Огонь и ветер (СИ)

— Какое совпадение, я как раз ждал твоего звонка, — с издевкой произнес Алекс.
— Ты, жалкая паршивая сволочь! — я закричала в трубку, как сумасшедшая, — поганая гадина! Ты больной! Ублюдок! Я ненавижу тебя всем сердцем! Я желаю, чтобы ты сдох в страшных муках! Ты изверг, ты садист!
Я горько всхлипывала и выкрикивала в телефон самые грязные слова, которые знала. На том конце трубки стояла идеальная тишина. Пока из моего рта оскорбления и проклятья лились рекой, Огнарев молчал. Я даже подумала, что он бросил трубку, но секунды на экране продолжали бежать, а я все кричала и кричала, не в силах остановиться. Ненависть во мне была такой силы, что если бы блондин сейчас оказался рядом со мной, я смогла бы свернуть ему шею голыми руками, не смотря на то, что едва доставала до его плеча.
— Все? — спокойно произнес Алекс, когда слова закончились, — успокоилась?
— Пошел ты знаешь куда! Тебя надо пристрелить, как бешеную собаку! — я не пыталась скрыть, что реву.
— Ты стала слишком много себе позволять, Катя! Это моя вина, зря я ослабил хватку. Будем исправлять!
Огнарев отключился и я упала на подушку, не сдерживая слезы. Я плакала так сильно, что не могла дышать. Когда Лерка вернулась домой и увидела мое состояние, она снова стала отпаивать меня успокоительными каплями и чаем, но это слабо помогало. Даже когда слезы кончились, мои губы по-прежнему подрагивали и я продолжала непроизвольно всхлипывать.
Не смотря на то, что я находилась в состоянии овоща, на работу ехать все же пришлось. На кухне я встретила точно такую же зареванную Алису, она выглядела еще хуже, чем я.
Информации о Юрке у нас было не много, мы знали только, что он в коме, у него проломлен череп и многочисленные переломы. Прогнозов нет, состояние стабильно тяжелое, в больницу пустят только близких родственников. На камерах ничего не видно, в 01.10 он доходит до конца дома и заворачивает налево, до следующей камеры дойти он не успел, под утро его нашли случайные прохожие и вызвали скорую.
Атмосфера в кафе сегодня была необычайно тяжелая, мы почти не разговаривали друг с другом и выполняли свою работу, как роботы. Девочка, которую я должна была стажировать, к счастью, имела большой опыт работы и чтобы ввести ее в полный курс дела, я потратила меньше часа. Все остальное время бедняжка растеряно наблюдала за тем, как мы, мрачные словно тени, передвигаемся по кафе, а Алиса переодически ходит умываться, чтобы скрыть слезы. Даже Марина ни к кому не лезла и не доставала своими придирками. В конце рабочего дня она выдала мне оставшуюся зарплату и вернула трудовую книжку со свежей записью об увольнении.
Пока я расписывалась во всех бумажках, мне несколько раз подряд звонила Лерка, но я отклоняла входящий вызов, я хотела перезвонить ей сразу, как закончу. Но как только я вышла на улицу и набрала ее номер, он оказался недоступен.
Вот тут ко мне опять подобралась тревога и сжала в свои коварные тиски. Я безостановочно пыталась дозвониться до Аксеновой, но в ответ была только тишина.
На подходе к общежитию я поняла, что что-то не так. Уже издалека я видела, как у здания толпится куча народа, вокруг суета и паника, и мое сердце снова рухнуло в пропасть. Я ускорила шаг и практически бежала, пока не добралась до толпы. У входа я увидела своих напуганных соседей, кто-то держал в руках сумки и вещи, кто-то стоял прямо в пижаме, а Юля из соседнего блока, стояла на асфальте босиком и в трусах.
— Что случилось? — спросила я у первой попавшейся девушки.
— Пожар на четвертом этаже, — я подняла голову вверх, но не заметила никаких следов горения.
— Со двора, окна возле маршевой лестницы, три комнаты выгорело, пока тушили залили все до второго этажа.
Я едва не рухнула на асфальт, мои ноги покосились от шока. Сердце разрывалось от тревоги, я не могла поверить в происходящее… Этого просто не могло быть! Это я живу на четвертом этаже, и окно моей комнаты первое справа от пожарной лестницы.
— Никто не пострадал?
— Вроде нет, всех быстро эвакуировали, — ответила девушка.
 
Я села на бордюр и уронила голову на руки. Я глубоко и тяжело дышала, пытаясь переварить случившееся. Вокруг творился полный хаос, из выкриков толпы я поняла, что четвертый и третий этажи пытаются временно расселить в другие комнаты, кто-то искал добрых людей, готовых временно их приютить, кто-то звонил знакомым в поисках ночлега.
Просидев так минут пятнадцать, я набралась сил, встала и поплелась на другую сторону дома. Издалека увидев черную копоть и едва тлеющий дым, валящий из разбитых окон, я окончательно потеряла всякую надежду.
— Катя! — чья-то рука дернула меня за плечо и я резко развернулась.
Передо мной стояла заплаканная и испуганная Лерка, она бросилась мне на шею и крепко ко мне прижималась.
— Это какой-то капец! — причитала она, — пожар начался с нас, меня не было дома, а когда я вернулась, все уже полыхало! Коменданша рвет и мечет, сказала, что заставит нас с тобой выплатить ущерб!
Аксенова тряслась в истерике, по ее щекам безостановочно текли слезы.
— Там все наши вещи! Документы, конспекты! Там вся наша жизнь!
Я смотрела на нее пустым взглядом и до сих пор не могла поверить, что это не сон.
— А еще нас выселяют! — Лерка ревела в голос, — насовсем выселяют, понимаешь? Что же мы теперь будем делать?
— Ветрикова, Аксенова, живо сюда! — голос Лидии Львовны за моей спиной прогремел, как гром.
Она стояла рядом с двумя полицейскими, одетыми по форме и источала весь гнев этого мира. Мы с Леркой переглянулись и медленно пошли к ним.
Нас долго опрашивали и задавали кучу дурацких вопросов: не забыли ли мы выключить утюг, плойку или фен, курили ли мы в комнате, пользовались ли обогревателем. На все вопросы мы отвечали: «конечно, нет» и делали вид, что не понимаем, как это могло произойти. Хотя ответ нам обеим был прекрасно известен. Наша комната находилась прямо у пожарной лестницы, на которую мог залезть любой желающий, и сегодня из-за жары мы не закрыли окно. А в том, кто устроил поджог, сомнений не было.
Я все ждала, расскажет ли Лерка полиции о том, что это сделал Огнарев или кто-то из его шайки, но она молчала. А я и подавно не собиралась ничего говорить, теперь я была уверенна, что этот неуравновешенный псих способен абсолютно на все!
Когда полицейские закончили свой опрос, Лидия Львовна орала на нас минут тридцать, переодически меняя грубый бас на ультразвук. Она подытожила свою истерику фразой, чтобы нашего духа никогда тут не было, обматерила нас и, наконец, ушла. На улице уже светало и толпа почти рассосалась.
— Куда мы пойдем? — я тихо спросила у Лерки.
— Я поеду к тетке в Зеленоград, — ее голос до сих пор дрожал.
— Я могу поехать с тобой?
— Нет, Кать, извини. Сначала Юру отправили в реанимацию, потом подожгли наш дом, что они сделают дальше?
Аксенова снова зарыдала и мне стало очень стыдно, что я доставила такую огромную кучу проблем ни в чем не повинным людям.
— Пожалуйста, можешь пока ко мне не приближаться? — она виновато на меня посмотрела, — я тебя очень люблю, но рядом с тобой сейчас совсем не безопасно. И это уже совсем не шутки!
Ее слова стали для меня ударом под дых. Конечно, Лерка была полностью права. Разве я могла судить ее за желание жить спокойно и безопасно? Но все равно, я чувствовала себя преданной. Кроме нее и Сашки у меня нет близких друзей в Москве. И я только сейчас поняла, что, не считая их, я больше ни к кому не могу обратиться за помощью. Одного друга я, кажется, уже потеряла.
Когда за Леркой приехала тетя, я осталась на улице совершенно одна. Кроме вещей, находящихся в моей сумке, у меня больше ничего не было. Я была напугана до чертиков, я не знала, что мне сейчас делать, куда идти и как жить дальше. Моим спасением казался только Комов. Я тут же стала ему звонить, в надежде, что мой благородный рыцарь обязательно что-нибудь придумает.
— Я уже все знаю, — грустно сказал Сашка.