Тайна священного колодца
Солнце поднялось высоко и жгло спины индейцев, как пламя костра.
И наконец, на верху пирамиды появился Халач-виник в сопровождении жрецов. Он был в том же головном уборе из драгоценных перьев. На плечах была красная накидка, в правой руке жезл, украшенный хвостами гремучих змей.
Халач-виник поднял жезл, и музыканты, которые уже давно ждали знака правителя Чичен-Ицы, ударили в барабаны. Заиграли трубы, сделанные из больших морских раковин, засвистели свистульки, затрещали трещотки. «Собирайся, народ! Собирайся скорей! Будет говорить Халач-виник — Верховный правитель индейцев майя!»
С разных сторон бежали к пирамиде люди. Из хижин на окраине города, с каменоломен, со строительства храма. Все хотели знать, что скажет Халач-виник.
А он стоял на верху пирамиды и смотрел на свой город, в котором все ему подвластно. Одно его слово — и будут уничтожены эти дворцы и храмы, одно его слово — и будут построены новые…
Взгляд правителя упал на храм Воинов. Тысяча колонн подпирали крышу, белоснежные стены украшены каменными узорами, вырубленными нефритовыми резцами. Особенно красив храм сейчас, когда солнце в зените. Над вершинами тропического леса видна круглая башня обсерватории, а там храм Ягуаров, платформа для танцев, стадион для ритуальной игры в мяч… Весь город собрался у подножья пирамиды.
Верховный правитель поднял свой жезл, и вздрогнули на нем хвосты гремучих змей. Музыка смолкла. Теперь ничто не нарушало торжественной тишины города.
— Бог дождя Юм-Чак разгневался на вас, люди, — словно гром, разнеслись над площадью слова Халач-виника. — Если он будет гневаться впредь, то все погибнет на земле — деревья, птицы, звери. Останутся только горы и небо.
Халач-виник сделал паузу и посмотрел на толпу своим ястребиным взглядом. Даже отсюда, с высоты пирамиды, он ощущал страх, которым объяты все жители города. В позах — покорность и мольба к нему, Верховному правителю.
— Чтобы бог Юм-Чак был милостив к вам, люди, — громко крикнул Халач-виник, — вы должны отдать ему самую красивую девушку!..
Радостный крик разнесся над площадью: «Значит, бог согласился принять от нас девушку. Значит, он смилуется и пошлет на землю живительную влагу!»
Снова ударили барабаны, заиграли трубы. Казалось, сама земля гудела от этой радостной музыки. Индейцы плясали, а когда кончили свой танец, стали спорить. Каждый хотел отдать свою дочь. Но ведь нужно, чтобы это была самая красивая девушка.
Из толпы вышел индеец Холон. Кто не знает в Чичен-Ице высокого и сильного Холона? Кто может сравниться с ним в силе и выносливости? Его руки, грудь и даже щеки украшает татуировка. А это могут делать только те, кто не страшится боли. Его уши разрезаны в лоскуты. Кровью ушей он не раз мазал лицо каменного идола, чтобы бог послал людям благо.
Холон остановился у первой ступени лестницы, ведущей на верх пирамиды.
— О, о Великий правитель! — воскликнул он и упал на колени. — Люди знают, что моя дочь Сквик самая красивая девушка Чичен-Ицы.
По площади пронесся гул одобрения.
К Халач-винику наклонились жрецы и что-то шепнули ему. Правитель поднял свой жезл и несколько раз ударил им о каменные плиты пирамиды.
— Богу Юм-Чаку будет отдана дочь Холопа! — разнеслись над площадью громовые слова Халач-виника.
Опять заиграла музыка. Индейцы плясали, а Верховный правитель, склонив голову на грудь, смотрел на торжество народа. Потом он вдруг резко поднял голову, повернулся и ушел в храм. В задумчивости сидел он на своей циновке из шкуры лесного хищника и смотрел на дымящийся копаль, который подбрасывали в каменную пасть ягуара услужливые жрецы.
Смолкли барабаны, трубы, свистульки и трещотки. Толпа расступилась, и индеец Холон пошел к своей хижине. Он не видел людей, не видел дворцов и храмов. Перед его глазами была маленькая Сквик…
…Это было совсем недавно, шестнадцать лет назад. Холон хорошо помнил этот день. Жена лежала в своем гамаке, и он привел в дом колдунью. Колдунья принесла богиню деторождения Ишь-Чель, вырубленную из дерева. Она что-то пошептала, стоя около гамака жены, и потом положила под него богиню.
Колдунья села на пол, поджав под себя ноги. Она постелила перед собой белый платок и бросала на него зерна кукурузы. Затем перебирала их, несколько штук откладывала в сторону, потом снова бросала и пришептывала. Вскоре в хижине Холона раздался детский плач.
Колдунья помогла обмыть девочку и тут же положила ее в кроватку, сделанную из прутьев. Девочка лежала на спине и смотрела ничего не смыслящими глазами. Колдунья вытащила из-за пазухи две дощечки из пальмового дерева. Одну положила девочке под затылок, другую на лоб и стянула дощечки веревкой. Голова девочки должна быть сплющенной — это считалось особым признаком красоты.
Холон так отчетливо представлял тот день, будто это было не шестнадцать лет назад, а вчера. От этих воспоминаний казалось еще огромнее его сегодняшнее счастье.
Он не хотел, чтобы кто-то перебивал его воспоминания. Он пытался не замечать толпу людей, которая шагала вслед за ним. Ведь теперь жизнь всех зависит от дочери Холона. Завтра она встретится с самим богом Юм-Чаком…
Холон вспомнил, как он впервые надел своей дочери тоненький поясок, на котором висела красная ракушка — символ девственности.
О, о, его дочь Сквик всегда была очень скромной девушкой. Она не поднимала глаз на мужчин. Не то что ее сверстницы, которых матери в знак наказания щипали за уши, за руки или натирали их бесстыжие глаза перцем. Если Сквик давала мужчинам пить, она поворачивалась к ним спиной, чтобы не рассматривать тело мужчины, когда он пьет.
Жрецы и чиланы — предсказатели судьбы — заметили красоту Сквик и ее скромность еще во время обряда совершеннолетия, который происходил в доме покровителя, по старости отошедшего от ратных дел знатного воина.
Помощники жреца — чаки — тогда подмели чисто двор и устлали его свежими листьями. В жаровнях задымился священный копаль. Появился жрец в черном одеянии. Он начал свой обряд изгнания злых духов. После этого снова подметали двор в разбрасывали свежие листья, постилали на землю циновки.
Жрец снял с себя черную накидку, облачился в яркий праздничный наряд и надел на голову убор из разноцветных перьев. Он взял кропило для разбрызгивания святой воды. Ему помогали чаки — четыре почтенных старца.
Жрец приказывал подросткам сесть на свежие листья, которыми был устлан двор. Чаки покрывали головы юношей и девушек белыми платками, и жрец благословлял каждого. Потом к юношам и девушкам подходил покровитель обряда и дотрагивался до них особой, святой костью девять раз, смачивая им святой водой лицо и промежутки между пальцами ног и рук.
Когда сняли белые покрывала, жрец отрезал у мальчиков привязанные к волосам белые бусинки, а взрослые дали им курительные трубки, чтобы они затянулись по одному разу. Матери развязывали у девочек пояски с ракушками. Теперь юноши и девушки могли вступать в брак
Холон хорошо помнит, как уже на том празднике к его дочери подходили юноши и предлагали себя в мужья. Сквик скромно опускала свои большие, как миндалины, глаза и говорила «нет». Может быть, она уже тогда знала, что будет наречена самому Юм-Чаку?..
Хижина была уже близко, до нее оставалось не больше двух полетов стрелы. Сейчас Холон объявит жене и дочери о великом празднике в их доме.
А весть о том, что Сквик наречена богу, уже облетела весь город, все хижины — была известна и в доме Холона.
Жена согнулась в приветствии вошедшему мужу, а тот, словно не замечая ее, низко поклонился дочери. Теперь она была для него святой.
Люди, пришедшие вместе с Холоном, тоже низко поклонились его дочери. Они минутку постояли у хижины и ушли.
Холон сел на циновку и осмотрел свой дом: стены из переплетенных прутьев, покрашенные белой известью, крыша из пальмовых листьев. Наверное, у Юм-Чака огромный каменный дворец, еще больший, чем у Верховного правителя. Дворец бога дождя спрятан там, наверху, на белых облаках, которые плывут над землей. Он видит из своего дворца всю землю. Конечно, он видит и свою нареченную Сквик. Она сидит сейчас на циновке, опустив глаза. Она — сама покорность. Мысли ее заняты будущей встречей с богом.