Слово Ветра (СИ)

— Он вчера мне сам позвонил, — наплевав на приличия, Осин выкидывает остатки ваты в кусты и вытирает руки о штаны. — Предложил сделку.
Влад резко поднимается на ноги и забирает мобильный. Я жду, что Осин ответит, но парень скидывает вызов и хватается за голову.
— Прости! Я должен был тебе рассказать…
— Должен был! — сдавленно киваю и жду разъяснений.
— Ты же знаешь, что Дьявол наложил запрет на продажу моей доли, а выкупить акции Ветрова мне не на что?
— И? – я никак не улавливаю логики. — Ветров может продать свои кому угодно! Было бы желание!
— Вот он и нашёл покупателя, — чешет затылок Осин.
— А тебе за благословением позвонил?
— Можно и так сказать, — немного нервно хмыкает Влад. — Прежде чем продать акции стороннему лицу, он обязан предложить их мне, а я предоставить письменный отказ от покупки.
— Осин, я ничего не понимаю! — заправляю за ухо выбившуюся прядь волос, и пока Маруся продолжает поедать вату, подхожу к мужу. – Ты против, чтобы Ветров продал свои акции?
— Поверь, только "за".
— Тогда за чем дело стало?
— Ветров несогласен ждать. С его слов он прилетел всего на два дня, чтобы уладить все формальности, а после исчезнуть навсегда…
Я снова прячу от Влада взгляд, который непроизвольно наполняется слезами. Даже так, на расстоянии, поступки Ветрова ранят меня.
— Сол Моррис, — Осин с насмешкой произносит заокеанское имя Савы. — Короче, Ветер ждёт меня завтра в Москве. А я, Марьяш, не хочу улетать. — Влад обнимает меня со спины. Сладким от сахарной ваты носом зарывается в мои волосы и тихо так шепчет: — Не знаю… предчувствие у меня нехорошее, понимаешь?
— Если нужно, мы полетим с тобой, — голос дрожит, как одинокий листик на ветке в разгар ноября.
— Нет, – Осин мотает головой. — Я сам. Туда и обратно.
— Ладно, — выдыхаю почти беззвучно: прощаться с прошлым всегда непросто.
Влад улетает ближайшим рейсом и обещает звонить. Чтобы не думать о грустном, и хоть как отвлечь Марусю от разлуки с отцом, учу кроху делать имбирное печенье. Мы вырезаем из теста сердечки, звёздочки, кружочки, а потом рисуем на них глазурью глупые узоры. Допоздна читаем сказки и обе, нет-нет, да позволяем себе пустить слезу. А ещё ждём, когда Влад долетит и хотя бы по телефону пожелает нам спокойной ночи. Но стрелка часов неумолимо бежит вперёд, а мобильный продолжает молчать.
Маруська, так и не дождавшись звонка от Осина, засыпает на моих руках. Перебираю её нежные кудряшки, а сама то и дело смотрю на безжизненный экран телефона. Чёрный, как и вид за окном. И отчего-то на сердце становится до невозможного тоскливо и одиноко.
Последняя ночь уходящего лета. Самая грустная. Самая тёмная. Да и что может быть хуже, когда засыпаешь тёплым летним днём, а просыпаешься в промозглой осени? Пожалуй, только ночь в ожидании новостей от родного человека и пустота, кислотой разъедающая душу от абсолютной неизвестности.
Отсчитываю часы, минуты, секунды… Штудирую электронное табло вылетов и прилётов столичного аэропорта и с облегчением выдыхаю, когда нахожу нужный рейс, удачно приземлившийся несколько часов назад. Из раза в раз сама набираю номер Влада, но телефон отключён. Убеждаю себя, что Осин просто устал с дороги и спит, либо Чертов налетел на внука со своими придирками, а быть может, Влад просто боится нас с Марусей разбудить и потому не звонит… В любом случае молю небеса за него и честно пытаюсь заснуть, правда, удаётся с трудом.
Хмурое осеннее утро встречает нас моросящим дождём. Оставив Марусю и дальше досыпать, бреду на кухню. Пока на плите греется молоко, снова и снова пытаюсь дозвониться до Влада, но всё безуспешно. На автомате варю кашу для Руси, а для себя — крепкий кофе. Горький. Без сахара. Чтобы наверняка… А когда мобильный начинает дребезжать от входящего, не глядя принимаю вызов.
— Алло! Владик! — в ушах шумит от волнения, а на лице расцветает улыбка. За эту ночь без него я успела многое понять, и главное — я не готова к разлуке. Влад мне дорог! Как брат, как друг, как единственно близкий человек во всём этом мире. Я не смогу без него. И уже не хочу…
 
— Нана, — обрывает поток моих радостных мыслей безжизненный голос матери.
— Нана! — всё так же сухо повторяет она. — Ты меня слышишь?
— Да, — выдыхаю, не в силах сдержать разочарования. Мама давно перестала быть желанным собеседником, тем более сейчас.
— Тебе нужно приехать, – она переходит на шёпот и тихонько всхлипывает. — Записывай адрес…
— Что случилось, мам? — во рту мгновенно пересыхает, а перед глазами пятнами плывёт сознание.
— Пожар, – с трудом произносит она. — Завод твоего отца ночью сгорел дотла.
Трясу головой, не желая больше ничего знать. Будто промолчи мама сейчас, и ничего страшного не случится. И всё же спрашиваю:
— Папа?
Мама молчит, а у меня откуда-то изнутри вырывается утробный стон. Это всё неправда! Так не бывает! Так не должно быть! Не сейчас! Не с отцом! Не с нами! Глупые обиды сию секунду растворяются в немыслимой боли, а сердце сжимается от несказанных вовремя слов.
— Отец в реанимации, — спустя вечность сообщает мама, возвращая меня к жизни. Правда, ненадолго. — Нана, шансов почти нет.
  
Глава 7. Мишень
 
Марьяна. 
Улицы города пестрят разноцветными зонтами и гладиолусами в руках первоклашек. Я и сама могла бы сегодня переступить порог новой жизни и вернуться в школу уже в качестве молодого специалиста. Но это первое сентября не для меня.
Прижимая к груди ничего не понимающую Марусю, я в сотый раз умоляю таксиста ехать быстрее, но тот лишь пожимает плечами. Утренние пробки, толпы школьников и непогода сегодня решают за нас.
— Остановите на перекрёстке, пожалуйста!
Поправляю на Руське шапку и протягиваю нужную сумму водителю.
— Мы же не доехали, — ворчит пожилой мужчина, но деньги берёт и тормозит возле светофора.
— Мы срежем по дворам, — голос дрожит от осознания, что на этом самом месте меня всегда высаживал отец, когда подвозил до школы. Центр травматологии находится неподалёку.
У меня нет зонта. Точнее, я про него в спешке даже не вспомнила. А потому беру Марусю на руки и, прикрывая малышку от пронырливых капель дождя, нетерпеливо жду, когда загорится зелёный.
Очередная неудачная насмешка судьбы: сколько раз я спешила по этому перекрёстку подальше от отца, а сейчас боюсь к нему не успеть.
Ловлю себя на мысли, что больше не злюсь. Отчего-то в памяти вспыхивает только хорошее. А его, этого хорошего, на самом деле было не так уж и мало! Каким бы строгим, порой бездушным и безжалостным ни казался отец, понимаю, что всегда его любила. И сейчас люблю! Я просто заблудилась в лабиринте жизни, наивно полагая что права в своём неукротимом гневе. Ошибочно позволила обиде заполонить собой всю себя. Боролась за правду, по факту никому не нужную. И считала отца единственно виноватым сначала в тяжёлой судьбе Савы, а потом в равнодушном бездействии в его поисках.
Я так глубоко увязла в своей ненависти, что забыла о самом главном. Звонок мамы расставил всё по местам. Обида, несколько лет прогрызающая дыры в моём сердце, вмиг испарилась. А её место занял страх. Безотчётный. Удушающий. Одно дело — вычеркнуть человека из своей жизни. Совсем другое — остаться в этой жизни без него.
Бегу по лужам, не чувствуя сырости, и молю небеса о спасении. Хочу верить, что всё обойдётся, а папа ещё не раз подбросит меня до перекрёстка.
Но мои надежды таят на глазах, когда у дверей реанимации встречаюсь с потерянным взглядом матери. Таким пустым и обречённым, что сердце пропускает удар, а леденящая душу дрожь мгновенно сковывает тело. Я впервые вижу маму такой: без макияжа и укладки, в помятой блузке и без каблуков. Мне кажется, она постарела. Резко. Сильно. Но самое страшное, она не верит, что отцу хватит сил вернуться.
— Как он? — мне впервые дико хочется обнять мать, но на моих руках сидит Маруська.