Цветы и тени (СИ)
Я остановилась, прислушиваясь. И поняла, что это, наверное, воют волки. Во мне ничего не шевельнулось от этих звуков, только стало страшно. Помню, я еще подумала: если мне страшно, значит, я нормальный человек? Не оборотень? А потом я увидела волков. Вот в их реальности сомневаться не приходилось. Три лобастых зверя, опустив головы к земле, шли мне навстречу. До калитки оставалось пару шагов, но ее еще надо было открыть. Если я буду возиться с замком, они могут оказаться у калитки вместе со мной. И смогу ли я войти, не впустив их?
Я смотрела на них, они были почти рядом. Я бросила взгляд через плечо, и подумала, что это глупо — отворачиваться от волков, глупее разве что бежать от них. И в этот же момент я увидела сначала свою спину, а потом прыгнула. Нет, конечно, я стояла на месте. Это прыгнула тень.
Она была почти как они, только выше, заметно выше. Они были обычного роста для волков. А она — мне по плечо. Конечно, ведь это же была моя тень! Она стояла передо мной, ее холка вздыбилась, прибавляя ей роста, а потом она сделала шаг вперед и снова прыгнула. Волки остановились. Их и тень разделяли всего несколько шагов. Тень прыгнула на них, клацнув зубами, и я увидела — увидела сразу четырьмя глазами: своими, человеческими, и глазами тени — как волки попятились, а потом развернулись и бросились прочь, поджав хвосты, как испуганные собаки. А тень исчезла. Но ее следы на дороге были такими же реальными, как отпечатки стаи волков. И я поняла, что если надо — тень может убивать и ранить. Что она — такая же реальная, как я. Вот что значит, оказывается, «порождения черного света». И входя в дом, я не поняла даже, а почувствовала, что мне не надо учиться отделять ее от себя. Наоборот. Она — это я и есть. Продолжение меня. Мне надо научиться переходить в нее, быть ей. Быть собой. Это всегда непросто, но когда тебя двое — сложнее многократно.
Глава 8. Лусиан: Что происходит на севере?
Тому, что творилось на границах Моровии, я всегда уделял больше внимания. Сказывалась моя привычка, наверное. Или я так видел задачу правителя — охранять границы? Не знаю, может быть, мне просто было интереснее следить за тем, что снаружи, чем погружаться в то, что внутри. Правители, как и все люди, — разные. Эрих покровительствовал искусствам, поощрял талантливую молодежь. Меня все эти конкурсы и смотры совсем не трогали, и скоро я назначил им кураторов. Пусть этим занимаются те, кто в этом понимает хоть что-то. Все равно я не отличу правильно взятую ноту от неправильной. Не говоря уже о более тонких нюансах. И к тому же, с меня хватило знакомства с Мириам и ее дочерями.
Но даже если бы я был совсем в стороне от охраны рубежей, новости с севера нельзя было игнорировать. Они были странными. Они не совпадали друг с другом. Один примар просил выделить отряд королевских войск на охрану города и прилежащих к нему земель, вместе с деревнями. Примар соседнего города просил помочь городу пропитанием, но не потому что разорены деревни, а потому что в город пришли беженцы из-за границы. Я не понимал: как могли прийти беженцы? От чего они бежали? Конечно, границы не были закрыты, мы не воевали с нашим северным соседом — Королевством Ингвения. Жителей там было немного, больших городов всего два, я вообще не понимал, как они могут жить в своей стране. Родись я в Ингвении, возможно, тоже бы сбежал. Но уж точно не на север Моровии. Там тоже не жаркое лето круглый год. Королева Ингвении, Керата Белая, прислала мне поздравление после церемонии возведения на престол, я ответил ей благодарностью, и на этом наши отношения закончились.
Марлен, канцлер, предлагал мне написать ей напрямую, спросить, что там происходит, почему у нас появились беженцы из ее страны.
— И, возможно, предложить помощь, — многозначительно подмигивал он.
Однако я предпочитал разобраться самому. Втягивать Моровию в войну из-за северного соседа мне не хотелось. Да и кто мог воевать с Королевством Ингвения? Мы были его единственными соседями. С трех остальных сторон Королевство окружал океан. Где-то в нем, относительно недалеко от побережья, был заселенный архипелаг, но кажется, он тоже был присоединен к Ингвении. Или нет? Если они воевали между собой — нас это не касалось. Но от чего еще могли бежать из страны ее жители? Я не представлял.
— Давайте пошлем лазутчика, — предложил Марлен. — Пусть он все узнает у беженцев.
Идея показалась мне разумной. Но немного подумав, я нашел еще более блестящий выход. Отправиться на север самому. В качестве лазутчика. Взять несколько спутников, не афишировать свои имена. Я не настолько известен, чтобы меня узнавали на каждом перекрестке. Чем дальше от Эстерельма, тем меньше шансов, что во мне увидят принца. Побывать в городе, которому нужна охрана. И в соседнем, где остановились беженцы. И еще в двух других, где вроде бы все нормально, но вдруг городским стенам потребовалось обновление, ремонт и достройка. Само по себе ни одно из событий не было странным, кроме разве что беженцев. Но все вместе рисовало странную картину. И у меня было чувство, что я не могу ждать, пока картина сложится сама собой. Я должен был увидеть ее первым.
Я решил взять троих спутников, вчетвером путешествовать лучше всего. Со мной отправились: Мирча Ласьяу, Захарий Тимуне и Тудор Мэу. Мы не были близкими друзьями, разве что Мирча мне нравился больше других, но только потому, что он напоминал мне дядю Флорина. Какой он был человек — я знал не очень хорошо. Но надеялся получше узнать в дороге, как и остальных двоих.
Мы отправились верхом, с небольшим багажом. Запоздало я подумал, что нам надо было сочинить какую-то историю, кто мы и куда едем, зачем.
В первом же городе за северной чертой мы услышали о весенней ярмарке заполярья. Это было, с одной стороны удачно. В город, где проводится ярмарка, стекаются жители со всех городов. Все сплетни и слухи собираются там. С другой стороны, в этом году ярмарка проводилась в небольшом городишке, расположенном довольно далеко от тех мест, куда я собирался наведаться вначале. Чтобы попасть туда, надо было сделать крюк. Название городка — Шолда-Маре — казалось мне смутно знакомым, но я не мог понять, откуда и когда его слышал. Я даже не помнил, кто там примар, так что едва ли он упоминался в донесениях, которые я читал. Я колебался, стоит ли туда ехать. Спросил у своих спутников.
Тудор, весь нервный, быстрый, но в то же время подмечающий все вокруг, сказал сразу:
— Надо ехать, ваша честь. Мы там многое сможем понять. По тому, что продается, что покупается. Увидите и поймете, что у них в цене — оружие или еда. Замки на ворота или корзины для сбора грибов. Когда я не знаю, что происходит, я всегда хожу на рынок и смотрю на торговцев. Кто богаче, кто беднее…
В его словах была правда. Я даже не подумал посмотреть на ярмарку с этой точки зрения.
Мирча был против.
— Беженцы на ярмарку не поедут. Вы же хотели поговорить с ними, ваша честь. А пока местные в отъезде, самое время поговорить с беженцами. Они будут меньше скрытничать.
И в его словах была правда. Я посмотрел на Захария. Захарий из нас всех был самым веселым. На его широком лице всегда была улыбка, мне казалось, он даже спал с улыбкой. Он был спокойный и неторопливый — такими спокойными бывают в лесах большие хищники, которые знают, что даже выпрыгнувший из засады враг не способен победить.
— Решайте сами, ваша честь, — сказал Захарий. — Мы же ехали посмотреть, послушать, разведать. Нас никто не торопит. Можно всюду успеть. Первый день — на ярмарку, второй день — с ярмарки. Такие праздники празднуют дня два, а то и три. Ездят на севере не верхом, а в санях или телегах. Мы верхом быстрее приедем в город, чем купцы вернутся с ярмарки.
Так мы и сделали.
Самое странное, что я помнил из той поездки, — это ощущение, как будто время повернуло обратно. У нас в Эстерельме уже вовсю радовались жизни, весна не просто пришла, а чувствовала себя хозяйкой. Но за северной чертой лежал снег. И чем дальше мы ехали, тем холоднее становилось, тем меньше примет говорило о весне. Я понял, почему здесь так широко отмечают этот праздник, который у нас превратился в что-то не слишком обязательное и важное.