялась, что курение придаст ей более современный вид и отвлечет внимание от заурядной одежды.
Взяв сигарету, она почувствовала себя мятежницей. По спине пробежали мурашки.
– Расскажите о своем браке.
Отто кивнул на ее обручальное кольцо и устремил на Фриду выжидающий и любопытный взгляд. Она чувствовала тепло его ноги под столом и мягкость бархатной подушки. Все звуки исчезли. Слышались только пульс на запястье и стук сердца под блузкой, вдруг прилипшей к подмышкам.
– Вам здесь нравится, не так ли, миссис Уикли? В вашей душе что-то меняется. Я вижу это по сиянию глаз.
Она потрясенно отпрянула.
– Мюнхен теперь – центр мира. У нас больше поэтов, художников, философов, чем в любой столице. – Он выпустил густой столб дыма. – Однако в данный момент меня интересуете только вы, миссис Уикли.
Внутри что-то шевельнулось и расслабилось. Ей снова девять лет. Она стоит у озера. Ветер развевает волосы. Барон подгоняет ее, колотя прикладом винтовки по упавшему дереву.
– Покажи своим сестрам, как нырять, Фрицль. Ныряй, мой мальчик!
Фрицль? Мальчик? Да, Vater…
– Доктор Гросс, не могли бы вы объяснить, в чем суть ваших терапевтических бесед?
Он наклонился к ней, погладил пальцем усы.
– Только если ты будешь звать меня Отто. У нас здесь все просто, без формальностей. Мюнхен – город революции.
Глава 15
Фрида
На следующей неделе Фрида каждый день посещала кафе «Стефани», беседовала с Отто, затем обедала с завсегдатаями – художниками и философами. Каждый раз Отто подбрасывал какую-нибудь новую идею, настолько смелую, что ей требовалось несколько минут, чтобы ее принять. Мир без войн и армий. Страны без правительств. Города, где женщины носят мужскую одежду и ходят с распущенными волосами, а мужчины носят женскую одежду и отращивают длинные волосы. Места, где дети воспитываются, не зная, кто их родители. Общество без законов, религии или учреждений, где люди любят, но не вступают в брак.
За переполненными столами, над которыми вился сигаретный дым, друзья Отто превозносили его талант. Нетерпеливо выплескивалось из кружек пиво. Бежали по мраморным столешницам кофейные ручейки. Из тарелок и ртов вылетали крошки черного хлеба. Льняные салфетки вытирали вспотевшие лбы. Голоса сливались в громкий неразборчивый рокот. Стучали кулаки. Гремела посуда. Развевались кимоно.
– Ты должна поехать в Аскону, – сказала как-то раз Фанни, за обе щеки уписывая Wurstsalat.
– О нет, – ответила Фрида. – У меня в Англии муж и дети.
Фанни так расхохоталась, что колокольчики на щиколотках зазвенели.
– Неужели ты можешь вернуться ко всему этому? Не смеши меня!
А позже, за кофе, Фанни наклонилась к ней и прошептала:
– Ты еще не спала с Отто?
Фрида покачала головой.
– Должно быть, он в тебя влюблен, – понизила голос Фанни. – С твоей стороны будет ужасной глупостью вернуться домой, не воспользовавшись всеми преимуществами терапии. Это приносит освобождение. Тебе сестра наверняка рассказала?
Фрида кивнула.
– Мой муж – хороший человек.
Фанни фыркнула и зазвенела браслетами.
– Ты чересчур старомодна! Женщины добьются свободы, только если станут сексуально равными мужчинам и не будут ограничивать себя одним человеком, который обращается с ними как с движимым имуществом.
Позже Отто взял ее за руку и прижался губами к тыльной стороне ладони. Его усы щекотали кожу, и по телу пробежали мурашки. Когда он поднял голову, мысль о том, чтобы переспать с ним, уже не казалась Фриде настолько дикой или возмутительной. Зачем еще Элизабет послала ее к нему?
Зародыш идеи прорастал во тьме всю ночь, заставляя Фриду бессонно ворочаться в постели. Она старалась не замечать этот зародыш, а потом хотела задушить и выбросить. Однако мысль возвращалась, с каждым разом все ярче и заманчивее. Почему нельзя испытать экстаз, которым хвасталась Элизабет? Преклонение и свободу, о которых распиналась Нуш? Что ей мешает? Фрида спала беспокойно и проснулась, изнывая от желания. Она умылась, быстро привела себя в порядок и поспешила в кафе «Стефани». Монти и остальных детей увели в зоопарк, так что перед ней лежало долгое, яркое и соблазнительное утро.
В кафе было тихо. У окна делали наброски художники. В углу склонились над шахматной доской двое шахматистов. Официанты поливали пальмы в горшках и вытирали пыль с медных карнизов. Фрида села за столик напротив дверей и заказала кофе и венский шницель. Она чувствовала, как внутри что-то медленно распускается. Словно открыла старую книгу и нашла меж страниц засушенный цветок. Слегка поблекший, плоский, с оборванными по краям лепестками. И все же цветок. Целый.
Официант принес шницель и кофе, и Фрида начала резать мясо, не сводя глаз с двери. Она вдруг почувствовала острый укол вины. Еще не поздно передумать. Не придется обманывать ни Элизабет, ни Эрнеста. Она может уйти, вернуться домой и собрать вещи. Надо думать о матери, которую распутство отца сделало ожесточенной и мстительной. О ненависти, которая бушевала между ними.
Ничего не получалось. Она могла думать только об Отто, о его стройном теле, о его пробуждающих к жизни словах.
Качнулась на петлях дверь. Он вошел, остановившись на мгновение в дверном проеме, в ореоле струящегося с улицы солнечного света. На секунду его силуэт выделился темным контуром, но, когда Отто поспешил к ней, эффект исчез.
Он сел рядом, затушил сигарету и стал искать в кармане другую. Фрида воспользовалась случаем рассмотреть его и увидела сквозь тонкий хлопок рубашки грудь – две золотые песчаные дюны, гладкие, теплые и податливые. Отто сидел так близко, что она чувствовала запах древесного дыма, исходивший из его пор, и что-то другое: запах мужской кожи, решила она. Ей нравился этот аромат, которого она очень давно не слышала. Позже она задавалась вопросом, не этот ли опьяняющий запах заставил ее так прямо и без обиняков выпалить: