Чужой ребенок (СИ)

Ванька догоняет, пристраивается рядом, стараясь шагать в ногу со мной. Молчит. Сопит.
Прямо ощущается, как его разрывает от желания оправдаться, только повод нужен, толчок.
А мне оно нужно?
Наверно, да.
Зачем-то же я подписалась сейчас на это все…
— Ну рассказывай, — смягчаюсь я, немного сбавляя шаг.
— Я не виноват! — тут же выдает Ванька.
Ожидаемо. Конечно, не виноват.
— Я хотел купить телефон, — продолжает он рассказывать, волнуясь, забегая передо мной, чтоб в лицо смотреть, и размахивая руками, — подошел… Попросил посмотреть, а продавец не дал! Сказал: “Вали отсюда, шваль”! Прикинь?
Киваю.
Да, такое вполне могло быть, Ванька не выглядит платежеспособным покупателем. Но все равно, как-то… Перебор. Рычать на ребенка только за то, что телефон попросил посмотреть…
— Ну, я начал возмущаться, — Ванька подпрыгивает от волнения на месте, вынуждая меня затормозить, — а он как заорет: “Это ты у меня на прошлой неделе спер мобилу! Я тебя узнал!” Ну и, не успел я чухнуть, как охрана приперлась, меня повязали…
— Так мобильного у тебя не нашли ворованного? — уточняю я основной момент.
— Нет, конечно, — фыркает Ванька, — я что, совсем конченный утырок?
— Не надо такие слова говорить, — наставительно говорю я, — маленький еще.
— Какие? — безмерно удивляется Ванька, я смотрю на него пару секунд, прикидывая, стоит продолжать воспитательную работу, или не пытаться даже…
Затем вздыхаю:
— Ладно… Пойдем. Есть хочешь?
— Да, — кивает Ванька, опять подстраиваясь под мой шаг.
Мы идем в сторону моего дома, болтая по пути про все на свете: школу, уроки, успехи Ваньки в школьной футбольной команде и новой компьютерной игре.
Я пару раз ловлю себя на том, что разговариваю с ним на равных, то есть, вообще без напряжения.
Обычно, общение с детьми меня всегда порядком утомляло, словно натужное что-то делала… Но, может, все дело в том, что дети, с которыми мне доводилось общаться раньше, были меньше Ваньки?
У моих немногочисленных приятельниц детишки примерно от грудничков до пяти-шести лет. И я, если вдруг раз в полтора года умудрялась в гости заглянуть, всегда старалась не обращать внимания на ползающего под ногами человечка, считая его кем-то вроде любимого домашнего животного. Типа, надо уделить обязательное время для умиления и усюсюскания, но не более. А то обнаглеет, на шею заберется. И сиди потом, терпи…
Ванька же ведет себя, разговаривает и, по-моему, думает, уже как вполне сформировавшаяся личность. Взрослая.
Болтать с ним весело и интересно.
Мы доходим до моего дома, поднимаемся на этаж.
Ванька с любопытством осматривает квартиру, кивает солидно:
— Ниче так хата.
— Спасибо, — сдержанно улыбаюсь я.
— Твоя?
— Моя. От бабушки с дедушкой досталась.
— Ага…
Больше Ванька никак мою жилплощадь не комментирует, просто ходит, изучает мебель, корешки книг в дедовой библиотеке, вид из окон.
— А чего одна живешь? Без мужика? — поворачивается он ко мне с неожиданным вопросом.
Я пару секунд раскрываю рот немо, пытаясь сформулировать верный ответ, а затем строго говорю:
— А тебе не кажется, что это не твое дело? Невежливо спрашивать у женщины о таком.
— Так ты не женщина, — огорошивает меня Ванька.
— А кто же я?
— Девушка еще, — и, пока я раздумываю, считать это за нахальство или за комплимент моему возрасту и внешности, наглый мальчишка продолжает, как ни в чем не бывало, — но вообще, правильно, что мужика не заводишь. Нафиг они не нужны, кровососы. Без них лучше.
— А не слишком ли ты мал, чтоб вообще о таком рассуждать? — теряюсь я окончательно, не понимая, как это разговор наш в такое русло забрел.
— Нет, — отрезает Ванька, а затем решительно топает в сторону кухни, — пойдем, ты жрать предлагала.
— Не жрать, а есть, — машинально поправляю я его, послушно идя следом и гадая, каким образом я вообще в такой ситуации оказалась.
Бывают же в жизни странности…
  
Глава 5
 
— Аня, к тебе там мальчик какой-то пришел, — зовет меня тетя Тома, санитарка.
 
Я отрываюсь от журнала, иду к выходу, в принципе, прекрасно зная, кого увижу.
И худая длинненькая фигурка на крыльце оправдывает ожидания.
— Ты чего тут забыл? — сурово говорю я вместо “здрасте”.
Ванька весело щерится, показывая небольшую прореху между передними зубами, и смотрится это на редкость мило, озорно и забавно даже, так что я невольно перестаю хмурится и тяну губы в ответной улыбке.
— Да я просто в гости пошел к тебе, а потом вспомнил, что ты на работе… И решил забежать…
Он тараторит, улыбается, шмыгает носом. И прячет взгляд.
Я оглядываюсь на входную дверь, потом маню его зайти.
Сегодня у нас тут не особенно шумно, середина недели, и на смене Дима. Ругаться не будет, хотя и нельзя нам посторонних.
— Сядь, — киваю ему на лавку.
Ванька садится, смотрит на меня.
— Есть хочешь? — мне приходит в голову, что он голодный, наверно, после школы… Если домой не заходил. Или зашел и вышел.
— Немного… Ты не думай, у меня бабло есть…
— Не бабло, а деньги, — машинально поправляю я его, сама внутреннне впадая в ступор от менторского тона и попыток в правильность речи.
Обалдеть, давно ли меня так приложило? Вот что общение с детьми делает!
— Ой… Зануда, — закатывает глаза Ванька, демонстративно фыркая.
— Сиди тут, — командую я, выхожу в сестринскую, забираю нетронутый контейнер с жареной картошкой и котлетой , прихватываю вилку и хлеб.
Выношу это все в коридор.
— Вот, бери и иди на улицу. Здесь нельзя посторонним. У нас на территории есть беседка, там стол и лавки, перекуси, контейнер принесешь, понял?
— Угу, — Ванька, алчно сглотнув на пробивающийся из-под крышки запах еды, все без разговоров подхватывает и уметается на улицу.
А я спохватываюсь, что не спросила у него, что случилось.
Он же явно не просто так пришел…
Учитывая, что мы распрощались позавчера, когда я накормила его обедом, сделала уроки с ним и выпроводила домой до темноты, вряд ли успел соскучиться. Да и вообще… Чего ему скучать?
Я все сделала для того, чтоб Ванька не сильно старался ко мне приходить. Мало кому понравится вместо веселой болтовни, как он, наверно, рассчитывал, сидеть и уроки делать…
Но я ему в подружки не набивалась, да и не стремилась особо к общению, кожей ощущая, что не стоит приваживать чужого ребенка.
И без того чересчур сильно вписалась.
И это я еще в тот магазин с наглым продавцом не ходила!
А ведь планировала, как раз после смены заскочить хотела, сегодня вечером.
Я , скрепя сердце, прикидывала, как буду разговаривать, какие аргументы приводить, и старательно убирала из головы вполне логичные вопросы: на кой это мне все?
Жила же себе, жила… Не планировала ни детей, ни мужей, все устраивало так, как есть…
Нет же, вписалась за незнакомого, чужого…
И вот теперь, отдав Ваньке свой обед, я только вздыхаю.
Не хотела приваживать… А оно само как-то. Пришел, такой натужно веселый, упорно делающий вид, что ничего у него не происходит, что все хорошо…
А у меня что-то даже нехорошо стало в сердце.
С другой стороны, ребенок голодный… Ну и пусть чужой. Убудет от меня, если покормлю разок?
У него дома, наверно, кроме бутылок, и нет ничего в холодильнике…
Пока уговариваю себя, что в происходящем вообще ничего особенного, привозят по скорой гипертоника, и самокопания отступают на десятый план.
Занятая пациентом, я даже забываю про Ваньку на какое-то время, потому что потом надо делать процедуры, потом это все записывать, а затем успокаивать еще одного пациента в делирии.
В итоге, спохватываюсь я уже ближе к концу смены.
Выхожу на крыльцо, вертя , как предлог, сигарету в руках, осматриваюсь, гадая, куда делся парнишка.
Судя по тому, что контейнеров моих нет на лавке в коридоре, явно не заходил сюда. Конечно, мог просто поесть и оставить их в беседке, но… Но что-то подсказывает, что Ванька вряд ли бы так поступил. Не бросил бы мою посуду.