С волками жить

Его тон ее раздражает.
– Ну а зачем и дальше пробовать все те же старые скучные вкусы, делать все ту же старую скукотищу?
– Не знаю, – отвечает Томми. – Зачем?
– Ох ты ж. – Она пинает его под столом.
– Ты уголь не забыл? – осведомляется Ро. – Стакан Уайли замирает в воздухе. – Черт бы драл, Уайли, я же попросила тебя не забыть. Ну давай, только недолго. Мы тут уже проголодались.
– С тобой Томми может съездить, – объявляет Джерри.
– Намек ясен, – говорит Томми.
По пути наружу Уайли загребает горсть чипсов.
– Ммммммм, – бормочет он через плечо, – хорошие начо какие.
Транспортное средство – «Джип-Чероки» 87-го года.
– А бейсболки нам не полагается надевать? – бородатая шуточка Томми. Ему трудно представить себя в такой машине, и он не может понять, почему Уайли, которого он знает не хуже других, хочется, чтобы его в такой видели, почему он очевидно такой радуется, а иногда и готов ездить на этой штуковине на работу, ради всего святого. Курьез, да и только.
Проезжаемые улицы тихи, ухожены, как и газоны, жилища, люди. Радио настроено на популярную ФМ-станцию: классический рок, непрерывный час «Жара в жестянке» [17]. Уайли невозмутим за черными солнечными очками. Томми развертывает другой захватывающий сценарий: на сей раз – Тони Пёркинз в роли сумасбродного доктора Губилла, который случайно обнаруживает крэк, курит его, естественно, затем бросается бесчинствовать в порнографическом уличном буйстве траха и рубки, какие редко увидишь что в околотках, что в категории Р [18].
– Но он же уже спятил, – отмечает Уайли. – Даже когда нормальных играет. Только в глаза ему глянешь – и любой, кроме полного идиота, определит, что там живет и кто-то другой.
– Допускаю, – признает Томми, – поэтому, возможно, элемент напряженности немного прокис. Но все равно занятное произведение.
Уайли это кино не смотрел, не знает, станет ли, он в последнее время старается снизить дозу.
– Ага, ага, – говорит Томми, – не думай, что я раньше не слышал всего этого, это гадкая привычка, ну да, трата времени, ну еще б, но тут либо сидишь перед ящиком, либо разговариваешь с Джерри весь вечер.
– С Джерри можно и кое-что другое делать.
– Да, но по ящику-то у них куда лучше получается.
Стоянка «Еды-и-Топлива» – бешеный рык легавых, машин и вращающихся мигалок, и страх любопытного притянут, как водится, к центру, где б ни возник он, сборище наших дней на ободе ужасного, удовлетворенный взглядец украдкой в дымящийся кратер, удивительно, что такое может быть настолько великолепным – и так близко. Полицейские патрульные крейсера сидят, брошенные в противоположных углах, дверцы висят нараспашку, рации кудахчут, как птицы в клетках. Между исцарапанными мусорными контейнерами желтая лента, трепеща вверх тормашками в отпечатанном повторении «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОХОДА НЕТ», расчищает участок вокруг входа в магазин. Посреди этой росчисти довольно небрежно на заляпанном газировкой цементе с лепниной жвачки – очевидно хорошо попользованный художницкий брезент. Под тканью – тот зуд, который тесный полукруг глаз никак не может расчесать вволю, – покоится тело, его присутствие подтверждено высовывающейся парой потертых «найков», носки прискорбно воткнуты в землю, толстые зеленые шнурки вольно болтаются и не завязаны, камешки серого гравия впились в резьбу подошв, подробность эта увеличена до откровения близости, с каким Томми вдруг становится неуютно. Чувства его в этот миг слишком уж запутаны и пристальной экзаменовки не выдержат. Уверен он только в одном: должно быть, выглядит он до невероятия глупо, оказавшись в капкане этой толпы, разинувши рот, как турист только что с автобуса. Он придвигается поближе к Уайли.
– Это кровь? – шепчет он.
– Где?
– Возле его головы.
Легавый, который на вид был по крайней мере на десятилетие моложе Томми и щеголял с такими бачками, каких тот не видал на живом человеке лет двадцать, перехватывает его взгляд и смотрит прямо внутрь так же легко, как будто проверяет содержимое кипящей кастрюльки; отворачивается, очевидно развлекшись тем, что обнаружил там. Томми заливается стыдным румянцем.
В магазине полицейские в мундирах и следователи убойного отдела в модельных костюмах погружены в угрюмую беседу с отягощенным прыщами мальчишкой в красном фартуке и бумажном колпачке. На лице его напоказ выставлены потусторонние черты того, кого только что неожиданно сфотографировали со здоровенной вспышкой.
– Что случилось? – громко осведомляется Томми.
– Не знаю, – отвечает соломенновласая женщина в футболке «Металлики», прижимая к себе двоих маленьких детишек. Она не удосуживается обернуться. – Кого-то застрелили.
Томми налегает Уайли на ухо.
– Как думаешь, он черный? – Из-под покрывала не высовывается никаких зримых участков кожи.
Уайли просто пожимает плечами.
В воздухе застрял некий зловещий запашок… как бы озона? Наверняка же вредно для здоровья валандаться по этому участку, поглощать отчетливо неполезные флюиды незапрограммированного события в прямом эфире. Он толкает Уайли под локоть.
– Готов?
Уайли не отвечает.
– Никто не заходит. Ты чего хочешь? Дождаться труповозки?
Уайли оборачивается поглядеть ему прямо в лицо.
– Ну да.
В магазине, держа шляпу в руке, легавый говорит что-то другим и смеется, являя полный рот ошеломляюще белых зубов. Один следователь сосет пинту шоколадного молока, другой жует из драного пакета картофельные чипсы «Игл».
– Гляди-ка, – бормочет голос в толпе. – Они себе, к черту, вечеринку устроили.
Кто-то еще говорит:
– Получил по заслугам.
– Жалко, меня тут не было, – отвечает другой, – помог бы его грохнуть.
Кто-то просит легавого с бачками приподнять покрывало, чтоб он мог посмотреть на лицо «негодяя».