Милашка для психа (СИ)

Но потом вдруг слова Кости зазвенели в ее голове.
Одно за другим. И она представила это в красках. Как псих делает вид, что между ними есть какая-то химия после клуба… Как он предлагает ей секс в обмен на жилье.
Ему просто хотелось жить рядом с Костей, иметь доступ к балкону, с которого видно его балкон, его машину, тротуарную плитку у его подъезда. Взламывать его квартиру, чтобы найти… Что? Улики, которых не было? Следы преступления, в котором Костя был не виноват?
От этого грудную клетку сдавило, и Таня вытянула свои ладони из рук Егора, натянула на пальцы рукава куртки.
Она не могла дышать.
Просто не могла дышать.
Что это было? Паническая атака? Плохой, некачественный лейкопластырь на сердце? Что? Она начала хватать ртом воздух, но ничего не выходило. Казалось, она сейчас задохнется, и слезы градом полились из ее глаз.
Нет. Ну нет же, господи, нет! Она так устала быть слабой, ей так чертовски сильно хотелось перестать плакать. Но ничего не получалось, ее тело словно противилось всем ее желаниям, жило своей жизнью, и Таня просто всхлипывала, стараясь дышать, но ни хрена не выходило.
— Таня… Пожалуйста, посмотри на меня. Не плачь, посмотри на меня, я все исправлю, ты слышишь?! Посмотри на меня.
Таня послушалась. Подняла взгляд на чужие губы. Псих медленно набрал воздух и так же медленно выдохнул, и Таня начала повторять за ним. Она следила за его дыханием и подстраивалась под него, осторожно, глоток за глотком впуская в себя кислород.
Это было больно.
Слышать от Кости все это было больно, но когда об этом говорил Егор, когда он подтверждал все, повторял слово в слово, от этого как будто разрушалось Танино сознание. Когда дыхание ее выровнялось, она закрыла глаза, стараясь не думать о своем мокром лице и слезах, застывших на щеках.
Она почувствовала, как мокрой кожи коснулись прохладные пальцы. Псих вытирал ее слезы, а Таня не могла посмотреть на него, не могла заставить себя открыть глаза.
— Я хочу домой, — прошептала она единственное, что пришло ей в голову.
— Хорошо… Хорошо, как скажешь… Таня…
— Просто отвези меня домой.
Она отвернулась, вытирая лицо рукавами.
Ей было стыдно за свои слезы, за свою слабость, за то, что она понятия не имела, чему верить и с какими мыслями начинать завтрашний день.
Все, чего она хотела сейчас — чтобы псих молчал, и он словно прочел ее мысли. Мягко загудел мотор машины, и они медленно тронулись с места, оставляя позади этот жуткий разговор и все сказанные здесь слова, словно все это ей приснилось.
  
Глава 29
 
Несколько дней Таня пыталась не думать о том, что произошло. Рабочие будни сменились выходными, и она занялась уборкой, чтобы хоть как-то скоротать время.
Оказалось, что под ее кроватью, за диваном, на балконе и в старом комоде в гостиной собралось столько мусора, что при желании в нем можно было утопить половину подъезда.
Таня выгребала из углов старые бабушкины журналы по шитью, квитанции и чеки буквально на все, которые бабуля зачем-то хранила, а Таня по каким-то странным причинам не могла выбросить. Она безжалостно сбрасывала в огромные мусорные мешки коробки из-под обуви, порванные футболки и носки, пыльные сломанные светильники и утюги, спутанные наушники и шнуры от зарядников.
Сколько же хлама, оказывается, было вокруг нее! И она жила во всем этом, не считая нужным разгрести и выбросить. Наверное, внутри у нее что-то щелкнуло, и она вспомнила старую поговорку о том, что «порядок в доме равняется порядку в голове» или что-то в этом духе.
Таня очень хотела привести мысли в порядок. Она пыталась понять, злится ли она еще на психа или уже нет, хочет ли она поговорить с ним или же собирается вычеркнуть его из жизни навсегда.
В какой-то момент мысли в ее голове стали такими шустрыми, они как маленькие рыбки барахтались в мозгу, обгоняя друг друга. Таня села и уставилась в стену перед собой. Она была окружена мусором. Джек лежа грыз старый резиновый тапок с абсолютно счастливым видом. В ванной что-то капало. Полоски пыли висели в воздухе.
 
Таня закрыла лицо грязными руками и закричала. После чего встала и налила себе воды в большой стакан, осушила его до дна, вытерла лоб от пота.
Все эти сказки про самоконтроль и про то, что, нагрузив себя работой, можно вытеснить чувства на задний план, были полной чушью. Чувства кипели внутри Тани, бурлили и плескались, и она ничего не могла с ними сделать, как будто они впитались ей в кожу и стали ее запахом, втерлись в поры.
Псих писал ей, а Таня читала каждое его сообщение с жадностью, не пытаясь играть с ним в игнор. Ей хотелось читать это все, и она читала.
В один день псих писал ей каждые пятнадцать-двадцать минут.
«Я случайно забрал твою футболку. Не проси — не верну».
«Я могу увидеться с Джеком?»
«Видел Полли, они с Тимом выглядели, как два прилипших друг к другу мармеладных мишки. Отвратительно. Тебе бы тоже не понравилось».
«Таня, давай поговорим».
«Скажи, как будешь готова поговорить, я буду ждать».
В другой день он не писал совсем, только вечером, когда Таня, выключив свет, забралась под одеяло, от него пришло одно-единственное сообщение:
«Я у твоего подъезда. На случай, если ты захочешь поговорить».
Таня не хотела говорить. Вернее — не сейчас. Но она все еще с жадностью хватала каждое сообщение и пропихивала его в себя, как будто от этого псих оказался бы рядом и можно было бы почувствовать запах его шампуня на соседней подушке.
Наконец, комод был полностью опустошен. Под кроватью было чисто. Груды мусора перекочевали оттуда в пакеты, которые теперь громоздились в прихожей, перекрывая выход.
Таня попыталась подсчитать, сколько раз ей придется сходить до мусорки и обратно, но у нее не получилось. Она залезла в старые кроссовки, накинула куртку и вышла, нагруженная пакетами по самые уши, молясь только, чтобы ее дефиле через детскую площадку не обернулось катастрофой, и пакеты не разорвались в ее руках, как в той самой сцене из «Один дома».
Пока она шла, едва передвигая ноги, в кармане ее зазвонил телефон. Мама снова проявила чудеса телекинеза и нашла тот самый момент, когда Тане будет наиболее неудобно с ней говорить.
Сгружая пакеты в ящики, она взяла трубку, и какое-то время слушала лекцию о том, как плохо не отвечать на сообщения родителей, ведь «ты никогда не знаешь, сколько времени нам осталось, быть может, я при смерти и пытаюсь пообщаться с тобой напоследок, дорогая».
Таня сморщилась. Он понятия не имела, что мама ей писала, все, что она видела, беря в руки свой телефон — это сообщения от психа. Которые она перечитывала снова, снова и снова, пытаясь понять, что она чувствует.
— Ты при смерти? — спросила она у мамы, не зная, что еще ответить.
— Нет, но могла бы быть! — Таня очень боялась, что мама продолжит эту тему, ведь она обожала преувеличивать и превращать даже самых крошечных мушек в слонов. Но, очевидно, их последний разговор пошел ей на пользу, потому что она вдруг продолжила. — Ладно, это все неважно. Лучше скажи мне, в чем ты пойдешь завтра на свадьбу? Не могу определиться с платьем, а мы с тобой должны сочетаться друг с другом. Я вычитала в одном журнале, что…
Мамин голос вдруг размылся и смазался, стал звучать глухо, как будто кто-то убавил звук. Таня пыталась разобрать, что она говорит, но у нее так сильно звенело в ушах, что она просто не могла…
Прямо перед ней у подъезда дома напротив стояли Егор с Костей. Они, облокотившись на машину, что-то курили, передавая из рук в руки, и разговаривали.
Таня не слышала маму, их она не слышала тоже. Она только видела, как двигаются их рты, выдавая слова, но о чем шла речь она никак не могла понять…
В какой-то момент псих повернул голову, и Тане показалось, что он смотрит в ее сторону. Она быстро нырнула за один из мусорных баков, опустилась прямо на задницу, тяжело дыша.
Сердце колотилось, как ненормальное, руки тряслись. Мама продолжала что-то щебетать в телефон, и когда Таня сделала слабую попытку прислушаться к ней, она поняла, что понятия не имеет, о чем мама говорит.