Последний солдат президента

В ее голове уже созрел план. Надо будет отправить куда-нибудь в Россию десяток-другой членов своей конвенции, а потом объявить их «пропавшими в застенках КГБ». Пусть схоронятся на пару месяцев, пока развивается скандал. А потом выйдут из подполья, будто бы их отпустили перетрусившие «подручные тирана».
А под это дело из Госдепа поступят еще несколько сот тысяч долларов. Прутько удовлетворенно вздохнула.
— В средствах я вас не ограничиваю, — намекнула Мадлен, — и в способах тоже.
— Мы высоко ценим отношения с Западом, — Прутько не сочла лишним еще раз подтвердить свою лояльность, — в особенности с США. Но позвольте отметить, что требуются более жесткие меры к Беларуси в целом, чтобы режим наконец пал. Необходимо полностью перерезать снабжение продовольствием населения, чтобы в республике начались голодные бунты.
— Насколько мне известно, у вас продовольствие на девяносто процентов свое, — мрачно заявила Госсекретарь.
— Но можно же что-то сделать, — разнервничалась Татьяна. — Лекарства, к примеру… Перекрыть поставки инсулина. Тогда диабетики начнут умирать, и это всколыхнет народ. То же самое с сердечными средствами. Жалкому быдлу, из которого состоит электорат Беларуси, надо дать понять, что, пока Лукашенко у власти, ничего хорошего в стране происходить не будет… Идеальный вариант — сделать что-нибудь с детскими лекарствами. Пусть начнут дохнуть младенцы в роддомах.
Олбрайт выслушала перевод и подвигала жиденькими бесцветными бровками.
— Вы, я смотрю, сторонница крайних мер…
— А по-другому нельзя! — В Прутько проснулся правозащитный запал. — За исключением небольшой части поддерживающих нас граждан, все остальные — бесполезная масса. Только террор приведет к нужному результату.
Заветы Ленина и его банды намертво впечатались в заплывшие жиром мозги белорусской правозащитницы.
— Но мы же не можем открыто проводить подобные операции.
— Исполнение предоставьте нам, — отреагировала председатель БПК, — у нас есть нужные люди.
Госсекретарь потерла виски.
Информация требовала осмысления. Иметь своих, готовых на самое страшное преступление, людей в иностранном государстве — это всегда полезно. Никогда не знаешь, для какой комбинации они могут пригодиться.
Но откровенно проявлять заинтересованность не стоит.
Дипломатия это искусство возможного. Однако пока Мадлен не видела практического применения предложению Прутько.
Хотя в будущем… Кто знает.
— Давайте эту тему обсудим несколько позже. В настоящее время мое правительство и президент прежде всего заинтересованы в увеличении напряженности между вашей страной и Россией, — с Татьяной Олбрайт могла говорите без обиняков.
К тому же Госсекретарь США ждала вестей от другой группы белорусских оппозиционеров, пообещавшей ей самоотречение Лукашенко от власти в самые ближайшие дни. Та, другая группа была гораздо более серьезной, чем кучка немытых психопатических личностей из БПК, ибо в ее состав входили высшие государственные чиновники страны. Если у них ничего не выйдет, тогда можно будет обратиться к услугам Прутько. А пока рано.
* * *
Владислав был не из тех, кто сдается.
Поэтому он плотно насел на Бобровского и вытянул из него массу подробностей относительно хранения, транспортировки и применения ядерного оружия. Ничего особо секретного майор не рассказал, но на основе услышанного Рокотов выстроил-таки у себя в мозгу логическую цепочку.
Одиннадцать цифр и букв в каждой строчке сами по себе не могли быть кодом инициации ядерного взрыва. Команда на применение заряда состоит из большего количества знаков — тридцати или сорока. Соответственно, у Арби была лишь часть кода, запускавшая одну из систем устройства. Это могли быть приказ на старт ракеты, команда на разделение боеголовок из основной части или подключение системы прицеливания на финальном отрезке траектории.
Биолог выдул чашку кофе и снова пристал к майору.
Но тот ничего более конкретного не знал.
И тогда Рокотов, проанализировав шаг за шагом свой путь от подземной лаборатории в горах Шар-Планина до Ледового Дворца в Санкт-Петербурге, припомнил слова чеченского бизнесмена Абу Бачараева, сказанные им в процессе допроса на складе в Горской. О том, что кто-то то ли едет, то ли уже поехал в Минск.
Бобровский почесал затылок и признался, что не видит связи. Чеченским боевикам в Беларуси делать было нечего. Разве что отомстить Лукашенко за его поддержку действий России в прошлой войне на Кавказе. Но для этого ядерные боеголовки не используют, а выступают на каких-нибудь международных ассамблеях.
Влад предложил рассмотреть другой вариант. Исключить чеченский фактор и проанализировать ситуацию в самой Беларуси.
Майор замолчал на двадцать минут.
После долгих размышлений Бобровский смог выдвинуть только одно предположение — некая международная террористическая группа купила или украла сведения о размещении в Беларуси тактического ядерного оружия. И теперь собирается демонтировать боеголовки ракет и вывезти их на Ближний Восток для продажи заинтересованным лицам из «Хамаза» или «Хезболлаха». Или примитивно подорвать заряды на территории России.
Рокотов схватил атлас, нашел карту Беларуси и сунул ее под нос майору. Бобровский развел руками и сообщил, что никогда не занимался тактическими ядерными силами и не представляет себе, что и где надо искать.
Но он не учел редкого занудства биолога.
Владислав четыре часа подряд мучил майора вопросами, выявляя любые мелочи, которые Бобровский мог знать или слышать и которые каким-то боком относились к главной теме.
Наконец майор вспомнил один свой давний разговор с однокурсником. Тот несколько лет непосредственно перед развалом СССР служил в специальной группе сопровождения, в чью задачу входило изъятие ядерных боеприпасов с территорий союзных республик. В отличие от политиканствующих дилетантов из Центрального Комитета Коммунистической Партии, с тупым остервенением долдонивших о «праве нации на самоопределение», в Генеральном Штабе нашлось несколько разумных людей, принявших превентивные меры, чтобы атомное оружие не попало в руки царьков новообразовавшихся государств. На ракетные и авиационные базы, расквартированные в потенциально опасных зонах, отправились небольшие отряды офицеров ГРУ, которые вывезли на центральные склады все без исключения ядерные изделия и заменили их очень похожими муляжами. Внутри муляжей находилось небольшое количество отходов с атомных станций, так что радиоактивный фон совпадал с характеристиками настоящего заряда.
Как показали дальнейшие события, замена боеголовок на муляжи была крайне разумной мерой предосторожности.
Получившие в тысяча девятьсот девяносто первом году независимость бывшие советские республики встали в позу и принялись разговаривать с Москвой через губу, намекая на собственные ядерные арсеналы. Особенно усердствовали лидеры Украины, Грузии и Казахстана. Дошло до того, что тогдашний президент Грузии вознамерился разрешить абхазский конфликт с помощью точечного атомного удара по Сухуми.
Носатый летчик залез в единственный на всю республику бомбардировщик «Су-17М4» [1] и скинул в центр Сухуми полуторатонную бомбу. Серебристый эллипс со знаком радиоактивности на боку шмякнулся на одной из центральных улиц, чуть не придавив вышедшего на прогулку рыжего кота. От удара о земную поверхность корпус треснул, и на асфальт высыпалось полведра черного кристаллического порошка, излучавшего около сотни микрорентген в час.
Возмущенный пилот, видя столь пошлое завершение своего исторического полета, огласил эфир гортанными воплями и повернул обратно на базу.
На окраине Сухуми грузинский «сухарь» попал в прицельную рамку переносного ракетного комплекса «Игла», и через пять секунд Тбилиси лишился всей бомбардировочной авиации.
Гвоздично-мандариновые магнаты кинулись к остаткам своих национальных ядерных сил и убедились, что коварные русские их опять надули. Вслед за грузинами, устроившими вой по поводу аферы с атомным оружием, свои арсеналы проверили и остальные «самостийные». И убедились в том, что краса и гордость национальной обороны представляет собой набор железных бочек с мусором. Да еще и радиоактивным.