Смерть и фокусник

Джон Диксон Карр, «Человек-призрак»

Суббота, 12 сентября 1936 года

Как и нищие художники в революционном Париже, Клод Уивер писал свои романы на чердаке.

Чердак, о котором идет речь, располагался над его двухэтажным домом в Хэмпстеде; он был переделан таким образом, чтобы в нем можно было разместить книжные полки и письменный стол. Его жена часто грешила преувеличением, что он редко спускается с чердака и предпочитает его обществу жены. Это было не вполне правдой. Он выходил часто, просто хотел, чтобы она этого не замечала.

По своей природе Уивер был человеком незаметным, таким, мимо которого можно было пройти на улице, не обратив на него ни малейшего внимания. Если бы вы познакомились с ним, то сочли бы его тихим, сдержанным, даже застенчивым. Он никогда не давал интервью. Он никогда не показывался на литературных обедах или благотворительных вечерах.

Учитывая это, его жена Розмари теперь казалась полна решимости вытащить его из уютного кокона на свет божий. Она была женщиной умной и часто непостижимой. Но она не понимала, что его одиночество было жизненно важным компонентом его творчества. С этого и начались все проблемы.

И сейчас, утром 12 сентября, он, как обычно, сидел за письменным столом на чердаке, а перед ним стояла пишущая машинка и лежала стопка чистой белой бумаги. Но что-то было не так. Сегодня слова не приходили. У него была назначена встреча перед обедом, но до этого он решил провести пару часов за писательством.

Это оказалось труднее, чем предполагалось. Что-то отвлекало его. Он встал, размял ноющие конечности и зашагал по чердаку. Там было небольшое круглое окно, через которое на письменный стол падал узкий луч света. А еще из него открывался неплохой вид на улицу. Он подошел к окну. Почти прижавшись носом к стеклу, выглянул наружу. И тут он увидел человека в черном пальто.

Как давно это началось? Возможно, с неделю. Неделя прошла с тех пор, как Уивер впервые осознал это неясное присутствие. Что-то преследует его. Теперь часы бодрствования были поглощены почти сверхъестественным чувством нависшего ужаса. Он вспомнил рассказ Мопассана «Орля» и впервые задумался о том, не сходит ли он с ума. Его паранойя так разыгралась, что Розмари начала ее замечать. А этого он не мог допустить. До сих пор ему удавалось себя контролировать. Но утром двенадцатого числа он случайно выглянул из окна чердака и впервые заметил человека в черном пальто.

Об этом человеке мало что можно было сказать, кроме того, что это мужчина. Он неподвижно стоял на тротуаре напротив, глядя в окно. Но на нем было длинное пальто, а верхняя половина лица скрывалась под тенью от широкополой шляпы. Все, что Уивер смог разобрать, так это то, что мужчина был чисто выбрит.

Уивер с грохотом спустился на два лестничных пролета и распахнул входную дверь. Он не знал, что будет делать, если этот человек окажется там, не думал об этом заранее. Он понимал, что ему придется столкнуться с этим человеком, противостоять своему страху. Но улица была пуста. Мужчины не было.

Клод Уивер осторожно закрыл дверь, к которой прилипли серые листья, принесенные осенним ветром.

В Доллис-Хилл день начался с телефонного звонка. Ансельм Рис, который встал поздно, был у своего стола и взял трубку.

– Доктор Рис?

Он узнал голос в трубке. Голос принадлежал пациенту С, который был каким-то писателем. Настоящее имя этого человека было Клод Уивер. Рис специально не читал его произведений.

– Мистер Уивер. – В голосе Риса сквозило нетерпение. – Похоже, вы пропустили утренний сеанс.

– Я сожалею. Кое-что произошло. Я не смогу прийти. Я, конечно, заплачу за сеанс. Но не смогу прийти к вам сегодня.

– Для этого есть какая-то причина?

– Мне очень жаль, – и с этими словами пациент С положил трубку. Рис, покачивая головой и бормоча про себя, достал свой журнал с расписанием и пролистал его до сегодняшней даты. Нашел там запись «ПАЦИЕНТ С» и зачеркнул авторучкой.

– Миссис Тернер, – позвал он, – утренний прием отменили. – Чем мне занять свое время?

В кабинет вошла экономка с подносом, уставленным чайными принадлежностями. Олив Тернер работала экономкой в доме Рисов с того дня, как они впервые переступили порог. Она была дотошной женщиной, которую некоторые считали лишенной чувства юмора. Однако доктор Рис отметил в ней сдержанность и остроумие, которые очаровали его. Излишне говорить, что она также была очень искусна в своем деле. Дом содержался в идеальном порядке, а еда всегда была приготовлена безупречно.

– Статьей, – сказала она с притворной строгостью. Речь шла о статье, которую он якобы писал для одного уважаемого психиатрического журнала. Даже сам автор считал ее тупой, как нож для масла. Ему было трудно сосредоточиться на ней, когда три его пациента сами по себе были столь интересными объектами для изучения.

Рис усмехнулся Олив:

– Вы знаете, что я ценю вашу лапидарность, миссис Тернер. Именно поэтому я нанял вас. Никакого лишнего словоблудия.

Олив Тернер одарила его сдержанной улыбкой.

В этот момент снова зазвонил телефон. Миссис Тернер ставила все для чай на маленький столик со стеклянной столешницей в центре комнаты, пока доктор отвечал на звонок:

– Рис слушает. Кто это?

За звоном посуды Олив смогла разобрать неясный голос на другом конце линии. И все.

– Понятно, – сказал Рис в трубку. – Можете рассказать мне больше?

Снова тот же нечеткий голос. Олив, уже не скрывая любопытства, выпрямилась, чтобы послушать.

– Понимаю… – повторил доктор, глядя в сторону французского окна. – Звучит… проблематично. – Еще одна, более продолжительная пауза. – Да, я буду ждать, – и положил трубку.

Олив Тернер вспоминала этот второй телефонный разговор позже вечером и сожалела, что не могла расспросить о нем доктора. Как и многие другие подслушанные и полузабытые разговоры, второй звонок оказался решающим.

* * *

Лидия Рис вскрикнула. Переворачивая страницы «Эликсиров сатаны» в кожаном переплете, она порезала уголком большой палец, из которого кровь закапала на страницу. Она попыталась высосать кровь, изо всех сил стараясь не замечать боли и сосредоточиться на тексте. Но было слишком поздно. Она больше не могла читать.

Со стоном она захлопнула книгу и поставила обратно на полку. Она работала в своей комнате на втором этаже. Сегодня был день, который она выделила для учебы. Вскоре ей предстояло открыть собственную психиатрическую практику, и уже сейчас она всерьез задумалась о составлении списка желательных пациентов.

Она сознательно искала общества лондонских аристократов. Исключительно в качестве наблюдателя, как вы понимаете. В ее глазах феномен английского высшего класса представлял собой увлекательную культурную дихотомию. Старейшины этого сословия, как в каком-нибудь племени времен Палеолита, были образцами деспотичной социальной благопристойности. Но жестокая война расколола общество. Границы между классами систематически разрушались. Разрушалась и эта оболочка благопристойности.