Принцесса на час (СИ)
Я называла ее Арди с самого детства — тогда я еще не могла выговорить ее полное имя, а потом уже так привыкла к сокращенному варианту, что продолжала использовать именно его.
Мы не успели дойти до столовой, когда колокольчик на дверях снова звякнул, извещая о приходе нового гостя.
Глава 2
Рикарда подошла к дверям с таким грозным видом, что я была уверена — она спустит с крыльца того, кто осмелился нанести нам визит в столь неподходящее для визитов время. Однако этого не случилось. Более того — она позволила гостю войти, отступив в сторону и даже чуть наклонив голову.
Впрочем, я быстро поняла причину такой почтительности — на дверце кареты, что стояла перед нашим крыльцом, я увидела изображение льва. Использовать диких животных на гербах в Керландии было дозволено только высшему дворянству — маркизам и герцогам.
Но вошедший к нам в дом ни на герцога, ни на маркиза был не похож. Он был среднего роста, неприметной внешности, и его одежда, хоть и была добротной и даже с некоторой претензией на элегантность, была сшита из недорогих тканей.
— Что вам угодно, сударь? — осведомилась я.
Он ответил вопросом на вопрос:
— Мадемуазель Легран? — и когда я кивнула, отвесил мне церемонный поклон. — Я прибыл к вам по поручению герцога Эрсана. Его светлость просит вас прибыть в его поместье как можно скорее. Я понимаю — вам требуется время на сборы, но надеюсь, что если я заеду за вами завтра утром, то вы будете уже готовы?
Я посмотрела на него с изумлением.
— С какой стати, сударь, вы решили, что я вообще поеду с вами?
На сей раз заметно удивился он.
— Разве имя герцога Эрсана вам ни о чём не говорит, мадемуазель?
О, это имя сейчас было на слуху, наверно, у каждого жителя Керландии. Дочери его светлости посчастливилось стать невестой наследного принца, и их свадьба должна была состояться через несколько дней и стать главным событием сезона. Об этом писали все газеты.
— Я знаю, кто такой герцог Эрсан, — сказала я. — Но даже если он вот-вот породнится с королевской семьей, это не дает ему права отдавать приказы подданым его величества.
К счастью, те времена, когда дворяне имели право распоряжаться не только своими землями, но и теми, кто на них проживал, давно миновали. И хотя высокие титулы по-прежнему открывали любые двери, их обладатели уже не находились перед законом на особом положении.
— Вот как? — гость ненадолго задумался. — Признаться, я был уверен, что это имя должно было сказать вам совсем о другом.
Он выразительно посмотрел в сторону Рикарды, давая понять, что предпочел бы продолжить разговор наедине, но я сделала вид, что не поняла намека. От Арди секретов у меня не было.
— Если вы хотите что-то сказать, сударь, то говорите. Что дало его светлости основания полагать, что я откликнусь на его просьбу? И откуда он вообще узнал о моем существовании?
Казалось, от этих вопросов он растерялся еще больше, но, после некоторых сомнений, всё-таки сказал:
— Было бы странно, мадемуазель Легран, если бы его светлость не знал о существовании собственной дочери.
Он сделал паузу, давая мне время осознать смысл его слов, но мне потребовалось на это слишком много времени. Отец? Герцог Эрсан — мой отец? Кто мог поверить в такую чушь?
— Кажется, вы сомневаетесь в моих словах, мадемуазель? — спросил он, так и не дождавшись от меня ответа.
— Я полагаю их за издевку, сударь, — я надеялась, что мой голос звучал достаточно холодно для того, чтобы странный посетитель понял, что я не склонна продолжать разговор. — Я прекрасно знаю, кто был моим отцом — шевалье Легран. К сожалению, он уже умер и не сможет потребовать у вас ответа за то оскорбление, что вы пытаетесь нам нанести. Но поверьте — мне и самой хватит решимости спустить вас с лестницы, если вы не удалитесь сию же минуту.
Он поклонился с самым почтительным видом и виновато улыбнулся:
— Я совсем не хотел обидеть вас, мадемуазель! И если вы соблаговолите выслушать меня, я всё вам объясню. Хотя, когда его светлость отправлял меня сюда, он был уверен, что объяснять ничего не придется. Мы полагали, что ваша матушка давно открыла вам правду.
О какой правде он говорил? Да, матушка перед самой своей болезнью хотела поговорить со мной о чём-то важном — когда она только начала хворать и еще не потеряла связь с действительностью, то отправила письмо в академию, где я училась, прося срочно приехать. Но, к сожалению, хоть я и выехала сразу по получению письма, приехала домой я слишком поздно — матушка уже не узнала меня.
— Ну, что же, сударь, я слушаю вас, — кивнула я, заранее решив не верить ни единому его слову.
Я не предложила ему присесть, и он, печально взглянув на стоявший в нескольких шагах от него стул, вынужден был продолжать переминаться с ноги на ногу.
— Чуть более двадцати лет назад ваша матушка служила гувернанткой в замке Эрсанов — она занималась с мадемуазель Эрсан иностранными языками. Нынешний герцог тогда был тоже молод, и между ним и вашей матушкой возникла симпатия. Но вы же понимаете, что разница в общественном положении между ними была слишком велика, чтобы речь могла идти о браке. И сознавая это, ваша матушка поступила благородно — поняв, что она находится в положении, она уехала из замка, а через некоторое время вышла замуж за шевалье Леграна.
Он говорил весьма гладко, но я всё равно покачала головой:
— Простите, сударь, но я вам не верю.
На сей раз он кивнул.
— Я понимаю, мадемуазель, что для вас всё это оказалось слишком неожиданным. Но, быть может, если я дам вам время для того, чтобы вы могли спокойно поразмыслить об этом, вы придете совсем к другому выводу. Вдруг что-то в вашей памяти подскажет вам, что я говорю правду.
— И не надейтесь, сударь! — решительно заявила я. — Но даже если бы вы вдруг оказались правы, то не кажется ли вам, что герцог Эрсан слишком поздно проникся отцовскими чувствами? Если он столько лет предпочитал не вспоминать о том, что у него есть дочь, то я уверена, что он может продолжать делать это и дальше. А раз так, то наш дальнейший разговор становится бессмысленным.
— Но вы не правы, мадемуазель! — с горячностью воскликнул гость. — Его светлость всегда помнил о вас, и если прежде он не принимал участия в вашей судьбе, то лишь потому, что ваша матушка была против этого. Она не принимала от него никакой денежной помощи, хотя я лично несколько раз приезжал к ней по этому вопросу. И лишь однажды, на ваше шестнадцатилетие она позволила его светлости сделать вам подарок. Может быть, вы вспомните — это была серебряная брошь в виде цветка с сапфирами.
— И опять вы врете, сударь! — возразила я. — Да, я получила эту брошь пять лет назад, но это была фамильная драгоценность Легранов. Мой отец, когда еще был жив, просил подарить эту брошь мне на совершеннолетие. А в день свадьбы он подарил матушке такие же, в форме цветков, синие серьги!
Я выпалила это и осеклась, заметив улыбку на губах гостя. Не хотел ли он этим сказать, что серьги тоже были подарком герцога?
— Если вы обратитесь к ювелиру, мадемуазель, то он назовет вам подлинную цену этого сапфирового гарнитура, и вы поймете, что столь дорогие украшения вряд ли могли быть в семье провинциального шевалье. Вы можете сделать это завтра утром. А я вернусь сюда к обеду, и мы продолжим наш разговор.
Он поклонился еще ниже, чем прежде, и вышел. А я растерянно посмотрела на Рикарду, ища у нее поддержки. Но старая служанка только вздохнула:
— Боюсь, мадемуазель Луиза, всё то, что он говорил — истинная правда.
Глава 3
— С чего ты взяла это, Арди? — я села на ступеньку лестницы, а Рикарда, закрыв дверь, опустилась на стул. — Матушка что-то говорила тебе о герцоге Эрсане?
Служанка не смотрела на меня, теребя оборки на ситцевом переднике.
— Она не называла его имени, мадемуазель, но я поняла, что речь идет об очень знатном человеке. Она заговорила об этом лишь однажды, и то впоследствии, как мне показалось, жалела о своей откровенности. Вы тогда учились в академии, и мы праздновали ее именины вдвоем. Вот я и сказала ей тогда, что нужно бы ей снова выйти замуж, чтобы не чувствовать себя одинокой. А она ответила, что уже вышла один раз замуж без любви, и что никакой радости такой брак не приносит. А я спросила — разве же она не любила шевалье Леграна? Она ответила, что, дескать, нет, хотя всегда старалась быть для него хорошей женой, потому что была ему благодарна за то, что он очень выручил ее в трудную минуту, стал для вас хорошим отцом и никогда не упрекал ее за прошлое.