Разбуди моё сердце (СИ)

Все потом.
Сейчас я наслаждаюсь его близостью и тем, что он не может сдержать свою похоть.
Просто хочет меня. Мне это льстит.
Пусть так.
Я готова.
Просто перебороть это.
Ещё раз.
Для себя.
Для того, чтобы поставить точку.
Закрыть гештальт.
Чтобы больше не болело.
— Сними. — Он поднимает моё платье, чуть задержавшись у груди.
Послушно тяну дорогую ткань вверх.
Дизайнерский наряд. Летит на пол, как какая-то тряпка.
И нам всё равно.
Его дыхание сбивается, когда я остаюсь в одних кружевных трусиках.
Передо мной уже не тот горячий парень, который отрывисто целовал и ласкал моё тело в полупьяном бреду…
Он другой.
Повзрослевший, возмужавший, желающий меня мужчина.
Уверенный в своих действиях.
Только один «нюанс» ему неизвестен.
Губы Димы настойчивы.
Они гуляют по моему зудящему телу, дарят наслаждение, которого не испытывала давно… кажется с того самого — нашего с ним «первого» раза. Которое отличается от того, что было со мной недавно… с Давидом.
Это абсолютно невероятное ощущение, но оно заканчивается довольно быстро.
Как только он расправляется с моим бельём и нетерпеливо входит.
Движения становятся грубыми, частыми и сильными.
Руки перестают быть нежными. Терзают моё тело, жалят и сжимают.
Я теряю связь с возбуждением.
Снова…
— Невероятная… — Шепчет приглушённо мне в ухо Димка.
А я…
Пытаюсь представить, что всё происходит не так, и мы не в гостинице, которая забудет о нас завтра же, принимая новых гостей…
Пытаюсь подстроиться под ритм. Двигаюсь, чтобы снова «не показаться бревном».
На какие-то доли секунды мелькает мысль: «Зачем мне это надо?»…
Но я глушу её.
Как раз в тот момент, когда чувствую пик Димкиного возбуждения и начинаю ритмично подаваться бёдрами ему навстречу. Он пытается замедлиться, но я не позволяю. Сама поддерживаю темп.
Стоны громче. Дыхание чаще.
Это всегда срабатывает.
И сейчас тоже.
Я хорошая актриса.
Дима вытаскивает член из меня и обильно кончает на мой подрагивающий живот.
Чувства во мне раздвоились.
С одной стороны, я ощущаю знакомое удовлетворение, что снова мужчина со мной рядом не смог удержаться от моей провокации.
С другой — разочарование. Оно душит и мешает мыслить трезво.
Все было, как ты хотела.
Дима.
С тобой.
Сейчас.
Когда ты уже не так уязвима, как четыре года назад.
Цинично и эгоистично позволила себе отвернуться и протопать в ванную.
А уже там…
По шум бьющей из крана воды, зарычать в кулак. Бесшумно и сухо.
Ни единой слезинки.
Доказательство того, что ты — черствая.
Больше никто. Никогда.
Табу.
  
Глава 17
 
Когда захожу в комнату, Дима сидит снова одетый в брюки и рубашку, будто ничего не было, в широком кресле. Задумчиво потирает подбородок.
Я прохожу к кровати и сдёргиваю с неё мягкое покрывало, заворачиваясь в него.
Сегодня не буду сбегать.
И в мыслях нет.
Пусть, в плане секса «ничего не изменилось» и я по-прежнему «фригидная», но мы можем хотя бы поговорить.
Не знаю, правда, насколько нам теперь это нужно.
Удивительно, даже сейчас, когда мои опасения подтвердились, мне не хочется уйти.
Это последние минуты с ним. И я собираюсь насладиться ими сполна.
Снова подхожу к окну.
Всматриваюсь в ночной пейзаж жужжащего города. Вселенская грусть наваливается на меня.
Почему всё так?
Почему я не могу испытывать те же ощущения, что и другие? Как жить дальше с пониманием, что все надежды были пустыми?
Ничего.
Внутри пусто. Видимо там всё умерло. Ещё тогда, когда Корзун вручил мне обратно туфли и платье, оставленные дома у Выскочки.
— Ты не кончила.
Вздрагиваю от его низкого голоса.
Что-то я задумалась, Дима-то по-прежнему здесь.
Не поворачиваюсь. Такие слова нельзя говорить в лицо.
— Не принимай это на свой счёт. Возможно, я просто не способна испытать некоторые вещи…
Даже на расстоянии двух метров боковым зрением вижу, как его ноздри раздуваются.
Крючковский подскакивает с места и оказывается рядом со мной вплотную. Я чувствую плечом жар его груди.
 
Почему?
Почему я испытываю такие острые эмоции, просто находясь с ним рядом? От его касаний и поцелуев у меня кровь разгоняется так, что рискует прорвать вены. Но только дело доходит до самого процесса…
Я не знаю, как это объяснить.
— Не принимать? — Дышит он шумно мне в ухо. — Что это значит, Алина? Ты делаешь это нарочно?
— Что? — На секунду поворачиваюсь и тут же снова возвращаю взгляд в окно. — Что я делаю?
— Пытаешься меня унизить? Или это месть такая?
Потуже заворачиваюсь в плед.
Мне некомфортно под его жгучим взглядом. Он зол, непонятно почему.
Мы могли бы разойтись сейчас полюбовно, и я бы справилась со своей внутренней пустотой, мне не привыкать.
Но Дима не отходит. Он тяжело дышит и ждет ответа.
А я впервые не знаю, что ему сказать.
— Я не понимаю суть твоих претензий…
— Не понимаешь? — Резко хватает меня за плечи и разворачивает к себе. — Ты прекрасно знаешь, как на меня действуешь! Что это сейчас было? Плевок в лицо? Трах «на отвали»?!
Его глаза полыхают, руки больно сжимают плечи и трясут меня.
Я почему-то ощущаю вязкое бессилие и не могу сдержать всхлип.
В его глаза смотреть невыносимо.
Почему я так сильно люблю его?
Почему моя любовь такая корявая?
— Зачем ты пришла сюда, Алина?
Он называет меня по имени, просто разрывая этим сердце на кусочки.
— Ты не понимаешь… — Я говорю сквозь слёзы замогильным голосом. — Я просто не способна…
Ноль понимания на его красивом лице. Хмурит брови.
— Я не могу… Ни с кем, понимаешь?.. — Пытаюсь объяснить, но слова застревают в горле. — Но мужчинам же это не мешает…
— Каким мужчинам, Заяц, что ты несёшь? — Снова встряхивает меня.
Несколько мгновений мы смотрим друг на друга.
И тут до него, наконец, доходит.
— Погоди… — Даже ослабляет хватку, вызывая всхлип облегчения. — Ты что… Ни с кем… Вообще ни разу?!..
Мотаю головой, чувствуя, как слёзы по щекам катятся. Зачем этот разговор, какой-то дебильный…
— А сама себя доводила?
Снова мотаю.
Нет.
И это абсолютная правда.
Пыталась. Трогала себя. И не раз.
Но кроме обычных приятных ощущений — ничего.
— Почему?
— Я же говорю, — Горько усмехаюсь. — Просто не способна.
— Это хрень полная.
Он секунды три молча осматривает меня, а потом берёт за руку и тащит к кровати. Останавливает возле неё и пытается стянуть плед. Я впиваюсь в него мёртвой хваткой и мотаю головой.
— Крючковский, давай лучше просто поговорим. Ты мне о своей жизни расскажешь…
Не реагирует. Медленно разжимает пальцы, забирая себе спасительную ткань.
Вдруг становится страшно.
— Дима… Я не шучу. — Повышаю голос. Мы только что потрахались. Что не отстанет никак? — Прекрати, пожалуйста…
— Помолчи.
Неожиданно… Аж, затыкаюсь.
— Ложись на кровать. — После того, как полностью отвоевал у меня плед.
Я стою перед ним голая и чувствую себя неловко, хотя десять минут назад дефилировала тут, «как ни в чём не бывало».
У него такое серьёзное лицо, будто это вопрос жизни и смерти. Но я не двигаюсь. Меня будто парализовало.
— Не будь таким сосредоточенным, Крючковский. Ты меня пугаешь…
Пытаюсь воспользоваться старым методом. Спрятать неуверенность за язвительной интонацией.
Димка нависает надо мной вплотную, ещё чуть-чуть, колени подогнутся, и полечу на кровать с грацией «дохлой куропатки».
— Я тебя до оргазма довести собираюсь. — Без тени улыбки. — Это очень серьёзный вопрос.
Начинаю дрожать. Непроизвольно. И, наверное, в глазах такой испуг, что и сама представить не могу.