Зултурган — трава степная
Нарма был родом из аймака Налтанхин. Его мать — старшая сестра Булгун. Если искать родственников по крови, то ближе Нармы никого для Церена и Нюдли в степи не осталось. Церен так уж хорошо и не знал Нарму, видел его лишь несколько раз, но слышал о нем от матери часто. В прошлом году, когда они жили семьей на зимнем стойбище, Нарма приезжал и гостевал у них пять дней.
Нарма был ростом высок. Волосы, черные и густые, буйно вскипали надо лбом. Лицо продолговатое, белое, глаза всегда веселые. Нарме было к сорока, но незнающие люди, особенно женщины, принимали за парня — таким моложавым оставался он в свои годы.
— Здравствуйте, милые, Нюдля и Церен, славные вы мои! Как вы тут живете? — проговорил Нарма еще от порога и тут же прижал одной рукой к груди голову заплакавшей Нюдли, другой обхватил за плечи Церена. Мальчик отворачивался, пряча лицо.
— Церен, ты уже почти мужчина! — продолжал Нарма веселым баском. — Нюдля пошла в рост, вот-вот брата догонит. Давайте-ка не будем плакать, а поговорим, как жить дальше. Знайте же, мои дорогие: теперь я буду всегда с вами! Церен, что это у тебя, как вкусно пахнет! А? Я как волк проголодался! Там у меня кое-что в сумке… Все, что в печи, на стол мечи! — шутливо скомандовал Нарма, развязал свою сумку и повесил Нюдле на шею связку баранок.
Через минуту-другую лица детей уже посветлели, а вскоре Нюдля несмело хохотнула в ответ на шутку Нармы. В сиротском доме давно не слышалось смеха. Здесь даже разговаривали шепотом или вполголоса.
Соседи или просто знакомые наведывались, чтобы посочувствовать осиротевшим детям. Другой принесет молока или мяса, но так вывернет душу причитаниями, что лучше бы обошлись без его даров. Церен потихоньку учился обороняться от излишних сочувствий и вздохов: «Ладно вам!.. Перебьемся без родителей! Не калеки же мы с сестрой, чтобы нас заживо оплакивать». Хотя паренек и знал, какой нелегкой будет их жизнь. Нарма виделся Церену совсем другим человеком, готовым подбодрить.
— Бэлэ! [39] На плите мясо! Сегодня жена старосты принесла нам баранью лопатку, — объяснил Церен. Он снял с котелка крышку. Запах свежей баранины разнесся по дому.
— О, да здесь на большую семью! — воскликнул Нарма, довольный. — Интересно, если бы я не приехал, что бы вы делали с таким большим куском?
— Не беспокойся, — улыбнулся Церен. — У меня есть такой дружок, ему сколько ни положи в миску — подметет… Его зовут Шорва… А дразнят иногда: «Шорва-прорва». Только здесь ничего смешного. Он редко когда ест досыта, но уж когда придется… то только давай.
— А недавно он с отцом ездил к русскому доктору Вадиму, — вступила в разговор осмелевшая Нюдля. — Там они жили почти месяц, лечили глаза. Теперь и отцу и Шорве легче. Глаза уже не краснеют. Только они у него слишком узкие.
— Зато ты у нас большеглазая, как кукла! — заметил, поддразнивая сестренку, Нарма.
— Какая есть! — ответила Нюдля и смешно скривила рожицу.
Церен выбрал дымящееся мясо из котла в деревянную миску, поставил на ширдыке. Нарма умывался над ведром.
Пока бэлэ готовился к обеду, Церен вышел на улицу, расседлал коня, привязал его в сарае рядом с коровой. Седло принес в мазанку.
Все это примечал Нарма. Он видел как бы другого уже Церена, не мальчика — ладного, ловкого в работе юношу. Будто взрослый, управлялся Церен с домашним хозяйством, не нуждаясь в подсказке. Но тут же Нарма с горечью подумал о другом: «Нечему радоваться, если ребенок до срока лишен детства».
Они ужинали, когда вошла Сяяхля с кастрюлей в руках.
— Мендевт, дети! Нюдля! Вот вам молоко! Дайте посуду, перелью!
Не дождавшись, пока Нюдля опростает бортху, Сяяхля присмотрела посуду в углу сама.
Она вначале не заметила, что в доме есть еще кто-то, кроме детей. Лампа едва освещала проход.
— Мендевт, Сяяхля! Садитесь с нами ужинать! — пригласил ее Нарма из полумрака.
Сяяхля вздрогнула от неожиданности. Прижав к груди кастрюлю с молоком, вдруг сомлела, не зная, что ответить. Слишком знакомым был для нее прозвучавший здесь голос.
— Спасибо! — проговорила она наконец, обретая уверенность. — Меня ждет муж, я должна идти.
— Не хотите мяса, отведайте шулюна, — продолжал все так же настойчиво Нарма.
— Каким же ты смелым стал, Нарма! — с непонятным для детей упреком отозвалась Сяяхля. — Небось жена расправила крылышки?
— Не угадали, Сяяхля! Не вам ли знать, что не родилась еще женщина, которая пошла бы за меня замуж.
— Вот и поговорили, как меду напились, — сказала Сяяхля насмешливо, поправив на голове платок, собираясь идти.
— Почему же вы не спросите о своих знакомых? — спросил Нарма примирительно. — Я ведь сегодня из Налтанхина.
— Нарма, я считала тебя достаточно умным человеком, чтобы не говорить при детях лишнего. Да и разговаривать-то нам не о чем. Все, что судьбой отпущено было, свершилось… Зачем ворошить старое?
Сяяхля перелила молоко в чайник, принесенный Нюдлей, подошла к выходу, предупредив:
— Не ищи встреч, Нарма! Так будет лучше и тебе, и мне.
— Сяяхля, задержись на минуту! — вскрикнул Нарма, бросаясь к выходу. — Я не ищу встречи с тобой. Все покончено, я знаю… Но ты должна знать. Тебе необходимо это знать…
— Что мне полагалось знать, я уже знаю.
— Не все, дорогая Сяяхля. Не все мы знаем… Бергяс убийца! Ты хоть догадываешься об этом?
— Не хочу слышать этих слов! Я тоже виновата в том, что дети осиротели. Хватит! — резко сказала Сяяхля и хотела выйти, но взволнованный Нарма остановил ее у порога.
— Ладно! Проклинай меня, ругай последними словами… До сегодняшнего дня молчал, теперь не могу… Твоего первого мужа, зайсана Хембю, убил Бергяс! А я сюда приехал, чтобы лишить жизни убийцу! — громким шепотом, как клятву, произнес Нарма.
— Ты лжешь, негодяй! Ты хочешь опорочить старосту хотона!
Сяяхля выскочила из дома. Нарма давно собирался сказать ей об этом, но не выпадало случая. Сейчас этот случай представился… Как он ненавидел Бергяса! Нарма, оглушенный, опустился на свое место, к еде больше не притронулся. Дети с недоумением смотрели на него.
В землянку протиснулся щупленький мальчик и, увидев незнакомого человека, стал у двери.
— Шорва, проходи, — подбодрил дружка Церен, обрадовавшись его приходу. — Это приехал к нам сын сестры моей матери, мой бэлэ. О нем я тебе уже говорил как-то.
Нюдля молча поднесла Шорве связочку баранок. Нарма подвинулся, освобождая место для гостя.
— Шорва — хорошее имя. Я живу на реке по названию Шорва. Давай познакомимся, паренек! Мое имя — Нарма. А теперь садись поближе к мясу.
Едва Шорва сел, дверь снова распахнулась, порог переступил высокий старик в длинной шубе.
— О… пришел дедушка Онгаш! — Нюдля даже прихлопнула в ладоши. — Здравствуйте, дедушка!
Когда Булгун слегла и ей становилось все хуже, старики и старухи приходили к Нохашкам навестить больную. Немного поговорив с добровольными сиделками, Булгун успокоенно засыпала. Сиделки тоже с надеждой на добрый исход расходились. Только Онгаш не смыкал глаз всю ночь. Старик вспоминал всякие россказни, заговаривался при этом, мог толковать до утра, невзирая, слушает ли кто. Терпеливей всех оказывалась Нюдля, зато и дед любил ее больше остальных.
— Как поживаете? — начал Онгаш со своего привычного вопроса.
— Хорошо! — отозвалась первой Нюдля. — У нас дорогой гость из дальнего края!..
Дед сбросил шубу в угол, посапывая, освободился от овчинной жилетки, затем расстегнул бешмет и сел у плиты, вытянув ноги поближе к огню. За долгую жизнь чего только не приключится с человеком. У Онгаша было когда-то даже имя другое. За привычку потеплее одеваться его прозвали Капустой.
— Ну, дети, рассказывайте, откуда приехал ваш гость? — отдышавшись, спросил дед Онгаш.
Нарма объяснил старику, кем он доводится детям Нохашка и откуда пролег его путь к хотону.
— Чего же тут долго рассуждать, — прервал Нарму словоохотливый дедок. — Ты племянник Булгун, все этим сказано. Между прочим, я помню твоего отца, царство ему небесное. Не было лучше человека в хотоне. Как раз твой отец доводился моему деду…