Безмолвный ковчег
В других загонах свиньи уже родили поросят. Маленькие существа, все еще мокрые и испачканные слизью, копошились на металлическом полу, пытаясь найти соски своей матери. В одном из загонов они отчаянно пытались вскарабкаться вверх по наклонному полу и переползти через мертвого однопометника и плаценту. Мать не могла им ничем помочь, потому что она была отгорожена от малышей решетками, которые давали возможность детенышам сосать молоко, но не позволяли ей выполнять функции настоящей матери и заботиться о детях, все, что ей было отведено – это роль поставщика молока. «Решетки? Благодаря им, свиноматка не скатывается на детенышей», объяснил наш улыбающийся гид.
К этому времени я уже начала презирать его улыбку. Этот усмехающийся, постоянно гримасничающий молодой человек, чуть старше меня, быстро и эмоционально рассказывал о том, как увеличивается производительность, хвастался своими знаниями о кормовых рационах и с восторгом говорил о рыночном спросе. Он не сказал ни слова о животных в ином ключе, кроме как об их роли в экономике. До того, как я вошла в это помещение, я ничего не знала о свиньях, но я поняла, что увиденное мной – это отступление от самой простой человечности.
Наша экскурсия продолжалась, мы пошли в отсек для молодняка, находящийся в том же строении. Тысячи крохотных ярких глаз над постоянно шевелящимися носиками смотрели на нас из своих тюрем, куда бы мы ни пошли. Ряды решетчатых ящиков, один на другом, общей высотой два метра, располагались по бокам от прохода. В каждом ящике сидело несколько поросят, никаких предметов там не было. Эти клетки стали домом для поросят, когда им было 3,5 недели, и их отняли от матери – на целых 5 недель раньше срока, установленного природой.
Их жизнь будет очень коротка. Отобранных на ветчину и свинину забьют в возрасте 5 месяцев. «Беконные» свиньи проживут на месяц дольше. И тех и других за несколько недель до забоя переведут в откормочные загоны для набора веса. Нервные и чрезвычайно беспокойные, они будут жить там на голом полу без постилки, без деревьев, цветов и солнечного света.
В настоящее время 40 % всего производимого в мире мяса составляет свинина. Свиней едят чаще, чем каких-либо других животных, и их интенсивно выращивают во всем мире. В 1960-е годы в США были сконструированы «беконные клетки»: поросята содержаться в крохотных клетках, таких маленьких, что любое движение дается с трудом. Это не позволяет поросятам «тратить энергию», и они быстро накапливают жир.
Такое обращение с животными всегда оправдывают тем, что все это делается в их интересах. Те, кто работают с ними, заявляют, что знают и понимают их привычки и пренебрежительно отмахиваются от замечаний других людей, таких как я. Они говорят, что если у животного есть пища, вода и крыша над головой, то больше им ничего не надо. Просто невероятно, что они вообще не упоминают свободу – ценность, которую мы, животные вида Гомо Сапиенс, ставим выше всего. Свобода окрыляет наше сознание, а если ее нет – наша душа пребывает в унынии. Я уверенна, что то же самое и у животных. Если Вы мне не верите, понаблюдайте за стадом коров: как они себя ведут, когда их выпускают из тесных зимних загонов на свежее весеннее пастбище.
В 15 лет я увидела то, недопустимость чего я чувствовала инстинктивно, но мне было трудно рационально объяснить это, выставить аргумент против убеждений моего гида. Поэтому, я решила заняться поиском информации, как только покинула эту ужасную тюрьму для животных. То, что я обнаружила, повергло меня в шок.
Если поросята развиваются так, как задумано природой, то есть рядом со своей матерью, на свежем воздухе: они бегают, кувыркаются, гоняются друг за другом и играют в те же игры, что и все детеныши млекопитающих. Они не причиняют друг другу вреда. Они обладают те ми же умилительными качествами, которые мы так любим в наших домашних питомцах. Но, когда в условиях промышленного животноводства поросята набиты в ящики, ничего подобного делать они не могут, и их любопытство приобретает искаженные черты. Скука порождает то, что заводчики обвиняющее называют «пороками». Например, поросята откусывают друг другу хвосты, а иногда доходят до каннибализма. Не надо быть университетским профессором, чтобы понять: единственный способ «вылечить» их – это дать им больше пространства и жизненных стимулов, на которые они смогут направить свое любопытство. Но, это, конечно же, неэкономично.
Животноводы решают эту проблему с помощью обрезания хвоста. Такие, невинно звучащие слова, как «выбраковка» вместо «убийство» и «кастрация», ничего не говорят нам о том, что происходит в реальности – орган отсекают полностью или только часть с помощью ножа и без анестезии. Некоторые фермеры делают это иным способом, иногда одновременно с обрезанием хвоста. Они вырывают поросятам зубы плоскогубцами … Наш гид даже не упомянул об этих увечьях, он с гордостью хвастался тем, что после забоя ни одна часть свиньи не пропадает зря, разве что ее предсмертный визг.
Все еще улыбаясь, он провел нас обратно в строение, где располагались сухие загоны для свиноматок и снова начал хвастаться современным техническим оснащением свинарников, которое позволяет сделать производство максимально эффективным. Через 5 дней после того, как поросят отнимут от матери, свиноматку опять оплодотворяют, и печальный круговорот продолжится.
Пока он говорил, мы прошли мимо странного устройства, похожего на низкий блок с ремнями. Я спросила, что это такое. «О, это то, что любители кроликов называют подставка для изнасилования», захихикал он.
Маленькое устройство предназначено для того, чтобы держать свиноматку обездвиженной, когда ее оплодотворяет один из племенных хряков. В природе свиньи разборчивы в выборе партнера, но здесь – нет выбора, нет и права на отказ. Есть только беспрерывный круговорот: беременность, опорос, отъем потомства и опять беременность. Когда такое существование, в конце концов, их истощает и у них снижается количество поросят в помете или на теле появляются опухоли и нарывы – этих машин по производству поросят постигает ироническая участь. Их кости используют в пищевой перерабатывающей промышленности для изготовления пирогов, сосисок и … детского питания.
До сего момента, я считала, что жестокость по отношению к животным – это такие явления, как охота на лис, убийство бельков или жестокое обращение с домашними питомцами. Самый большой скандал с отцом, ожесточенный, с гневом и криками, произошел у меня, когда деньги, которые были даны мне на стрижку в парикмахерской, я отправила для кампании против забоя бельков на плавучих льдах Канады. Я вернулась домой с не подстриженными волосами, но очень гордая собой. Я не могла понять, почему он так рассердился. И до сих пор не могу понять. Когда бельковый промысел был наконец-то запрещен, я без колебаний напомнила ему о его и моей роли в этом. Он до сих пор это вспоминает. Тем не менее, оба мы пришли в ужас, когда в 1996 году правительство Канады заявило, что оно возобновляет этот варварский промысел и санкционирует убийство 250 000 бельков.
Мое посещение той образцовой фермы положило начало переосмыслению многих моих представлений о мире. Я постоянно спрашивала себя, почему мне никогда не говорили о том, как обращаются с сельскохозяйственными животными. Меня воспитывали на романтической сказке о довольных жизнью коровках по имени Маргаритка и Лютик и улыбающихся свинках по имени Госпожа Свинья. И сегодня детям рассказывают то же самое.
Та ферма отнюдь не была каким-то отклонением от нормы, напротив, она была образцовой. Фермеры брали с нее пример. Методы, которые практиковались на этой ферме, представляли собой идеальное соответствие стандартам по обращению со свиньями и рекомендуемым технологиям производства, а также давали полную информацию о том, как увеличить объем продукции, ограничить затраты и сделать на животных как можно больше денег. Сегодня, в 90-е годы благодаря тому, что наша капиталистическая модель общества, основанная на потреблении, является примером для развивающихся стран, мы переживаем расцвет экспорта оборудования и технологий промышленного животноводства в другие страны.