Репит

Френсис краем глаза наблюдает за мной, но ничего не говорит.
Она часто так делает. Я бы сказала, что ее молчание делает меня параноиком, но я уже и так параноик.
— С тобой точно все в порядке? — наконец спрашивает она, пока мы ждем лифт.
— Да.
Мы заходим в лифт. Когда он начинает двигаться, мой желудок подскакивает к горлу. Через переполненный вестибюль мы выходим на солнечный свет. Снаружи голубое летнее небо, зеленые деревья и много серого бетона.
Рядом снуют машины и люди, легкий ветерок ерошит мои волосы.
Один раз вспыхивают фары ближайшего к нам белого седана, и Френсис открывает багажник, чтобы я положила туда сумку. Тревога превращается в предвкушение. Я не могу сдержать улыбку. Я видела машины по телевизору, но никогда не ездила в них.
 
*** *** ***
Настоящее время
— Амнезия, — бормочет он в сотый раз.
Обычно за этим следует «черт», «дерьмо» или еще какое-нибудь ругательство. На этот раз ничего.
Может, он, наконец, привыкает к этой мысли.
Я сижу напротив него и изучаю меню. Оно такое же мерзкое и липкое, как стол.
— Могу я предложить вам что-нибудь еще? — спрашивает официант с натренированной улыбкой.
— Я буду пина-коладу.
— Ты ненавидишь кокос, — сообщает мне Эд Ларсен, откидываясь на спинку сиденья.
— Оу.
— Попробуй «Маргариту».
Я повторяю это официанту.
Эд заказывает еще пива, все время наблюдая за мной, а я не могу решить, что хуже: его откровенный осмотр или вороватые взгляды моей сестры. Эд предложил вернуться к нему и поговорить, но я отказалась. Я не знаю этого парня и не чувствую себя с ним в безопасности. Поэтому мы пришли сюда. В баре темно и малолюдно, учитывая, что сейчас середина дня, но, по крайней мере, здесь мы не наедине.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.
В ответ он достает из заднего кармана бумажник и протягивает водительские права.
Информация — это хорошо
— Спасибо, — я гляжу на дату рождения. — Ты на семь лет старше меня.
— Да.
— Насколько серьезными были наши отношения? Мы долго были вместе?
Эд облизывает губы и отворачивается.
— Разве тебе не у кого больше спросить обо всем этом? Твоя сестра, например?
Я просто смотрю на него.
Он хмурится, потом вздыхает.
— Мы встречались около полугода, прежде чем решили съехаться. Это продолжалось восемь месяцев.
— Довольно серьезно.
— Если ты так говоришь. — У него несчастное лицо, но мне нужно знать.
— Я тебе изменила?
Теперь хмурый взгляд сменяется свирепым.
Несмотря на его «кончай-трахать-мне-мозги» флюиды, мне трудно не улыбнуться. Этот парень — просто ходячий генофонд. За неделю после выписки из больницы я видела несколько привлекательных мужчин, но ни на одного не реагировала так, как на Эда. Мне хочется хихикнуть и откинуть назад волосы, как какая-нибудь тупая идиотка.
Все это ново для меня и немного ошеломляюще.
— Почему-то мне кажется, что именно я «плохой парень» в этой истории.
— Нет, ты мне не изменяла, — рычит он. — И я тебе не изменял, что бы ты ни думала.
Я удивленно вздергиваю брови.
— Хм. Так вот почему мы расстались?
— Чушь собачья! И вообще это было херней с самого начала. — Эд отворачивается и допивает свое пиво.
Я просто молчу и жду.
— У тебя нет никаких воспоминаний, никаких чувств ко мне? — наконец продолжает он.
— Нет, ничего.
Он напрягает челюсть и сжимает руки.
— Это называется травматическая ретроградная амнезия, — пытаюсь объяснить я. — Моя эпизодическая память: воспоминания о событиях, людях и прошлой жизни исчезли. Но я все еще могу готовить кофе, читать книгу или водить машину. Вроде того. Вещи, которые делались постоянно, понимаешь? Но мне и водить сейчас не разрешают. Моя машина пылится у дома сестры, потому что мне сказали подождать, прежде чем снова сесть за руль. Нужно убедиться, что я в порядке. Кроме того, очевидно, что часть моего мозга, отвечающая за запреты, социальные ограничения и тому подобное, немного запуталась. Вот поэтому я не всегда реагирую правильно или не обязательно так, как ты ожидаешь от меня прежней.
— Прежней тебя?
Я пожимаю плечами.
— Для нее это такой же хороший ярлык, как и любой другой.
— Она — это ты, ты — это она.
— Возможно. Но я ее совсем не знаю.
— Господи, — бормочет он.
Это так неловко.
— Я тебя расстраиваю. Прости. Но есть вещи, которые мне нужно знать, и надеюсь, что ты мне поможешь.
Официант приносит наши напитки. Бокал «Маргариты» посыпан солью и пахнет лимоном. Я делаю глоток и улыбаюсь.
— Мне нравится.
Эд мрачно тянется за пивом, тату на его предплечье перекатываются вместе с мышцами. Его татуировки охватывают множество тем. Бутылка с надписью «яд» с черепом и скрещенными костями среди роз. Анатомическое сердце. Тату пистолета. Маяк, омываемый волнами.
Интересно, это маяк Портленд Хэд Лайт на знаменитом мысе Элизабет? На днях об этом что-то рассказывали по телевизору.
Его татуировки гипнотизируют. Как будто, объединившись, они рассказывают историю, которую не всем дано понять.
Эд отодвигает пиво в сторону.
— Значит, из-за того, что ты потеряла память, я тоже должен все забыть и помочь тебе?
— Это, конечно, тебе решать.
— Спасибо, Клем. — Его голос полон горечи и сдерживаемой ярости. — Это чертовски великодушно с твоей стороны.
Я вздрагиваю, непривычная к тому, что кто-то кричит на меня.
Интересно, насколько он зол? Он выше меня и шире в плечах, и я уже почувствовала, насколько сильная у него хватка…
— Дерьмо. — Он вздыхает, видя мою реакцию. — Клем, не надо… не делай этого. Я никогда не причиню тебе вреда.
Не зная, что сказать, я допиваю «Маргариту».
— Ты меня не знаешь, я понимаю, — говорит Эд мягче и нежнее. — Посмотри на меня, Клементина.
Я подчиняюсь и вижу, что его глаза полны раскаяния. Сейчас он грустит, а не сердится.
— Я бы никогда не причинил тебе вреда, клянусь. Со мной ты в безопасности.
— Хорошо. — Я нерешительно киваю. — Дурацкое имя, тебе не кажется?
— Твое? Не знаю. Мне всегда нравилось.