Красный вервольф (СИ)
В рот просроченный компот! Как такое вообще может быть?! Может, меня молнией шарахнуло во время вчерашней непогоды, и лежу я сейчас на сырой земле под кустиком и «мультики» смотрю в отключке. Или меня нашли, напичкали сильнодействующими, от которых мозг так заглючил?
Но нет… Реальность от сна я пока еще могу отличить. Во сне невозможно рассмотреть свои ладони. А я каждый узор на пальце вижу. И шрам от ножа араба-суннита все также перечеркивает мое запястье еще с командировки в Сирию. От осознания того, что я очутился в прошлом, на секунду впал в ступор.
Облизнул пересохшие губы и сглотнул. Как только судьба надо мной не изгалялась, на такой подлянки я не ждал. На-ка, выкуси, старушка! Саша Волков и не в таких передрягах бывал.
Соберись солдат, и слушай боевую задачу! Ликвидировать живую силу противника в количестве трех человек. Освободить пленницу и вступить в контакт с местными. А дальше будем посмотреть…
Приказы раздавать легко, особенно самому себе. Вот только, как все обстряпать по-тихому? Если фрицы на каждом шагу — стрелять не вариант. И еще сюда идет какой-то герр Киснер. Старший их получается. Ясень пень, что не один идет, а в составе группы.
Мои мысли прервал Ганс, что поперся отливать в кусты. Ублюдок выбрал те самые, в которых я притаился. Защитного цвета «горка» скрадывала мою фигуру на фоне окружающей зеленки, и немец не утруждался вглядываться в заросли. Чувствовал себя как дома, паскуда.
Вот Ганс совсем близко и уже расчехляет на ходу стручок. Как говорится, на ловца и фриц бежит. Я рефлекторно ощупал голень, где обычно пристегнут тактический нож, но оружия, естественно, там не оказалось. Я ж в поход пошёл, блин, а не на войну. Зато есть карманный складишок.
Я аккуратно, словно ребенка, положил карабин в траву, и вытащил перочинку из нагрудного кармана. Раскрыл игрушечный клинок. Эх… Таким только колбасу резать, а не людей.
Между тем, Ганс подошел вплотную к кусту и стал бессовестно его обсыкать, водя отростком по листве. До меня меньше метра. Я даже мерзкий запахов его «анализов» почувствовал.
Вот гад! Никто не имеет права обоссывать боевого офицера!
Рука моя выскочила из зарослей, как локомотив из тоннеля. Вонзила в удивленный глаз клинок по самую рукоять. Глаз противно всхлипнул, пропустив острие дальше в мозг.
Фриц икнул и обмяк, но по инерции продолжая журчать. Я юркнул из кустов и схватил его за плечи. Осторожно уложил на землю и утянул в заросли. Только мокрое пятно осталось от немца. Минус один, бл*ть.
Остальные двое уже отвязали девчонку. Один повалил ее на землю и мостился сверху, осклабившись и отплевываясь от назойливых травин, что лезли в его наглую рожу. А второй вцепился в руки девушки и растянул их как на дыбе за голову. Девчонка брыкалась, шипела, но ни проронила ни стона. Кремень. Ни истерики, ни соплей. Лишь стиснула зубы и глаза горят ненавистью. Теперь я смог разглядеть ее лицо. В гневе оно прекрасно.
Я выскочил из укрытия и ударом ботинка прямо в голову потушил свет у того, кто был сверху. Бил сходу, но прицельно, будто по мячу во время пенальти. Височная кость щелкнула и приказала долго жить. Насильник распластался на пленнице безвольной тушкой воронкой вверх со спущенными до колен штанам. Минус два.
Третий уронил челюсть и отпрянул назад, перехватываясь за болтавшийся на спине MP-40. Но не успел даже ствол направить в мою сторону, как я в один прыжок очутился возле него и воткнул утлый складишок в район сердца, чиркнув по бляхе. Раз! Раз! Раз! Несколько дырок за пару секунд. Вместо аорты фарш. Фриц булькнул кровью, будто его стошнило и, вытаращив стеклянные глаза, завалился на спину. Минус три.
Щелк, щелк! — сзади послышался характерный звук затвора.
Я обернулся. Раскрасневшаяся деваха схватилась за снайперку и держала меня на мушке. Высокая грудь бесцеремонно выбивалась сквозь разорванную одежду. Но даме было не до моветона.
— Хенде хох! — звонко отчеканила она.
— Ты что, милая? — я на всякий случай поднял руки, с окровавленного ножичка на ухо шлепнулась теплая капля. — Я ж свой. Гитлер капут, мать его за ногу. Русский я.
Девушка опустила оружие и рукой прикрыла грудь:
— Форма у вас странная. У наших нет такой.
Вот блин. Моя охотничья горка и казенные берцы явно выбивались из антуража эпохи. В таком одеянии я, наверное, был очень похож на диверсанта.
— Какое сегодня число? — уточнил я на всякий случай, хотя уже почти принял мысль о своем переносе в прошлое.
— Двадцать первое августа.
Жутко хотелось спросить про год. Но девчонка, судя по всему прошла спецподготовку и в руке у нее не коромысло, а самая настоящая снайперская винтовка со штатной оптикой. Не хочется глупыми вопросами на себя лишних подозрений навешивать.
С другой стороны, что за диверсант такой, который в годах потерялся? Так-с… Если мы под Псковом и сейчас август. Наши его отобьют только в сорок четвертом, кажется, а сейчас немцы ведут себя слишком беззаботно. И мирняк расстреляли, и деревню сожгли. Вряд ли сейчас сорок третий. Тогда уже с деревеньками разобрались под чистую, кто был лоялен к партизанам. Да и винтовочка у девчушки не затертая, будто с конвейера. Только насечками смерти «обезображена». Судя по внешнему виду, не так давно в эксплуатации. Короче, если рассуждать логически, то сейчас…
— Двадцать первое августа сорок первого года, — пробормотал я будто разговаривал сам с собой, но при этом краем глаза наблюдал за снайпершей.
Недоуменной реакции с ее стороны не последовало. Есть! Дядя Саша молодец! Год угадал. Уже можно дальше думать. Получается, Псков сейчас в глубоком тылу у немцев. Регулярной армии красных здесь нет. Только партизанские отряды. Стало быть, и пленница из числа партизан. Забросили ее в тыл с заданием. Или может к отряду случайно прибилась.
Легенда пришла на ум спонтанно:
— Ты на форму не смотри. Не положено мне такое с рядовым составом обсуждать. Отведи меня к командиру. У меня важная информация.
— Вообще-то я младший сержант, — фыркнула девушка.
— Ну так представься по форме, — строго проговорил, придав голосу командирские нотки.
— Младший сержант Сотникова, — выпрямилась девушка, но руки по швам не убрала, придерживая порванную одежду.
— А имя у младшего сержанта есть? — прищурился я.
— Наташа, — растеряно проговорила она.
— Александр, — кивнул я в ответ. — Фамилию и звание не называю. Сама понимаешь. Веди меня в расположение отряда. Далеко идти?
— Не слишком, километров шесть.
Я собрал у фрицев оружие и личные документы. Добычей стали три «МР-40» с прямыми, как палки, магазинами, и неказистый «Вальтер Р38». Пистолет оказался только у безглазого «ссыкуна». Очевидно, он был командиром отделения.
Сдернул с командира ранец, вытряхнул оттуда требуху в виде запасного белья, консервов и прочих носков и набил его поясными патронташами, снятыми с трупов. Поймал на себе недоуменный взгляд Наташи. Сообразил, что консервы сейчас, тоже на вес патронов. Сунул их обратно в ранец. Ни карт, ни важных бумаг, естественно, у троицы я не нашел. Птицы невысокого полета.
Наташа наблюдала за моими действиями с некоторым благоговением. Руки мои умело обшаривали трупы, будто делали это каждый день после завтрака.
Да. Бывало и такое… И после завтрака, и после ужина. Всякое случалось.
Нагрузился трофейным добром, как узбекский ослик. Чем больше трофеев принесу, тем больше веры мне будет в отряде. Хотя у меня есть живой свидетель. Наташа…
Я невольно загляделся на ее загорелое личико. В сочетании с соломенными волосами, смотрелось она, как с обложки. Только губы нормальные, советские. Не как у ботоксных утконосов в моем времени.
— Сержант Сотникова, — скомандовал я. — Я готов. Веди к командиру.
Девушка чуть улыбнулась и, закинув винтовку за спину, зашагала в сторону чащи. Я поспешил следом. Взгляд невольно уцепился за перекаты ее ягодиц. И даже пуританская юбка ниже колена, которую бы даже строгие бабки на лавке возле дома сочли бы приличной, не способна скрыть их наливную упругость.