Охотники Горелых земель 2 (СИ)
— Не возможно, а точно. Только дефектные Клинки могут свести адепта с ума.
— Кто ты вообще такой? — спросил я, игнорируя шепот Мелхакха.
— Я — адепт Круга. Мы, ну, сущности? Души? Не знаю, как точно нас описать. Думаю, души — самое близкое. Мы храним круги перерождений в множестве вселенных. Нас можно перекинуть из одного мира в другой, и мы обладаем способностями перебрасывать души из одного круга в другой.
— А я тут причем?
— Тебе просто или посложнее?
— Где информации больше, — я откинулся на спинку кресла и хлебнул чая.
— Значит, посложнее. Круги перерождений есть у каждого мира. Они делятся на открытые и закрытые. Открытые круги постоянно меняются душами между собой, а закрытые — рождаются и угасают с одинаковым количеством душ. Вот наша задача — следить, чтобы так все и оставалось. Твоя родина обладает открытым кругом, иначе бы ты сюда не попал. Но послали тебя сюда адресно, как замену.
— Замену чему?
— Чьей-то душе.
Не понял.
Очевидно, мое недоумение было написано на моем лице, потому что Авель продолжил:
— Понимаешь ли, душ во вселенной — ограниченное количество. Сколько Спящий их создал, столько и будет. Новых поставок не предвидится. Однако, во вселенной некоторые живые существа могут получить доступ к магии душ. Она очень сильная, работает в любом мире по одинаковым законам, и топливом к этой магии служат души. Величайшее творение из снов Спящего необратимо рассыпается на ничто ради силы другой души. Вот поэтому некоторые души во время круговорота не отдают свои воспоминания и эмоции Чаше, а сохраняются неизменными и проживают тысячи жизней. Я — один из таких вот перерожденцев. Я еще молод, это мое семнадцатое перерождение, но определенным опытом обладаю.
— А в чем, собственно, цель твоего присутствия здесь? И почему там был твой товарищ?
— Вот тут я и собирался рассказать тебе нечто, к чему уже подвел тему. В этом мире завелся Пожиратель. Я и несколько моих товарищей были оперативно переброшены сюда. Вместе с Клинками, естественно. Наше оружие — это наши бессменные компаньоны. Мы с ним — две души, сплавленные воедино. Наша цель, соответственно, прибить Пожирателя. Он, понимаешь ли, сжигает души. Понемногу, но со временем он обнаружит, что смерть над ним не властна. Ну, естественная. Поэтому, в теории, он может полностью погасить этот мир. Тут, понимаешь ли, закрытый круг, и местные даже об этом знают. Тут должно быть строго определенное количество душ, и мои коллеги из других миров иногда адресно посылают сюда другие, на замену пожранным. Иначе тут все разболтается и полетит в тартарары.
— Как я понял и прочувствовал, посылают любых, кто под руку повернется?
— Не-а. Посылают или старых, или больных, или смертников, или тех, кто обладает потенциалом к становлению Пожирателем. Их опыт, эмоции, все, что составляло их личности, попадает в Чашу, а потом летит в другие миры. Ну, при адресной посылке, конкретно сюда. Судя по твоему рассказу, тебя убил дефектный адепт. Очень редко, но такое случается. Признаться, это происшествие будет пореже появления Пожирателей. И именно потому, что ты не подходил, у тебя не пропали воспоминания.
— Исключительно ради любопы…
— Вернуть могу, — перебил меня Авель, — Но не так, как ты хочешь. Могу адресно послать твою душу обратно в твой мир. Естественно, ты переродишься. Кем угодно, и в какой угодно временной эпохе. Тут я повлиять ни на что не в силах. Или же, в качестве компенсации, могу убрать остатки реинкарнационного шока, и к тебе вернутся все доступные воспоминания.
— Доступные?
— Ты же не думаешь, что беззаботно пролетел сквозь Ничто над Чашей и даже ничего не потерял? От сорока до шестидесяти процентов тебе вернется, на большее не рассчитывай.
Удивительно, но с меня как камень упал. Я давно мучился, переживая на счет своего гипотетического возвращения в свой мир, и нужно ли мне оно, а тут ответ на блюдечке.
И, честно говоря, мне уже и не хотелось возвращаться. Тут классно, я многого добился, тут друзья… И Лира…
— Воспоминания вернуть можно. Буду благодарен. Только перед этим хотел поинтересоваться. Кто хоть этот Пожиратель?
— Пока не знаем. Точно знаем, что он червивый, но уже лет двадцать мы его активно ищем. Найдешь, сообщи, — пошутил Авель.
— Заметано, — отшутился я.
— Ну, тогда приступим!
Авель выхватил топор и плашмя стукнул мне по черепушке быстрее, чем я успел сказать «ня». Естественно, этот урод меня вырубил.
***
— Джаспер, все в порядке?
Меня поднял нежный голосок Лиры.
— Ох, духи небес, у тебя синяк на половину лица!
— Да неудивительно… — я осмотрелся, наверняка с мрачным выражением лица. Авель смылся.
— Гиз рассказала, что ты был тут с человеком каким-то, что-то обсуждали. Потом он вышел, откланялся и ушел, пояснив, что тебе надо отдохнуть. Гиз тебя проверила, а ты тут лежал с синяком. Позвала меня. Ты как?
— Это был коллега того парня, что меня сюда закинул, — отозвался я, проигнорировав вопрос.
В голове шумело. Ворох воспоминаний сталкивался, перемешивался, вставал на свои места. Старые, блеклые, словно не мои воспоминания. Родители в другом городе, сестра, не любившая меня, универ…
— И… Как? — с опаской спросила Лира. Ее можно понять. Сейчас нельзя предсказать, что со мной будет.
— Он вернул мне часть воспоминаний. Максимум доступных. Часть я все же потерял.
— И что? Вспомнил имя?
— Ага.
— Давай, что ли, еще раз познакомимся, — Лира села напротив меня, достала откуда-то чистый стакан и налила себе чая. Я снова невольно залюбовался кудряшками, падающими на плечи, — Мое имя ты знаешь. А ты?
— Джаспер, — и я улыбнулся ей во все тридцать два. А Лира улыбнулась в ответ.
Интерлюдия. Эдвин
Эдвин сидел на кровати, в дешевой съемной квартире, точил резонатор и собачился с Девятой. Не то чтобы ему действительно нужно было точить кинжал. Просто это успокаивало и одновременно занимало руки. А спокойствие и занятые руки — это вот прямо то, что ему сейчас требовалось.
Общаться с Девятой было откровенно трудно. Нрав хитрого, изворотливого, кровожадного берсерка, скрипучий голос, неизменно отдававшийся в костях черепа мерзким зудом… Эдвин впервые познакомился с Девятой, когда ему было четырнадцать, и до Летней войны было еще очень далеко, но так и не смог окончательно привыкнуть к ее голосу.
Осложнялось дело тем, что Девятая была возбуждена тем, что Эдвину сломали инструмент. Уже больше недели прошло, а муза все резвилась в его голове и упрашивала порвать на клочки ну хоть кого-нибудь. Эд был терпеливым человеком, но сейчас он был готов действительно кого-нибудь убить, лишь бы она заткнулась.
— «А я тебе говорю, что прорываться надо с шумом, с боем, с потоками крови…» — упрямо скрежетала Девятая.
— Ну а к чему мне шум? — отозвался Эд, с остервенением шоркая оселком по уже и так бритвенно-острому лезвию. — Я тихо зайду, узнаю все, что мне нужно, и покину заведение. Возможно, с призами. Это ведь почти верняк, след горячий, как пирог из печки.
— «Разве Инструктор учил тебя тихому проникновению? Тебя учили превращать людей в неопознаваемые комки мяса. Давай! У тебя это хорошо получается!»
— Тебе лишь бы мясо. Не спорю, многие люди заслуживают быть прирезанными, но обычные гости, обслуга? К чему мне их смерти? И ты сама знаешь, что мне учили и тихому проникновению.
— «Да, учили. И ты сам знаешь, что это все для того, чтобы устроенная тобой резня была еще более зрелищной!» — Девятая издала звук, будто шумно сглатывает слюну. Она была нематериальна, и, естественно, никакой слюны у нее не было и в помине, но, как и любая муза, звуки она повторяла просто превосходно.
На ее слова Эдвин только тихо вздохнул. Он прекратил мучать кинжал и прятал его в ножны. Вместо этого он перешел к столику, сел за ветхий, сухой и скрипучий стул, зажег стоящую рядом керосиновую лампу, вытащил револьвер и принялся за его разборку.