Дракон не дремлет

ГЕНРИ СТАФФОРД, герцог Бекингем
УИЛЬЯМ ГАСТИНГС, лорд Гастингс, гофмейстер Эдуарда IV
ЭДУАРД МИДДЛГЕМСКИЙ, сын Ричарда Глостера
ГЕНРИ ТИДИР (то есть «Тюдор» впроизношении той эпохи)
ФРАНЦУЗЫ
КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XI
ФРАНСУА ВИЙОН, поэт и шалопай
МАРГАРИТА АНЖУЙСКАЯ, вдова Генриха VI Английского
ИТАЛЬЯНЦЫ
ЛУИДЖИ ПУЛЬЧИ, поэт
МАРСИЛИО ФИЧИНО, поэт и философ
ДЖУЛИАНО МЕДИЧИ и его брат
ЛОРЕНЦО МЕДИЧИ, именуемый Великолепным (официальный титул главы банка Медичи)
АЛЕССАНДРА СКАЛА, театральная художница
ДЖИРОЛАМО САВОНАРОЛА
ГАЛЕАЦЦО МАРИЯ СФОРЦА, герцог Миланский
ФЕДЕРИГО ДА МОНТЕФЕЛЬТРО, кондотьер, герцог Урбинский
ДОМЕНИКО МАНЧИНИ, дипломат
ДЖОН АРГЕНТИН, врач
 
Часть первая 
 Дети империи
Враждебна жизни их была звезда. …
Для всех неотвратим судьбы закон [11].
–Акт IV, сцена 4
 
Глава 1 
 Гвинедд
Римская дорога разрезала Северный Уэльс на некотором удалении от побережья, между ветреным Ирландским морем и горами Гвинедда иПоуиса. Она шла мимо рудников, где добывают медь и свинец, до которых так охоча Империя, и пересекала реку Конуи вКаэрхуне, аКлуид – вАсафе, посвященном Эзусу. Римляне проложили ее в холмах, выше берега, но ниже горных отрогов, не пытаясь проникнуть в становой хребет страны. Это не означало, что путей туда нет, только что римляне их не нашли.
Дорога уцелела на отрезке от Карнарвона до Честера, а вКаэрхуне, что в долине Конуи, сохранились развалины стен и рвы на месте форта, где легионеры охраняли переправу. Римские камни, но ни одного римлянина уже тысячу лет.
За Каэрхуном дорога с милю шла вверх к постоялому двору «Белый олень». Здесь Хивел Передир жил на одиннадцатом году своей жизни, в лето девятьсот десятое от Артуровой Победы, тысяча девяносто пятое от основания Константинова града. В тот ранний мартовский вечер Хивел стоял на римской дороге под «Белым оленем» ибыл римским кесарем.
Поля – его безграничные владения – расстилались внизу, разделенные деревьями, которые с высоты казались пушистыми комочками на зелено-коричневом лоскутном одеяле. Воды Конуи змеились широкой, нашитой на ткань лентой. Мартовский воздух пах торфом, сыростью и больше ничем, кроме собственной холодной чистоты на острой кромке весны.
Место, где стоял Хивел, звалось Пен-и-Гаэр, Голова Крепости. Крепость существовала еще до того, как пришли легионы, однако от ее строителей тоже остались лишь камни: отрезки стены и вала. И острые глыбы, врытые рядами на подступах к холму.
Хивел стоял на дороге и повелевал камнями. Бойцы бессмертные и бесстрашные, подобно легендарным воинам, выросшим из зубов дракона, они остановят и рассеют любой натиск. Тогда, по знаку Хивела, его конница на всем скаку вылетит из Каэрхуна и обрушится на бегущего врага, щадя лишь знатных ради выкупа и триумфа. Его военачальники в золоте и пурпуре, на белых конях, пригонят к нему родовитых пленников, крича: «Передир! Передир!», дабы все знали, кто здесь победитель…
Чуть выше по дороге торчала каменная веха. Надпись на ней наполовину стерлась, иХивел не знал латыни, но мог прочесть имя CONSTANTI. Константин. Император. Основатель Прекрасного града. А теперь и бог, как Юлий Цезарь, как Артур, король Британии. Проходя мимо вехи, Хивел обычно проводил пальцами по резным буквам, трогал божий образ.
Три года назад, в майские календы, он камешком из пращи оглушил воробья и, связав тому крылья, отнес его к вехе. Всю дорогу воробей трепыхался под рубахой, а когда Хивел положил его на землю, вдруг застыл, словно чего-то ждал. Ножа уХивела не было, а убивать птицу голыми руками он побоялся. К тому времени, как ему удалось разыскать два плоских камня и выполнить задуманное, он забыл, о чем хотел помолиться.
Сейчас облака проплывали перед низким солнцем, по земле бежали их тени. Река то темнела, то вспыхивала серебром. Стоячие камни будто двигались, приветственно ударяя копьями в щиты. Забыв про воробьев, Хивел направлял свои когорты как воин, царь и бог.
Пока не заклубилась пыль и вего грезу, блестя сталью, не вступили люди – настоящие воины на дороге к постоялому двору. Хивел смотрел и слушал, зная, что если не шевелиться, его могут не заметить. Он различил скрежет алебард по каменным плитам, поступь обутых ног, звон волочащихся цепей. Ветер донес до него голоса, не отдельные слова, только ритм: английские голоса, не валлийские. Когда воины преодолели последний поворот, Хивел различил их эмблемы. Тогда он повернулся и побежал к воротам «Белого оленя». Во дворе пес поднял голову, напрасно ожидая, что его погладят; сзастрех вспорхнули воробьи.
В трапезной под гнутыми стропилами было темно, в воздухе висел торфяной дымок. Дафидд, хозяин постоялого двора, возился у огня, аГлинис, красивая служанка, вытирала кружки. Оба подняли голову, Глинис с улыбкой, Дафидд – без.
–Ну, милорд северянин, давай-ка сюда! Покуда ты совещался со своими приближенными, огонь почти…
–Там на дороге воины,– сказал Хивел по-валлийски.– Люди наместника Ирландии, из Карнарвона.
Он знал, что Дафидд лишь притворяется рассерженным; когда тот злился по-настоящему, то говорил пугающе тихо и немногословно.
–Отлично,– сказал Дафидд.– Они захотят эля. Пойди нацеди котелок.
Хивел ухмыльнулся и спросил:
–А масла принести?
Хозяин тоже улыбнулся:
–Настолько прогорклого у нас нет. А теперь беги за элем; воины не любят ждать.
–Ie [12].
–И говори по-английски, когда воины могут тебя услышать.
–Ie.
–И задай себе порку, а то мне некогда!
На лестнице в погреб Хивел остановился.
–С ними пленник. Колдун.
Дафидд положил кочергу и вытер ладони о фартук.
–Что ж,– тихо сказал он,– для кого-то это плохая новость.
Хивел ничего не понял, но кивнул и полез вниз. Он нацедил эля в закопченный железный котелок, привязал котелок на веревку и поднял; илишь потом, стоя в тишине погреба, сообразил, что сказал мгновения назад. Да, он и впрямь слышал звон цепей, но ни разу не видел, кто ими скован.

Во дворе стояли восемь человек и еще нечто.
Воины были в кожаных куртках, с мечами и алебардами; удвоих за спинами торчали луки. У одного, важного и вшлеме, была на боку кожаная сумка, а через плечо перевязь с деревянными бутылочками на шнурках. Хивел знал, что это пороховницы для пистоля в сумке.