Выход Силой 2 (СИ)

— Нет, — резко пнув начавшего трепыхаться бандита, выдохнул я. — Все, как в красной пелене было. Теперь только в себя вернулся.
— Скверно, — качнул седой головой воевода. — Скверно, если в тебе берсерк просыпается. Что хорошо для волка Одина, плохо для хёвдинга.
— Прежде такого не бывало, — вяло возразил я. И самому не хотелось превращаться в алчущего сражений и крови полузверя. О берсерках выдумано множество саг, но ни в одной из них ничем хорошим для волка Отца дело не закончилось. 
— Другой раз будешь жертвоприношение Небожителям делать, проси для себя разума в пире кровавом. Одноглазый тебе благоволит. Должен услышать, — посоветовал старик и кивнул сам себе. 
Прежде, когда русы еще разделялись на разных имен племена, даны считали, что те, кто наделен был силой до светлого уровня, были одарены милостью Богов. А светлые и сиятельные — отмечены благоволением. Старый датский язык — весьма конкретен. Там нет, как, например, у славян, слов одинаково звучащих, но разное значащих. И если живший на главном перекрестке Европы народ говорил «милость», то именно это и имелось в виду. Вроде как: на, не плачь. Точно, как и с благоволением: возьми, и помни — мы за тобой следим. Так что воевода дал стоящий совет. Тем более что во время Брандблота и вовсе позабыл что-то попросить у Небожителей лично для себя. 
— Я взял на себя смелость, — Капон решил, что разговор закончен, и ему можно вклиниться. — И позвонил в жандармерию. Сообщил о нападении бандитов на лиц дворянского сословия. Они уже на пути сюда. 
— Хорошо, — разрешил сомнения инициативного адвоката я. — Тогда встретьте их, и обрисуйте ситуацию. Нам нужно привести себя в порядок. 
— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, — поклонился тот. И управляющий клубом тоже поклонился. Причем, гораздо ниже Капона. Вот что за люди? Эту бы почтительность да до драки, так ее, быть может, и не было бы. 
— Камеры наблюдения! — пробасил воевода щуплому «бухгалтеру». — Даже не пытайтесь удалить записи. Накажу.
И в этот момент случилось сразу два события. Одновременно. 
От входных дверей зала раздался выстрел, а я, пребольно стукнувшись бедром об угол лежащего на боку столика, рухнул на пол. Еще секундой спустя, последний бандит, сполз по двери вниз с сосулькой в глазу. Воевода, отчего-то решив, что пуля все-таки достигла цели, и я ранен, или вовсе — убит, вынес приговор, и немедля привел его в исполнение.
— Дерьмо тролля, — прорычал я, растирая пострадавшую часть тела. — Больно-то как.
— Жив, — облегченно выдохнул старик. — Куда попал? Эй, там?! Аптечку! Быстро!
— Все хорошо, старый, — успокаивающе поднял я руку. — Он промахнулся. 
Тем не менее, от внимательного осматривания и даже — местами — ощупывания, это меня не избавило. Признаться, прежде вообще ни разу не видел воеводу таким бледным. 
— Да, все в порядке, — остановил я суетящегося старого воина. И добавил тихо, чтоб слышал только он. — Амулет. Меня будто ладонью с пути пули смахнуло.
— Не очень-то на него полагайся, — проворчал седой здоровяк. 
— Это понятно, — поморщился я. — Откуда этот стрелок вообще взялся?
— Наверняка в машине своих дожидался, — влез со своим мнением адвокат. — Явился сам посмотреть…
Я посмотрел на воеводу, а тот на меня. И мы оба промолчали. Ни он, ни я не догадались заглянуть внутрь припаркованных автомобилей. Решили, что все экипажи дожидаются нас внутри здания. Благо, этот, теперь уже покойник, сейчас пришел, а не пятью минутами раньше, когда мы по залу скакали. Со своим пистолетиком много дел мог наворотить. 
Потом стали слышны сирены спешащей на подмогу «кавалерии», и уже очень скоро в зал ворвались несколько боевиков со штурмовыми винтовками в руках. На шлемах, груди и спинах яркие надписи «жандармерия», чтоб мы случайно не решили, что это новую порцию злодеев подвезли.
Успел забрать из машины пальто. Не прилично было встречать государевых людей в разорванном пиджаке. Слава Богам, с нами был один из Капонов. Сразу перевел все внимание дознавателей на себя, в пару емких предложений обрисовал обстановку, напомнил о камерах видеонаблюдения, и тем избавил нас с воеводой от общения с недоверчивыми жандармами. 
 
Естественно, что ни в какой автосервис мы в тот день уже не попали. Пока жандармы все оформили, пока дождались специальные грузовые авто для перевозки большого количества арестованных, пока этих самых арестованных привели в состояние идти своими ногами… В общем, наступил вечер, и пришлось мне, как был, в драной одежде, отправляться в общежитие. 
Откуда следующим утром меня и забрал воевода. Лимузин подъехал прямо ко входу. Удивительное дело, но лицейская стража и пальцем не пошевелила, чтоб как-то воспрепятствовать старому воину въехать на территорию кампуса. И никаких пропусков или разрешений от Ормссона не понадобилось. Княжеского герба на дверцах и в тех местах, где у всех прочих обывателей, должен был бы находиться номер государственной регистрации транспортного средства, оказалось более чем достаточно. Впрочем, ни секунды не сомневаюсь, что, появись такая нужда, Кнут не выписал бы постоянный допуск моему автомобилю. В конце концов, Ормссон уже без пяти минут мой служащий. 
Ксения в тот день была записана на четыре консультации сразу, и компанию мне составить не могла. Пришлось отправляться за покупками вдвоем с воеводой. Рубашки у меня еще оставались, а вот кроме лицейского форменного пиджака, ничего надеть не нашлось. Не в парадном же кафтане — «чиньскаго шелку, расшитый серебром» — по окраинам города мотаться. 
Признаться, и раньше знал, что к хорошему быстро привыкаешь. Но на себе ощутил только тогда, когда обзавелся приличествующей молодому аристократу одеждой. Легкая, приятная на ощупь и удобная. Все, как я люблю. Потому и не сопротивлялся даже для вида, когда воевода предложил проехаться по портным и заказать мне новый полный комплект. Несколько брюк, дюжину рубашек, три или даже четыре костюма, включая летний. Обувь. Перчатки. Платки, в конце концов. 
Думал, поедем туда же, где мы с Баженовой уже были. Полагал, что в Берхольме обитает не так много людей, которые в состоянии истратить серьезную сумму на тряпки. И, логично было предположить, что и соответствующих магазинов, тоже не так много. Ну, пусть — десяток. Но нет. Лимузин въехал в узкий проулок, практически его закупорив. Мы вышли, и тут же открылась ничем не примечательная — без каких-либо вывесок — дверь открылась, и нас пригласили пройти внутрь.
Необычное место, и процесс покупок был… необычным. Во-первых, никто меня и не подумал обмерять, или хотя бы поинтересоваться моими размерами. Какой-то плюгавый тип в кепке пристально на меня взглянул, кивнул сам себе, пробурчал какую-то абракадабру, и исчез. 
Потом несколько молодых людей, зачем-то все время меняясь, приносили нам с воеводой на оценку по куску тканей, книги с пуговицами, и даже катушки с нитками. Я мало что понимал, и поэтому молчал. Воевода выглядел серьезным и сосредоточенным, но, судя по всему, хотя бы понимал что происходит. Поэтому он в основном и принимал решения. Мне и оставалось только, что отвечать на прямые вопросы.
— Черный или темно-синий?
— Синий.
— Белый, топленое молоко или светло-серый?
— Серый…
И так далее, и в том же духе. От выбора ювелирных изделий старый воин меня решительно избавил.
— Не заставляйте меня смеяться, — заявил он. — Молодой господин не нуждается в этой… продукции массового производства. 
И пояснил, стоило только очередному консультанту скрыться:
— Твои предки снабдили тебя богатейшим выбором изделий из благородных металлов. Потом, сам посмотришь. 
— Сокровища Рода? — хмыкнул я. — Почему их не продали, когда… было очень нужно?
— Не мы собирали, не нам и продавать, — буркнул воевода, и отвлекся на следующего парнишку, явившегося с просьбой сделать выбор. 
Все про все, в этом странном месте мы провели чуть больше часа. И когда последний молодой человек вместо выбора, предложил нам счет, я был, мягко говоря, удивлен. Комплект одежды должен был обойтись мне едва ли не дороже, чем покупка бывшего автосервиса в Ковалевом Логу.