Единственный цветок в этой говноклумбе 5 (СИ)
Дрэго замолчал и невольно замер, а Дафния, явно ощутив эту секунду ступора, приподняла ногу и положила ее на мужское плечо. Ее платье задралось еще сильнее, но, не обращая на это внимания, она намеренно притянула Дрэго ближе к себе.
Парень приподнялся, выпрямился в спине и сам придвинулся практически вплотную.
— Понимаешь, Дрэго? — с улыбкой спрашивала Дафния. — Ты должен докладывать мне обо всех его действиях.
— Почему вы так зациклены на Дорианах? Что в них такого?
Этот вопрос вызвал недовольство. Женщина, на мгновение переставшая улыбаться, нахмурилась. Ее молчание продлилось недолго, и ничего толком не означало, но парень, чувствовавший, что это было недобрым знаком, явно воспринял все иначе.
— Дорианы, — заговорила Дафния, — всегда имели влияние, которого у меня не было. Я очень долго пыталась переманить их на свою сторону, и они очень долго вели себя со мной высокомерно. Такова их натура: они везде чувствуют свое превосходство, и даже перед своей королевой.
— Вы обиженны на них?
Дафния выдохнула.
— Я не могу назвать это обидой. Просто мне очень интересно посмотреть на то, как будут выглядеть лица всего этого заносчивого семейства, когда они падут в пучины ада. — Приподнявшись, она опустила ногу с мужского плеча и схватилась руками за шею Дрэго. — И сейчас наступил крайне удачный момент для того, чтобы низвергнуть их туда, правильно?
Парень не отвечал, но этот ответ обдумывал основательно:
«Шейн не ее истинная цель, он скорее средство. Но тогда кто мог настолько сильно задеть святую? Шанна? Раз так, тогда, вероятно, это произошло еще во времена их обучения в академии, когда Дафния еще не была провозглашена святой».
Дафния, уже понимавшая, о чем думал Дрэго в эту секунду, с улыбкой протянула:
— Много думаешь.
Парень не успел прийти в себя, а Дафния, воспользовавшись этим моментом, приблизилась к нему и страстно поцеловала. Ее действия были крайне ловкими. Одна рука сразу же опустилась к мужскому торсу, начиная его массировать, а другая обвилась вокруг его шеи и помогла прижаться еще сильнее.
Дафния провела языком по небу Дрэго и будто попыталась поцеловать его намного глубже и страстнее, чем раньше. Недолго думая, и сам парень начал отвечать на этот поцелуй, уже даже не пытаясь отталкивать свою госпожу.
Лишь некоторое время спустя этого пылкого поцелуя, Дафния отстранилась. Она устало выдохнула и прижалась лбом ко лбу самого парня. Вот так, смотря в его ярко-красные глаза, Святая предупреждающе зашептала:
— Дрэго, малыш, запомни: если церкви будет выгодно спустить всех собак на Шейна и обвинить его в предательстве, мы будем вынуждены это сделать. В этом нет нашей вины, все на благо мира.
Дрэго ничего не сказал, но его молчание могло означать лишь одно: беспрекословное согласие. Даже если бы он и захотел воспротивиться, даже если бы у него появилась такая возможность, клятва на его руке была прямым подтверждением того, что вся его жизнь уже принадлежала этой женщине, а это значило, что пойти против нее он уже не мог.
6. Придется объединиться
Время тянулось невыносимо медленно. Для учеников особого класса это было первое полноценное занятие, ради которого собрали их всех, и именно оно проводилось представителями церкви.
Женщина, облаченная в белую рясу, стояла возле доски и старательно расписывала все то, что она объясняла. Длинные столбцы текста время от времени сменялись изображениями, напоминающими магические круги, но вместе с тем они значительно отличались от настоящих наличием в самом центре звезды.
— Считается, что культ Бога Солнца зародился намного позднее формирования империи Асквид. Следовательно, эта греховная религия возникла позже появления самой Богини Луны. — Женщина, резко отчеканив на доске конец предложения, развернулась и двинулась к началу новой строки у другого края длинной доски. — Первыми членами культа стали мужчины, постыдно сбежавшие из своих семей. Сейчас мы уже не можем сказать, когда и как этим мужчинам удалось связаться с Богом Солнца, но, считается, что именно он вышел первым с ними на связь ради увеличения своей силы и противостояния Богине, которая черпала свою силу из молитв верных ей верующих.
Шейн, сидевший практически на самых последних рядах амфитеатра, слушал эту лекцию с невероятным отвращением. Конечно, информация, которую ему давали, была так или иначе полезной, но женщина, выражавшая буквально в каждом предложении свое отношение к культу, раздражала до глубины души. Казалось, будто она пыталась навязать всем свое «верное» мнение, и потому вела себя настолько яростно.
Выдохнув, Шейн устало протянул:
— В какой момент лекция по основам лунной религии превратилась в дискредитацию бога солнца?
Помимо него на этом ряду сидела Латиша. Девушка с небольшой тетрадью перед глазами, совершенно не смотрела на учителя, но все же записывала что-то себе. Услышав вопрос Шейна, она не повела и бровью и ответила:
— Не спрашивай, я уже давно мысль потеряла.
Шейн насторожился. Теперь понимая, что Латиша записывала вовсе не лекцию, он даже с некоторым удивлением выпрямился и заглянул в записи, что вела девушка. Еще некогда чистый лист теперь был усеян множеством заметок, которые соединялись между собой различными подчеркиваниями и стрелками. Разобрать в этих каракулях детали казалось невозможной задачей, однако заголовок Шейн смог прочитать довольно четко, и сделал он это вслух:
— План по захвату трона Селестины? — удивленно приподняв взгляд, он уставился на лицо вздрогнувшей девушки. — Серьезно?
Латиша резко навалилась грудью на парту, закрыла руками свои заметки и, посмотрев на Шейна, грозно нахмурилась. В этот момент ее лицо выглядело, как морда голодного дикого кота, который мог наброситься на любого, кто приблизился бы к нему.
При виде этой реакции Шейн улыбнулся и расслабленно ответил:
— Понял, понял.
Внезапно этот момент прервал громкий женский крик:
— Шейн Дориан!
Услышав собственное имя, Шейн повернул голову и опустил взгляд. Там, на передних рядах между партами стояла та самая монахиня с книгой в руках. Она, презрительно хмурясь, смотрела в сторону некогда говорившего юноши и серьёзно продолжала:
— Явный представитель знатного мужского сословия. Сын герцогини, участник важнейших событий последних дней.
Наступила тишина. В этот момент в аудитории помимо самого Шейна и Латиши находились и остальные члены особого класса. Казалось, вплоть до этого момента они скучали точно также, как и все остальные, однако внезапно обострившаяся атмосфера сразу же привела их в чувство и вызвала интерес.
Шейн, не терявший спокойствия, выпрямился и громко спросил:
— Вы что-то хотите мне сказать?
Женщина нахмурилась. Казалась, она не относилась к числу вспыльчивых людей, которые могли бы устроить скандал из-за любого небольшого промаха, однако ее отношение к Шейну, как к представителю мужского рода, было понятно сразу. Все-таки на протяжении всей лекции почти каждая ее фраза выражала ненависть ко всем мужчинам в этом мире.
— Некоторым может показаться, — отвечала монахиня, — что ваше выступление на испытании является героическим поступком.
— Но вы так не считаете? — на лице Шейна растянулась насмешливая улыбка.
Возможно, его выражение лица, а, может быть, и сам его ироничный тон выводили из себя все больше. Монахиня, уже плотно прижимая книгу к своей груди, холодно отвечала:
— Я считаю очень странным то, что вы, мужчина, были замешаны в этом.
Наступила тишина, прервать которую уже не пытался никто. Шейн молчал, понимая, что все слова, которые приходили ему в голову, могли лишь усугубить ситуацию. Окружающие же либо не хотели вмешиваться во все это, либо ждали реакцию самого Шейна.
— И не только в этом, — смело продолжала говорить женщина, будто чувствуя, что никто не мог ей ничего противопоставить. — Что произошло в имперском дворце? Каким образом вы снова оказались в гуще событий? Случайность ли это?