Время и боги. Дочь короля Эльфландии
Вот какой была Меримна – город воплощенных в камне побед и бронзовых героев. Но в то время, о котором я пишу, искусство войны давно было позабыто в Меримне, и все ее жители будто спали на ходу. Они бесцельно бродили взад-вперед по широким улицам и глазели на богатства, добытые в чужих краях мечами тех, кто когда-то любил Меримну – любил больше всего на свете. И во сне они грезили о Веллеране, Суренаре, Моммолеке, Роллори, Аканаксе и юном Ираине. О землях, лежавших за окружившими Меримну со всех сторон горами, они не знали почти ничего, кроме разве того, что когда-то все они были ареной внушающих ужас дел, которые Веллеран вершил своим мечом. Много лет назад эти земли снова отошли к народам, некогда побежденным армиями Меримны, и жителям ее не осталось больше ничего, кроме их мирного города да воспоминаний о давно минувшей славе. Правда, по ночам в пустыню отправлялись часовые, но они всегда спали на своих постах и видели сны о Роллори, да еще трижды за ночь одетые в пурпурные плащи стражники с фонарями, громко певшие песни о Веллеране, обходили городские стены. Никогда не носили дозорные оружия, но стоило словам их песни разнестись над равниной и достичь неясных далеких гор, как разбойники в пустыне тут же прятались в свои норы, едва заслышав имя Веллерана. Часто бывало так, что рассвет, гасящий звезды и зажигающий волшебный огонь на шпилях Меримны, заставал стражников все еще поющими о Веллеране, и тогда их плащи меняли свой цвет, а огонь в фонарях бледнел. И все же крепостной вал всегда оставался в неприкосновенности, и стража уходила, а потом и часовые с равнин один за другим пробуждались от грез о Роллори и, ежась от утренней прохлады, не торопясь возвращались в город. Чуть позже с ликов Сирезийских гор, которые окружали Меримну и с севера, и с запада, и с юга, исчезала грозная тень, и в прозрачном утреннем свете становились видны над мирным, безмятежным городом высокие колонны и статуи героев.
Вам, должно быть, любопытно, как могли невооруженная стража и часовые, которые все время спали, сберечь город, в котором было так много произведений искусства и драгоценных изделий из бронзы и золота, – надменный город, который некогда царил над своими соседями, но ныне позабыл искусство войны? Да, была одна причина, по которой Меримна могла чувствовать себя в безопасности, хотя все завоеванные земли давным-давно были у нее отняты. Странная вера – или странный страх – жили среди свирепых племен, обитавших по ту сторону гор, а верили они в то, что крепостные валы Меримны все еще стерегут Веллеран, Суренар, Моммолек, Роллори, Аканакс и юный Ираин, хотя вот уже сто лет прошло с тех пор, как Ираин, самый молодой из героев Меримны, в последний раз вышел на битву против племен.
Разумеется, время от времени в племенах появлялись молодые, горячие воины, которые начинали сомневаться и говорили:
– Как может человек без конца избегать смерти?
Но другие сурово им отвечали:
– Выслушайте нас вы, чья мудрость столь велика, и объясните нам, как может избежать гибели человек, который в одиночку сражается с четырьмя дюжинами вооруженных мечами всадников, каждый из которых поклялся убить его и призвал тому в свидетели всех своих богов, – а Веллерану не раз приходилось выходить победителем в таких схватках. И растолкуйте нам, как могут два человека пробраться ночью в огороженный крепостной стеной город и похитить оттуда короля, как сделали это в свое время Суренар и Моммолек. Уж конечно, те, кто сумел избежать стольких мечей и кто стоял невредим под дождем смертоносных стрел, сумеют ускользнуть от Времени и от армии лет.
И тогда молодежь почтительно замолкала, но все же сомнения продолжали расти и крепнуть. И часто, когда солнце садилось за Сирезийскими горами, жители Меримны замечали на фоне заката черные силуэты свирепых воинов из этих племен, которые пристально глядели в сторону города.
Все жители Меримны знали, что фигуры, расставленные вдоль крепостного вала, были лишь каменными изваяниями, однако каждый питал надежду, что настанет день – и древние герои явятся снова, ибо никто и никогда не видел их мертвыми. А произошло это потому, что в свое время все шестеро великих воинов поступили одинаково: зная, что полученная ими рана смертельна, все они отправлялись к некоему укромному ущелью и бросались в него (я где-то читал, что, перед тем как умереть, подобным образом поступают великие слоны, прячущие свои огромные кости от мелких тварей), а было то ущелье узким и глубоким – мрачная пропасть, на дно которой не вела ни одна тропа и куда не мог спуститься ни один человек. К краю этого ущелья, задыхаясь и хрипя, подъехал однажды Веллеран; а некоторое время спустя у расселины появились Суренар и смертельно раненный Моммолек, который должен был остаться здесь навсегда, и Суренар, который не пострадал в том бою, вернулся от ущелья один, оставив своего лучшего друга покоиться рядом с костями великого Веллерана. И в свой срок прискакал сюда и сам Суренар, прискакал вместе с Роллори и Аканаксом, и Роллори ехал посередине, а двое его друзей – по бокам. Этот долгий путь нелегко дался Суренару и Аканаксу, ибо оба они были смертельно ранены в последнем бою, и только для Роллори путешествие оказалось необременительным, ибо он был мертв. Вот как получилось, что кости пяти героев белели во вражьей земле; и хотя когда-то они заставляли трепетать города, прах их лежал бестревожно, и никто не знал, где нашли они свой покой, – никто, кроме Ираина, юного капитана, которому едва исполнилось двадцать пять, когда Моммолек, Роллори и Аканакс отправились в свое последнее путешествие. И среди останков разбросаны были седла, уздечки и другая конская сбруя, дабы ни один человек не мог случайно наткнуться на них и потом похваляться в каком-нибудь чужеземном городе: «Глядите! Вот добытые в бою седла и уздечки славных капитанов из Меримны!», и лишь своих верных коней герои отпустили на свободу.
И сорок лет спустя, в час великой победы, получил свою последнюю рану Ираин – то была глубокая, страшная рана, которая никогда не закрылась бы. Из всех капитанов-героев Ираин был последним, и в одиночку отправился он к известному ему ущелью. Долгой и тяжелой была дорога к этой мрачной расселине, и Ираин, боясь, что не сможет добраться до места своего последнего упокоения, все понукал и понукал своего коня, вцепившись обеими руками в седельную луку. По пути он часто впадал в забытье, и тогда являлись ему прошедшие дни – те, когда он в первый раз отправился на великую войну с армией Веллерана и когда Веллеран впервые заговорил с ним, – и лица товарищей Веллерана, которые мчались в бой впереди атакующей конницы. И всякий раз, когда Ираин приходил в себя, в душе его, которая вот-вот готова была расстаться с телом, рождалось огромное желание лежать там, где белеют кости древних героев. Когда же наконец Ираин увидел темное ущелье, словно незаживший шрам пересекавшее равнину, душа его тихонько выскользнула сквозь зияющую рану, выскользнула и расправила крылья, и в тот же миг боль покинула его бедное изрубленное тело, и Ираин умер, даже в смерти продолжая торопить своего коня. И старый верный конь все мчал легким галопом, и так бежал он до тех пор, пока не увидел перед собой черную трещину в земле, и тогда на всем скаку конь уперся передними ногами в край обрыва и встал как вкопанный. И мертвое тело Ираина покатилось через правое плечо коня, и вот уже много лет пролетело с тех пор, как его кости смешались с останками героев Меримны и обрели наконец вечный покой.