Лето наших надежд (СИ)

— Удивительная самоотверженность, — цежу я сквозь плотно сжатые губы, сканируя ее лицо.
От моей грубости фиалковые глаза удивленно распахиваются, а между аккуратных бровей появляется морщинка.
— Что ты хочешь этим сказать?
В ожидании ответа, Александрова прячет руки в карманы коротко обрезанных шорт. Мои глаза не упускают ни малейшего движения — я вижу, как от ее манипуляций натягивается плотная ткань на бедрах, а на футболке, заправленной в шорты, появляется новая складка. Это какая-то изощренная форма мазохизма — изучать ее фигуру, но когда ты начал, остановиться почти невозможно. Поэтому мой взгляд поднимется выше — к округлой груди, потом скользит по скромному вырезу футболки и замирает на плавной линии шеи. Как же бесит, что все в ней так идеально!
— Держись подальше от Матвея, — выталкиваю свое предупреждение. — Он не для тебя.
Мне кажется, что на мгновение девчонка лишается дара речи. Выглядит настолько обескураженной, что я начинаю сомневаться в достоверности своих предположений. Но уже следующая фраза ставит все на свои места.
— Моя личная жизнь — это не твое дело. Впрочем, Матвей тоже взрослый мальчик, — с сарказмом говорит она, мятежно вздергивая подбородок. — Без тебя разберемся.
— Кто он для тебя? — рычу я, поражаясь собственной злости. — Очередная игрушка, которую ты выбросишь и заменишь другой
Ее глаза темнеют, но понять, что в них прячется — вина, стыд или обида, — я не могу.
— Здесь бы подошло слово «друг», но тебе этого, конечно, не понять, — огрызается она, метая в меня импровизированные молнии. — Господи, что наговорил тебе Вадим, что ты такого обо мне мнения?
Имя Вадика, неосторожно сорвавшееся с ее губ, распаляет меня еще сильнее, но накатившая волной ярость чудесным образом прочищает голову: я понимаю, что мне пора закругляться. Искушение схватить Леру и заставить ее замолчать любыми способами становится чересчур сильным, а к возможным последствиям этого физического противостояния я пока точно не готов.
— Я тебя предупредил, — бросаю холодно и отворачиваюсь.
— А то что? — несется мне в спину.
А то, сука, мы оба горько пожалеем.
  
9
 
— У тебя что-то случилось?
Я поднимаю глаза от тарелки с обедом и хмуро смотрю на Пашу, который лихо перекидывает ногу в модном кроссовке через лавочку и усаживается за стол напротив меня.
— Нет, с чего ты взял? — говорю подчеркнуто спокойно, чтобы не вызвать лишних подозрений, но по выражению лица приятеля вижу, что он мне не верит.
Паша всегда отличался особой наблюдательностью. Матвей не такой — он невнимательный и порой ветреный, а этот если вцепится в тебя — не отстанет, пока не выяснит, в чем дело.
— Все утро хмурый и нелюдимый, а наши мальчишки, между прочим, двадцать минут назад сделали всех в состязании по стрельбе из лука и взяли десять очков.
Делаю попытку улыбнуться, но выходит лишь кривая гримаса. Отряд молодец, и в любой другой день я бы за нас порадовался, но сейчас не могу. Голова забита мыслями об Александровой и нашей утренней стычке. Вот что она за девка такая? Все отравляет своим присутствием. Даже родную «Синичку», с которой у меня связано столько теплых воспоминаний, смогла изгадить.
Когда я вернулся с пробежки, Матвей все еще спал. Он пропустил завтрак. Александровой на нем я тоже не видел. Впрочем, и на стрельбище, где проходило состязание по стрельбе из лука, никто из них не явился. В конец измаявшись от мысли, что они могут быть вместе, я оставил отряд на изумленного Пашу и ушел проветрить мозги за территорию лагеря. И вот теперь он и его любопытство настигли меня за обедом в столовой.
— Нормально все, — бурчу я, вгрызаясь зубами в бутерброд, вкус которого даже не чувствую.
— Как скажешь, — иронично тянет Паша, стреляя в меня глазами, а потом быстро переключается на другой вопрос: — Руководство попросило нас синхронизировать списки выходных на ближайшую неделю. Матвей хотел в понедельник поехать в город. Я думал про четверг. Ты же ближайшую субботу бронировал, если не ошибаюсь?
 
— Угу, — отвечаю угрюмо.
Суббота — это встреча с Таней. Встреча с Таней — почти стопроцентный секс. Секс — то, что мне как воздух необходимо, чтобы сбросить напряжение. Я, черт возьми, живу, чтобы наступила суббота.
— Ты такой унылый, когда без настроения, — морщится приятель и, взяв в руки ложку, налегает на борщ.
Показываю ему средний палец и отодвигаю от себя поднос с едой. Хочу сказать, чтобы не лез ко мне, но тут на горизонте появляется Александрова в компании вожатой Кати, и я мгновенно забываю о Паше и его любопытстве. На стерве ярко-желтое платье с воротником-поло и белые кеды. Светлые волосы струятся по плечам, на губах играет легкая улыбка. Солнце светит ей в спину, создавая вокруг нее светящийся ореол. Если бы не знал ее подленькое нутро, сказал бы, что выглядит она сейчас как ангел.
Проследив за моим взглядом, Паша издает понимающий смешок.
— Дружище, так вот оно что! — довольно скаля зубы, шипит он. — Это новенькая что ли причина твоего поганого настроения?
— Чушь не неси, — огрызаюсь я, в глубине души понимая, что слишком бурной реакцией выдаю себя с головой.
— Ты бы видел лицо свое, Кир, — Паша силится подавить приступ смеха. — Скажу тебе прямо, ты спалился.
— Это не я спалился, а Матвей, — цежу я так злобно, что Паша удивленно таращит на меня глаза.
Господи, да что со мной происходит? Весь дискомфорт, накопившийся за утро, выливается в совершенно несвойственную мне раздражительность, направленную на ни в чем неповинного Пашу.
— А Матвей тут причем? — приподняв брови, уточняет друг после длительной паузы.
— Он с ней обжимается, не я, — к счастью, мой голос звучит чуть спокойнее.
— Так вот что тебя беспокоит? — изумляется приятель.
— Меня это не беспокоит.
— Ну, ладно, — он задумчиво прикусывает губу. — Тогда ты не расстроишься, узнав, что она ему не по зубам и вчера он до утра облизывал Ларису.
Простите, что? Наверное, я не могу скрыть удивления перемешанного с облегчением в своем взгляде, потому что Паша начинает ржать как конь.
— Сочувствую, друг, — говорит он с дружелюбной иронией. — Но, кажется, и тебе там ничего не светит. Новенькая за пару дней лихо отшила физрука и Матвея. Не похоже, что ее интрижка в детском лагере интересует.
— Мне и не надо. Уймись уже, ладно? — прошу я, переваривая полученную информацию.
— Телки — это боль, — философски замечает друг.
— Больно тебе будет, когда я тебя в стритбол сделаю, — хватаюсь я за шанс сменить тему.
Паша демонстративно прижимает руку к сердцу и широко улыбается.
— Неужели печальный принц соизволит сыграть со мной?
В стритбол мы с Пашей играем не в первый раз, но в первый раз выиграть становится для меня делом принципа. Терпеть не могу становиться объектом шуток, особенно на такую деликатную тему, как моя идиотская одержимость Александровой.
Пока мы играем, вокруг нас собирается толпа ребят из разных отрядов. Паша отличный защитник. В мастерстве владения мячом мы с ним на равных, только я маневреннее и с прицелом у меня значительно лучше. Так что свое 21 очко я набираю красивым броском из-за штрафной под бурное улюлюканье толпы.
Вскинув руки в победном жесте, я вытираю подолом футболки пот со лба и замечаю желтое пятно у одного из деревьев. Странное ощущение вязкого тепла заполняет желудок, сердце начинает стучать как отбойный молоток.
Точно, Лера. Интересно, давно она тут стоит?
Сейчас, когда я знаю, что ночью она не была с Матвеем, я почти рад ее видеть. И даже готов извиниться за утро. Да, она не идеальная, но и я, очевидно, перегнул палку. Но кто же мог подумать, что под «такой девочкой» Матвей подразумевает Ларису, которую мы оба знаем не первый год, а Александрова тут совершенно ни при чем.
Я охаю, получив ощутимый толчок в ребро, но до того, как успеваю ответить обидчику, слышу тихий и насмешливый голос Паши: