Дело Чести, или Семь дней из жизни принца
– Веранир, какая муха вас укусила? – вскинулась принцесса.
– Кейлинэ, уж осень на дворе, откуда здесь взяться мухам? – скривился я.
– Тем удивительней сей факт!
– Ливиния, вы можете идти, – бросил я съежившейся девушке. – А вас, эра, я попрошу остаться.
Кейли выдержала вежливую улыбку, пока за Ливии не закрылась собой дверь, после чего не менее вежливо поинтересовалась:
– Эрус Веранир, вы не потрудитесь объяснить своё поведение?
– Эра Кейлинэ, вы не потрудитесь объяснить источник глубоких познаний в области борьбы с первыми проявлениями беременности?! – вспылил я.
– Так ваше негодование вызвано моим моральным обликом?! – Кейлинэ широко раскрыла глаза, будто от удивления.
– А у тебя он есть? – шагнул я к ней.
– А ты смог бы его узнать, если бы встретил? – Она уперла руки в бока и шагнула навстречу.
На что это она намекает?.. Да я… Да я…
– Я мужчина! – задрал я нос.
– И вот ведь какая несправедливость, – обратила она свой взор к богам, видимо, не удовлетворяясь моим мнением по этому поводу. – Если я сейчас скажу: "А я – женщина", то паду в твоих глазах как недостойная.
– А ты – женщина?
– Ранир, у меня что, недостаточно выражены половые признаки? – Она словно плеснула из ладоней вниз внимание на свои формы и выпятила свои… формы. Очень приятные формы. Я и раньше их оценил. – Или ты, с присущей тебе деликатностью, пытаешься таким образом выяснить некоторые приватные аспекты моей личной жизни?
– Тебе по статусу не полагаются приватные аспекты личной жизни, – напомнил я, источая яд.
– И это безмерно огорчает. – Она помолчала. – Я не обязана отвечать, но всё же удовлетворю твоё нездоровое любоптыство. Да, я действительно знаю, как бороться с неприятными симптомами беременности. – Она стояла в паре шагов, и сейчас было особенно заметно, что она гораздо ниже. На голову – точно. И чтобы смотреть мне в глаза, она задирала подбородок. – И как проходят роды, я – о, ужас! – тоже знаю. Моей кормилицей была повитуха, и так случилось, что мне было интересно всё, чем она занималась.
Это ни в какие ворота не лезет! Разве так должно проходить воспитание благовоспитанной эры?
– Куда в это время смотрела твоя мать?! – возмутился я прежде, чем подумал.
– Мне кажется, тебе, с твоими высокими нравственными ценностями, этого лучше не знать. – её слова настолько сочились сарказмом, что тот капал на пол крупными каплями. – А потом матушка направила нас учиться к дворцовому лекарю: ну, там, знаете: яды, афродизиаки, прочие дворцовые шалости. – На этих словах эра фривольно взмахнула ручкой. – В общем, как выяснилось, лекарь наш разбирается не только в этом, но и во многом другом. Даже не знаю, как матушке удалось найти такого стоящего врачевателя. И он тоже многому меня научил. Во всяком случае, теперь, даже просто наблюдая за людьми, я могу сказать, что у Нидарии проблемы с пищеварением, Грэйди не так давно был ранен в левую ногу, а у тебя периодически болит голова. Скорее всего, как результат травмы. И я бы могла снять эту боль. Но ты так трепетно относишься к вопросам морального облика, что, боюсь, прикосновения столь низменной особы, как я, могло бы нанести Вашему Высочеству неискупимое оскорбление.
– Я уже готов задуматься над способами искупления, – закивал я, и в голове снова выстрелило. – В конце концов, это подтвердит или опровергнет твои слова о врачебных навыках.
– А по-человечески попросить о помощи ты не можешь? – хмыкнула Недотрога.
– Не могу. Как же мой имидж? – возмутился я. – Но если тебе удастся избавить меня от этой проклятой боли, я буду искренне признателен.
Кейли надавила мне на плечи, усаживая в кресло, а сама зашла за спину.
Она зарылась пальцами в мои волосы и мягко пропустила пряди сквозь них. С болью она, конечно, не справится, даже не сомневаюсь, но ближайшее время обещало быть приятным. Неожиданно сильные подушечки пальцев стали спускаться от макушки, вырисовывая на коже мелкие спиральки и оставляя за собой странное ощущение звенящего блаженства. Через какое-то время весь мир сосредоточился в этих руках, согнавших боль со всей головы в пульсирующие виски. Затем ладони сжали голову, словно собирались раздавить, но больно не было. Я плыл, следуя за её движениями, и погружался в океан наслаждения, спешащего за пальцами. Они то гладили, то мяли, то надавливали, то слегка подергивали волосы, то гладили их… А я пытался сдержать стоны… По-моему, прелести секса сильно переоценивают… М-м-м… Да! Да! О! Ещё! Не останавливайся! Пожалуйста, не останавливайся!!
…Кейли пригладила мои волосы и провела руками по плечам.
– Теперь главное – не делайте резких движения, не то боль может вернуться.
А? Где? Какая боль? А, боль…
Хм, боли действительно не было.
– У меня есть одна настоечка, попробуйте во время очередного приступа натирать ею виски и затылок. Возможно, станет легче…
И ручки мне с собою заверните, пожалуйста… Я проанализировал своё состояние: голова легкая, а на душе – тепло и уютно.
– Но учтите, эра, если не поможет, – пригрозил я, – припрусь к вам под дверь и буду орать жутким, как у кота весной, голосом, чтобы вы снова меня погладили. Или почесали? Массировали? Ну, в общем, как там это называется?..
Успевшая отойти к полюбившемуся ей окну Недотрога насмешливо оглядела меня с головы до ног и озвучила свои черные мысли:
– Мне известен способ, как сделать котов более молчаливыми…
– Нет, это не гуманно, – проявил я мужскую солидарность и вступился за достоинства безымянных котов.
– Смотря с какой стороны поглядеть!
– Сзади видно лучше всего.
Да, согласен, я нёс откровенную пургу. Но для серьёзных бесед мой мозг ещё не заработал. А мне очень не хотелось, чтобы Недотрога сейчас ушла.
– Так то у кото-ов, – протянула она и подмигнула.
– Э, нет, принцесса, даже не надейся. Не дамся. Знаешь, как я быстро бегаю?
– Так ты же изначально признался, что ты – котик ленивый и неторопливый?
– Обманул.
И на этих словах я прыгнул в сторону наглой девицы, выразившей намек на лишение меня самого ценного.
Она взвизгнула и со смехом помчалась от меня. Чуть-чуть помчалась, потому что была тут же схвачена и прижата к стене. Отсутствующий мозг инстинктам не помеха. Даже наоборот. И я впился поцелуем в мягкие губы Кэйли. В первый момент она напряглась, а потом как-то вдруг расслабилась, словно отдаваясь в мои руки в прямом и переносном смысле. И тут из темных недр моей личности наружу прорвалось настоящее безумие. Я вцепился в неё, как потерпевший кораблекрушение – в обломок мачты. Мои руки жили своей жизнью, воплощая какие-то свои, не совсем приличные, планы; мои губы пробовали на вкус её кожу и никак не могли насытиться…