Ты мой слэм-данк (СИ)

Не гадаю от кого. А ломать голову, как смог пробраться в домик, вообще бессмысленно. Кто-то из персонала помог.
Беру крупную ягоду за хвостик, вдыхаю аромат и откусываю, наслаждаясь вкусом. Провожу сочной мякотью по губам, как делала в детстве. Слизываю сок.
Когда я последний раз баловала себя клубникой? Уже не вспомню. У Анечки от нее щечки краснеют. Врачи говорят, что это пройдет со временем, просто я дурная мамаша, а дочь еще маленькая.
— А вот со спиртным ты прогадал, Голицын. Открывать игристое я не умею, — усмехаюсь, покрутив в руках бутылку.
Забираюсь на диванчик, поджав под себя ноги и поставив рядом ягоды. Жду, что придет Демьян. Но часики тикают с каждой секундой все громче и громче, а заветного стука в дверь так и не раздается.
Слышу, как вернулись девочки из соседнего домика и обсуждают всех подряд. Голоса настолько отчетливые, что хочется постучать по стене, чтобы проверить из чего она сделана. Фанера?
Глупо все. Может Голицын и не собирался появляться? А этот жест с презентом обычное извинение за несдержанность?
Поднимаюсь, возвращаю клубнику на стол, открываю на максимум створку оконной рамы, впуская свежий воздух. Выключаю свет и переодеваюсь. Хотела зажечь ночник, не люблю спать в полной темноте, особенно в незнакомом месте, но это лишнее. Уличное освещение более чем достаточно разгоняет тьму. Еще бы чуть ярче и читать можно.
Забираюсь в кровать и с досадным вздохом закрываю глаза. Мысли мечутся по кругу, мешая уснуть. Ворочаюсь.
Напрягаюсь, услышав непонятный шорох за окном. Черт, зачем я оставила его открытым? Звуки раздаются все отчетливее: шелест одежды, легкое дребезжание стекла, натужный треск пластика, шумное дыхание… Мамочки, это же Демьян? Только у него хватит наглости на подобные бесцеремонные выходки.
Дикое предвкушение заполняет тело. Боюсь шелохнуться и выдать себя, хотя по факту надо заорать во все горло и подскочить с прикроватной лампой вместо оружия.
В комнате раздаются шаги, а следом продавливается матрац и меня обволакивает приятным запахам Голицына. Сильные руки обнимают, а волосы на макушке шевелит глубокое рваное дыхание спортсмена.
Волнительно и хорошо… до ужаса. Божечки…
— Лиза, — шепчет, а я жмусь к нему спиной теснее. Он что, без футболки пришел? — Смотрел на тебя весь вечер и готов был убивать, только бы коснуться моей выдры снова.
От его слов душа ликует, приправленная глупыми, давно вышедшими из моды блестками. Разворачиваюсь в теплых руках и смотрю, как сверкают глаза Демьяна в тусклом свете уличного освещения, проникающего сквозь тюль в комнату.
— Ты красивый, — очерчиваю легкими касаниями густые брови, веду по переносице и трогаю губы.
Голицын целует мои пальцы, обнимает крепче. Кладет ладонь мне на затылок и впивается в губы. Открываю рот навстречу требовательному языку и ласкаю в ответ. Ловлю, играю, всасываю.
Дыхание Демы рвется, ноздри шумно втягивают воздух. Теплая рука гладит спину, попу, бесстыдно лезет под майку.
— Дюймовочка… Лизка, пиздец, ты сладкая, — говорит сбивчиво, не переставая терзать мой рот. — Разнесла к херам мне крышу, выдра.
Зарываюсь в жесткие волосы пальцами, потягиваюсь всем телом, прогибаюсь сильнее в пояснице. Дема рычит, опрокидывает меня на спину и нависает, рывком задирая майку до горла. Нетерпеливая ладонь ложится на грудь. Сжимает, мнет, кружит по напрягшемуся соску большим пальцем.
Стону, развожу ноги, позволяя моему наваждению стать еще ближе. Чувствую промежностью каменную эрекцию. Возбуждение простреливает все тело. Бедра сами двигаются вверх. Хочу больше. Сильнее. Ярче.
— Лиза, бля, еще раз подмахнешь, и я кончу. Ахуеть просто… — его несдержанность и откровенность звучат как песня.
— А ты не хочешь? — провоцирую, ощущая себя необыкновенной, красивой, желанной.
Каждый его взгляд, касание, слово убеждают в этом. Пьянящее чувство.
— Хочу, — улыбается, цепляя мою нижнюю губу, прикусывая и отпуская. Опять жгуче, до головокружения целует. — Только глубоко в тебя. Ты громкая, Лиз?
 
Желание накатывает с новой силой, как волны на берег. Их мощь растет, грозя затопить меня всю и это до сказочного хорошо.
Совершенно невовремя за стеной раздается смех, вызывая досаду… Разрушая волшебство и гася искры. Примесь досады и раздражения ломает настрой.
— Я… не хочу здесь, — смотрю на Дему и жду понимания.
Притормозив, Голицын упирается лбом в мой.
— Ты не ответила, выдра… — ощутимо сглатывает. — Ты громкая? — зажимает пальцами твердую вершинку груди, сдавливает, слегка оттягивает, прокручивая между подушечками.
Всхлипываю, впиваясь в его губы. Целую сама, врываясь в рот языком. Может наплевать на все?
— Не знаю, — тихо признаюсь, вновь задыхаясь от нашей близости. — Вроде нет.
— Разве… — поспешно закрываю рот Голицына ладонью. Знаю, о чем хочет спросить.
— Дем, у меня никогда ничего не было с Лобановым, — смотрю прямо в потрясающие глаза, моля поверить.
Правый уголок губ Демьяна слегка дергается вверх. Он набрасывается на мой рот. Жадно, дерзко, обжигающе. Заявляет на меня права, словно хозяин.
— Лиза, я только потрогаю тебя, — не спрашивает, ставит перед фактом. Компромисс по-демьяновски. Опускает руку по животу и пробирается под кромку трусиков. — Будет хорошо. Расслабься.
Меня начинает заметно потряхивать. Не могу отказать. Хочу разрядки. У меня между ног пульсирует и горит.
Демьян смещается вбок. Тыльной стороной пальцев проводит по лобку и касается половых губ, раздвигая их. Гашу протяжный стон, утыкаясь в мощную грудь. Дема толкается пахом в мою ногу.
— Ты такая мокрая, Лизка, — гладит внутренние складочки, кружит вокруг клитора, чередуя с легким давлением на чувствительную точку.
Вцепляюсь в плечи Голицына, развожу колени шире. Глотаю воздух, хватая рывками.
— Дема… — шепчу сдавленно: — Демочка…
Он двигается бедрами в такт руке. Ласкает набухший клитор, скользит по лепесткам ниже и входит в лоно указательным и средним пальцами. Втягиваю кислород, выпуская со стоном, выгибаюсь дугой. Вязну в ощущениях, отключаюсь от реальности.
— Вот так, маленькая… Давай, Лиза. Хочу увидеть и почувствовать, как ты кончаешь, — лижет мои губы. — Следующий раз проведу языком между твоих ног. Выпью полностью мою девочку…
Меня утаскивает в пучину ослепительного наслаждения. Не контролирую себя. Каждая жила в теле как перетянутая струна.
— Демочка, — скулю, хватаясь за него до боли в кистях.
Он держит меня за волосы, не позволяя закрыться от его прожигающего взгляда. Пальцами другой руки ритмично толкается в меня, прокручивая их внутри, не переставая подушечкой большого ласкать клитор.
— Ты великолепна, Ли-и-иза, — шепчет.
Открываю рот, чувствуя приближение оргазма. От живота и ступней по сосудам стекается в промежность умопомрачительная энергия.
Замираю.
Затихаю перед бурей…
— Как же я хочу тебя трахнуть, — хрипит Демьян и накрывает мои губы своими, срабатывая спусковым механизмом.
Проваливаюсь в невесомость и зависаю, качаясь на волнах нирваны. Мой крик тонет в поцелуе. Бо-оже!
— Умница, — ослабляет тиски, гладит по голове, целует беглыми, нежными касаниями. — Не отпущу. Моя.
Прижимаюсь к нему, трусь щекой о мощную грудь, слушая, как неистово колотится сердце. Согласна. Я его… Пусть так будет всегда.
Меня потряхивает, где-то на задворках сиротливо маячит стыд, но пока я опустошена и расслаблена. Черт, влюбилась в самого неподходящего для меня человека, но счастлива как никогда раньше.
— Хочешь… я помогу? — невесомо царапаю живот Демьяна, смещаясь к ширинке, где все колом стоит.
Он накрывает мою руку ладонью, целуя в висок.
— Хочу, но не так. Я подожду, а ты готовься. Легко не будет, — самодовольно ухмыляется засранец.
Пихаю его и тихо хихикаю. Блин, биологический возраст с данными паспорта точно не совпадает.
— Самомнение у тебя, Голицын, выше крыши.