Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис

Она все больше понимала, как он любит музыку. Весна сменилась летом, и он пел и пел для нее — уже не стесняясь, как вначале. Она не знала, пел ли он для нее или ради того, чтобы петь, но, когда он пел, лицо его преображалось — оно светилось каким–то особым светом, словно в душу его снисходил наконец–то покой. У себя дома он все время бренчал на пианино — он мгновенно, стоило ему раз или два услышать какую–то вещь, подбирал мелодию. Ничего особенного, никаких таких выкрутасов — только мелодия. А иногда он садился за пианино и играл и пел церковные гимны. Порой к нему присоединялась Глэдис, Вернон никогда не пел, да и Дикси помалкивала — она не была уверена в своем голосе: они с Верноном составляли «группу поддержки». «Мы с ним делились всем, мы говорили обо всем — он мне рассказывал такие вещи, которые, я уверена, он не доверял никому. Но он никогда не говорил о своих планах. Может быть, он таил свои амбиции даже от себя, может быть, он чувствовал, насколько они невероятны. Он даже не заикался о том, что мечтает стать настоящим музыкантом, вот почему он казался мне обыкновенным парнем, который играет на гитаре и просто любит музыку».
Правда, он поведал ей о том, что хотел бы петь в Songfellows, но ведь это был всего лишь любительский квартет при церкви. И в какой–то из весенних дней он признался, что прослушивался в группу, но его не взяли, — он был очень разочарован, хотя, как он сказал Дикси, не взяли его потому, что парень, на место которого он прослушивался, в результате решил остаться в группе. Но он и сам не поверил, что причина была именно в этом. «Они сказали, что я не умею петь», — признался он отцу. Джимми Хэмилл, сын священника, сказал: «Элвис, почему бы тебе не оставить эту затею?» Ему было обидно, вспоминает Дикси, однако он не собирался зацикливаться на этом отказе.
Как выяснилось, они оба посещали ежемесячные представления «Ночные песни» в «Эллисе» — их спонсировали «Братья Блэквуд», и это было еще одной счастливой точкой соприкосновения между ними. Им обоим нравились и Speer Family, и Le–Fevres из Атланты, вместе со всеми они восхищались тем, как Уолли Фаулер исполнял «Gospel Boogie», их приводили в трепет Sunshine Boys — у них был потрясающий бас Джей Ди Самнер, тот самый, что раньше пел в квартете Stamp’s Sunny South. И у «Стэйтесмен», и у «Блэквуд» были контракты с фирмой RCA Victor, а весной 1954 года «Братья Блэквуд» отправились в Нью–Йорк на телешоу «Артур Годфри ищет таланты» — и весь Мемфис наблюдал, как их земляки победили! Элвис и Дикси никогда не ходили за кулисы в «Эллисе» — они не решались, но во время перерывов они вместе со всеми толпились в фойе, куда группы выносили специальные столики, на которых продавались их пластинки и сборники песен, там можно было и поговорить с музыкантами. Конечно же, они знали Джеймса Блэквуда — они часто видели его в церкви — и глубоко уважали его группу за профессионализм и достоинство, с которым они все держались: темные костюмы, великолепная дикция, тщательно проработанные гармонии. Но больше всех им все–таки нравились «Стэйтесмен»… «Ты только послушай, что он творит!» — говаривал Элвис Дикси, когда Джейк брал высокие ноты, и толпа вопила в ответ и снова и снова вызывала их на бис. А что до Большого Вождя, так это надо было видеть: стоило ему выйти на сцену, как публика взрывалась ревом восторга, поклонники готовы были разорвать его на клочки. Пастор Хэмилл не одобрял подобного поведения — в конце концов, он вообще не одобрял квартетов, несмотря на то, что в квартете пел и его сын, да и «Братья Блэквуд» частенько выступали в его церкви. Истинному христианину чуждо низкопоклонство, истинный христианин не выкаблучивается на сцене и не трясет коленями и не пляшет, истинный христианин живет верой, а не славой, — но Элвис и Дикси об этом не думали. «Мы были без ума от них, мы боготворили Джейка Хесса до фанатизма и любили их как самых своих близких родственников».
Они даже съездили на радиостанцию WMPS — там в вечерней передаче участвовал Боб Нил. Дикси прежде никогда не бывала на радиостудии, а Элвис чувствовал себя там как дома: нашел им места в переднем ряду, коротко кивнул головой Джеймсу Блэквуду и тут же отвел взгляд, как будто больше им и говорить было не о чем (вообще–то никаких контактов с ним у Элвиса и не было). Как всегда, Элвис не мог усидеть на месте, все что–то суетился, барабанил пальцами по спинке стула, притоптывал. Такое его поведение очень сердило маму Дикси, Дикси его все время защищала, но, если по правде, ей и самой это не очень–то нравилось. Она полагала, что ничего особенного в таких манерах нет, что это просто мальчишество, что со временем он «перерастет», однако на публике она его немножечко стеснялась. На передаче им понравилось. В те моменты, когда Боб прерывал выступление на рекламу, Джеймс или кто–нибудь еще из Блэквудов подкрадывался к нему сзади и пятерней ерошил ему волосы, а публика хохотала в ответ.
 
С апреля все теплые дни они проводили в Риверсайд–парке. Они брали в буфете жареных цыплят и отправлялись к озеру Маккеллар — там уже было полно лодок, глиссеров, за которыми мчались воднолыжники, а берег был весь усижен молодыми парочками. Порою к ним присоединялся кузен Элвиса Джин — он встречался с сестрой Дикси, Хуанитой. Элвис и Джин вели себя как дурачки: смеялись над только им известными шутками, обменивались комментариями по им одним известным предметам, и Дикси чувствовала себя неудобно — как будто, несмотря на всю существовавшую между нею и Элвисом близость, в эти минуты он исключает её из круга своего общения. Как будто он нарочно хотел сделать так, чтобы ей стало неловко — хотя она понимала, что это не так, тем более что Элвис и сам легко смущался, и вообще более робкого человека она никогда в жизни не встречала. Она помнила, каким добрым, мягким, хорошим он бывает, когда они остаются одни: «Он не был ни притворщиком, ни воображалой, ни кривлякой, как только вы узнавали его достаточно хорошо, вы понимали, насколько он был хорошим, добрым человеком». Ну это просто вместе с Джином они вели себя как парочка клоунов.
Вот так они и проводили время в парке — с Джином или без него, вдвоем или в компании. Обычно они слонялись возле павильона, где продавали кока–колу, слушали музыку из автоматов или танцевали «У Роки» — на огороженной танцплощадке специально для подростков. Здесь на автостоянке собиралась компания из дюжины парочек, и Элвис по первой же просьбе — его вообще не надо было долго упрашивать — доставал с заднего сиденья свою гитару и, облокотясь о машину, начинал играть. «Он никогда не выпендривался, как все остальные парни. И, при всей своей стеснительности в остальном, не боялся. Он пел популярные песенки, старые блюзы и спиричуэле. И знаете, это забавно, но он сразу же овладевал слушателями, они становились полностью ему подвластны, хотя он вовсе не навязывался и не требовал внимания к себе! Все эти ребята — как бы они себя ни вели, какими бы крутыми себе ни казались, мгновенно, как только он начинал петь, умолкали и слушали только его. В этом он был похож на пастора Хэмилла — тому только стоило появиться на кафедре, как все взоры обращались к нему. То же было и с Элвисом». Он пел любовную песню, потом делал смешную на нее пародию, потом снова пел всерьез — и все слушали его затаив дыхание. «Люди были как зачарованные, и ему нравилось быть в центре внимания. И если б его сбежался слушать весь Мемфис, он тоже бы ни на миг не смутился».
Они сидели в машине на парковке, смотрели на озеро и слушали по радио Дьюи Филлипса, игравшего ритм–энд–блюзовые хиты в программе Red Hot and Blue — кантри в этой программе никогда не звучало. Им очень нравились программы Диззи Дина — он постоянно подкалывал свою публику и рекламирован местное пиво «Фальстаф» («Если вы не можете его пить, тогда заморозьте и съешьте его. А если и это вам не под силу, осторожненько, ваткой приподнимите ребро и влейте его себе прямо в желудок!») Дьюи постоянно повторял: "Позвоните Сэму», но Элвис никогда о нем не вспоминал, и Дикси тоже постепенно стала забывать о том, что Элвис когда–то записал пластинку — что до нее, то ей нравилось нынешнее положение вещей, она бы так вот и ездила в Риверсайд–парк, где Элвис пел бы для нее и их приятелей, и когда–нибудь они бы поженились, и жизнь бы шла своим чередом. Время от времени мимо стоянки проезжала полицейская машина, освещая сидящие в автомобилях парочки — не переступил ли кто из парней пределов дозволенного, не требуется ли кому из девушек помощь. Но беспокоиться было не о чем. Эта парочка была парой вполне разумных и воспитанных подростков, они просто слушали программу Дьюи Филлипса и помнили, что домой надо вернуться вовремя.