Тест на отцовство (СИ)

Юля была беременна на момент, когда нас снесло друг от друга. Это более правдоподобно. И я даже не уверен, что она об этом не знала, кстати. Ну если откинуть мою веру в её порядочность. Потому что мне она говорила, что предохраняться нужды нет. Она не забеременеет. И действительно нет, если ты уже носишь ребенка.
Но дело в том, что в Юлину порядочность я верю. Она - хорошая девочка. Во вред себе. Значит, всё-таки, не знала...
Нет, я своей вины не отрицаю. Я, конечно, тоже виноват. Сказал ей глупость. "Не единственная женщина на свете..." Я, может, в эту глупость сам от обиды хотел поверить. Но она единственная...
- Мм. А ты это к чему? 
- Тебе, Хасан, тоже потом сорок три будет. Ты будешь оглядываться и видеть Таисию с мужем и ребенком. И, возможно, как и я, чувствовать, что все самое стоящее ты проебал.
Оба загружаемся… 
Такой себе праздник.
На автомате поддерживая разговоры гостей, я уплываю эмоциями в прошлое.
Ноет в душе так, что хочется прижать к лицу масочку и хапнуть закиси азота. 
Перебираю тихо струны на гитаре, пока народ общается.
По белому завидую Стефу, на руках у которого беременная Вика. Его женщина. Жена... И он бессовестно счастливый и сытый как кот с ведром сметаны.
Завидую Хасану. Который как бы не уворачивался, а все равно влип по уши в прелесть Таечку. И тоже затащил ее на колени. Вот! Умный человек. И если не будет тупить, то ведро сметаны ему тоже обеспечено.
И Ирочке Васильевне завидую, у нее роман с Ждановым. Ее глаза стали светиться.
И даже Даве завидую, хоть он и один сегодня. Потому что у него все самое ценное впереди.
Мы фотаемся, чокаемся, смеемся, много говорим...
- Горыныч, ты чего грустный?
Через силу улыбнувшись, выдаю чуть громче аккорд.
- “Я так устал себе не разрешать... Я не могу без тебя дышать!.. Словно отверткой проткнули тра-хе-ю… Не вижу что за пределами стен… А там столько прекрасного между тем… И снова весна…” - обрываюсь.
Чет не могу я…
Давид наливает мне в стакан коньяк.
А мы сегодня весь вечер пьем или за меня или за любовь… А мне бы коллаборацию из этих величин. 
Я пьян, крыша начинает подтекать. Как не звонить Ю.ю после поцелуя я не знаю.
Проводив друзей, стою на крыльце с сигаретой, пялюсь на ее номер.
Стоило мне уехать тогда, она сменила его почти сразу. Ну неделю, может, я продержался без звонков... А когда позвонил - всё: номер был уже не актуален.
Меня бомбануло ещё сильнее тогда.
А сейчас думаю, какая глупость, боже мой, оставить любимую женщину!
Она узнала, что беременна от Крынского и… И все логично дальше.
А если бы я не уехал?...
Нажимаю дозвон.
Гудки-гудки-гудки...
Ты ебнутый, Чадов. Ночь... Ты звонишь замужней женщине.
Да нет его все равно! Альфачи отчитались, что Юля со Стёпой одни.
- Да... - растерянно и сонно.
- Юль... А если бы я тогда не уехал?
- Ты пьян.
- Ну, ответь.
- Все равно - нет... - хрипло.
- Почему?
- Потому что, Борис, ты у нас человек-праздник. Ты - это впечатления... Секс... Путешествия... Свобода... А мы со Стёпой - это не праздник, Чадов. Это бесконечные больницы, врачи, диагнозы, депрессия, лечение... А я... Я ведь "не единственная женщина на свете". Ты бы быстро устал от этого.
- Юля... - дрожит мой голос, уходя в низы от спазма.
- Ты, Чадов, из тех, кто цветы срывает, а не выращивает.
- Юль! Ты чего?..
- Ты знаешь, какой меня Роберт взял? Серой мышью, замухрышкой, нищей, неблагополучной девочкой. Ты бы и не посмотрел в мою сторону. И это он дал мне возможность красиво одеваться, ходить к косметологу, покупать дорогую косметику, парфюм, шубки... И ты уже очаровался этим, правда? А ты знаешь, какая я была когда Степу носила?
- Нет, я не знаю, Юль. Ты не захотела, чтобы я знал.
- Я была зелёная и отекшая. Некрасивая, не веселая, невменяемая, истеричная, больная... Он был со мной в это время. А ты бы не был! Ты бы разочаровался. И увлекся другими "цветами", которые можно сорвать, не выращивая. Поэтому все так, как есть.
 
Моё горло сжимается до удушья от несправедливых обвинений. Которые невозможно опровергнуть!
- Я бы БЫЛ! - цежу я.
Ну конечно же, конечно же мне очень хотелось давать ей праздник! Видеть ее радость! Но… это же не значит… Черт!
- Чадов... «История не терпит сослагательного наклонения». По факту - ты уехал.
- Да ты сама в сослагательном наклонении обвиняешь меня! - взрываюсь я. - "Если бы, да ты бы!". Кто тебе это внушил?!
- Какая разница, если это проза и правда жизни?
- Как мне защищаться от твоих обвинений, если они абстрактны?!
- Я не обвиняю... Я сама виновата. Ты просто... Не надо меня больше раскачивать, пожалуйста. Я гораздо более хрупкая, чем выгляжу. Мне больно.
В ее голосе это не слышно. Но мне кажется, она плачет. Я чувствую. И в груди все сжимается от боли.
- Юля... Я тебя очень люблю... - срывается мой голос. - Ты не права. Я бы был с тобой. Мне не нужен больше никто. Я просто хотел, чтобы ты приехала ко мне. Вот и всё... Такие вот максималки мужского самолюбия! Я сожалею, что уехал. Но это больше не могло продолжаться! Как принять, что твоя женщина уходит каждый день к другому мужику?! Пойми меня тоже!
- О чем мы сейчас спорим? Вот так сложилась наша история. Ничего не исправить. Давай это примем.
Не-е-ет!
Я не принимаю.
Мне как жить-то дальше?!
Я пробовал, херово без тебя жить-то. Пусто. Депрессивно. Человек-праздник? Да я уже забыл, где тот праздник.
И вот ты появилась в моем периметре, и я снова живой!
Не тот я мужик, что цветы выращивает, да? Только срываю? Это было обидно...
- А подари мне подарок... Ни к чему не обязывающий.
- Какой?..
- Скажи мне... Как раньше говорила... "Я люблю тебя". Услышать хочу очень.
- Нет... нет...
- Обещаю, что не поверю. А завтра протрезвею и не вспомню. А сейчас - ну подари, пожалуйста. Что тебе стоит мое расхераченное сердце на одну ночь склеить?!
- Чадов...
- Я прошу тебя очень, - шепчу ей я. - Очень-очень... "Я люблю тебя", ну?..
- Я люблю тебя... - выдыхает она ранено.
Скидываю вызов.
Стучусь монотонно затылком в стену.
- "За это можно все отдать… и до того я в это верю… что трудно мне тебя не ждать… весь день не отходя от двери... Не отрекаются, любя... "
  
Глава 21 - Больна…
 
Глава 21 - Больна…
Сидя перед зеркалом надеваю длинные серьги. Поднимаю волосы наверх.
На шее, на тонкой ниточке висит маленький бриллиант, придавая образу изящности. И мерцает, как мои накрашенные губы.
Мне так хочется быть неотразимой! Потому что , я уверена, Борис обязательно спровоцирует встречу.
Бросаю взгляд на шубку из голубой норки.
Но так же нельзя...
Ты сама его упрекала, что он потребитель того, что создаёт Роберт.
Роб подарил эти серьги и этот бриллиант, и эту шубку...
И в груди у меня болит от неуверенности в себе. Вот я сниму сейчас это всё... И как в сказке с Золушкой. Мой принц меня и в толпе не заметит.
Ну и пусть не заметит!
И в порыве чувств, я вынимаю из ушей серьги. А вместо итальянской туники с декольте, надеваю самую обычную серую водолазку, пряча шею.
Самые лаконичные синие джинсы, которые лежат в моем гардеробе новыми уже года три. Белые кроссовки.
А волосы... Волосы в хвост!
И как принципиальная дура, брызгаю тоником на ватный диск, смываю к черту макияж.
Мне давно не двадцать с хвостиком! Пусть видит.
И никакого парфюма.
Сверху короткая дутая курточка, которая была куплена, чтобы гулять со Стёпой на детской площадке.
- Ну вот... - смотрю на себя в зеркало.
Всё по-честному.
Выглядываю в окно. Альфачи на месте. Рядом с нашей машиной.