Двойник Рода. Начало пути (СИ)

— Порежу, сука! Не подходи! — визжит главарь, выставляя нож, зажатый в дрожащем кулачке.
Детский сад, право слово. Но садик опасный. Нужно отбить желание так себя вести. Желательно вместе с почками для лучшего понимания. Сокращаю расстояние, отбираю железяку и беру на болевой приём.
— Всё… Всё… Лады, понял… — наконец-то пытается пойти на контакт он, прижатый мордой к деревянному полу. — Больно. Пусти.
— Нет, это ещё не больно. Лежать!
Сам же встаю и каблуком бью по растопыренной пятерне подонка. Хруст костяшек и дикий вой слились в один звук. Больше нож держать не сможет.
— С вами всё хорошо? — как ни в чём не бывало, обратился я к женщинам. — Мне б верёвочку крепкую этих баранов стреножить.
— Ох ты ж, Филька! — раздался сзади голос Коровина. — Вжик, и всё! Я даже высморкаться не успел! Ну ты здоров! Щас я верёвку надыбаю и народ соберу!
— Живы, чай… — вздыхает слегка опомнившаяся баба Света. — Верёвка и у меня имеется. А ты, Ляксей, за людями беги, пока бандиты не опомнились. Эх, Танечка…. Погостила у бабушки…
Вскоре вся деревня была у дома Сенниковых. Кто с вилами, а кто с топором. Взгляды у всех злые. Войско пусть и старушечье, но от такого не сбежишь — вмиг на дрова порубают попытавшегося развязаться. Реквизировал у терпил один из смартфонов и вызвал полицию. Как и говорил Коровин, собирались они на задание долго. Только с утра соизволили явиться. Два опухших неопохмелившихся полисмена важно выбрались из УАЗика. Но, глянув на зафиксированных пленных, вмиг растеряли всю вальяжность.
— Племяш! — подскочил один из сержантов в крайнему связанному. — Что ты тут делаешь?!
— Дядь Вась… Мы ничего. Отдыхали. А этот, — хныча, кивнул падлюка в мою сторону, — налетел и давай всех бить.
— Тааак… — потянулся Вася-сержант к кобуре.
— Не “такай” ! — жёстко схватил его руку я. — Тут целая деревня свидетелей! Избиение! Попытка изнасилования и даже убийства!
— Во-во! — поддакнул Лёха. — Фашисты они натуральные! Хатынь хотели из нас устроить! Всем миром бумагу накатаем, как всё было!
— Да хоть две! — рявкнул полицейский. — Племяник это мой, а его отец начальник участка в райцентре! Просекаете, на кого голос поднимаете?! Бандит тут один: тот, кто молодых людей покалечил и удерживает незаконно. Сопротивление властям тоже не забуду!
— А из тебя, ирод, власть как из дерьма конфета! И Фильку не трожь! Нашенский он! — вышла вперёд баба Света, держа вилы так, словно готовилась идти в штыковую атаку. — И не пугай нас своим брательником! Мой сынок аж в самом Калиниграде полковник милицейский. Это его дочку чуть не опозорили!
— Верно! Нашенский! — поддержало её деревенское общество. — Проваливайте!
Два дня длились переговоры с ментовкой, пока задержанные чалились в местном КПЗ, который мы соорудили из старого хлева. Струхнув, сам папаша-главмент приехал, боясь огласки. Сенниковых умасливал, как мог, денег предлагал. А меня попытался прессануть, пообещав “райскую жизнь”. Отец Тани Сенниковой, узнав о происшествии, подключил свои связи, и скандал местного масштаба закончился серьёзными кадровыми перестановками в МВД одного уездного городишки.
После этого я стал уже не просто Филипп Лапин, а Филя Нашенский, получивший вторую “деревенскую фамилию” и охотно привлекаемый старушками ко всем местным мероприятиям.
Лёшка Коровин однажды явился с бутылкой самогонки и мешком.
— Обмыть надо, — заговорщицки подмигнул он мне.
— Так я ничего и не покупал.
— Эт как сказать!
После этого Коровин залез в мешок и вытащил на свет божий… настоящий ППШ ! Потом, не переставая удивлять, достал винтовку Мосина и обрез из неё.
— От деда наследство. Верно ты угадал: партизаном он у меня был знатным. Да тута у многих так. Ещё дома фляга молочная с патронами, ток ты её сам забери: тяжёлая.
— И на хрена мне этот музей? — немного очухавшись, спросил я.
— Сам ты “музей”! — обиделся Коровин. — Всё ухоженное, из сухости и смазанное пушсалом! Жахает так, что от поленьев щепки летят! Лично в лесу года два назад пробовал. Осечки, правда, иногда бывают, но не часто.
 
— Повторю вопрос. На хрена?
— Вишь, Филька… — почесал затылок Лёха. — Раз одна беда случилась, жди другую. А кому, кроме тебя, стоять супротив неё? Из остальных от старости песок, как из кузова сыплется. Так что бери и припрячь, чтоб под рукою было. Не всех кулаками побить можно. Я тебя потом научу, как с этими “машинками” управляться… Наливай первача! Пока не обмоем, не уйду!
Да уж, хорошую мне развлекуху Коровин тогда подкинул. Хоть и незаконную, но захватившую с головой. Теперь наблатыкался в стрельбе так, что хоть партизанить иди.
Гуляю по лесу, выискивая грибы и вспоминая этот год. Неожиданно из оврага рядом раздался человеческий голос. Слов не разобрал, но тут и к гадалке не ходи: кто-то вниз сверзился и вылезти не может. Подхожу к краю и вижу деваху без сознания. Одета странно, как косплейщица из “Звёздных Войн”, в белом комбезе, растёгнутом до пупа. Только бластера не хватает. Явно не местная, и ей очень хреново. Вот, блин, пособирал грибочки! Надо выручать бедолагу. В несколько прыжков добрался до потерпевшей. Пульс есть, это главное. Взвалил на плечо и в боевом режиме побежал в сторону дома. Прав был Коровин: беды ходят парами, и одну сейчас несу…
  
Глава 6
 
Затащил беспомощную девушку в дом, уложил на кровать. Дыхание ровное, но сколько ни бил по щекам, очухиваться не желает. Хотел было отвезти в райцентр, но после дождей дорогу так размыло, что не только мой УАЗ “Патриот”, а армейский Урал местами не пройдёт. Пришлось звать бабу Свету, которая когда-то работала ветеринаром. Наши совместные усилия тоже не принесли результата. Уже впотьмах я отправил никак не желающую уходить старушку домой, а сам присел около больной, тупо мониторя её состояние. Красивая, несмотря на потрёпанный вид, явно ухоженная. Школу, наверное, недавно закончила, брюнеточка. Не заметил, как сам закемарил. Тихий стон вывел меня из забытья. Девчонка лежала с открытыми глазами полными страдания.
— Недуже пеха и чело, аж до базланья.
— Чего? — не понял я эту полупольскую фигню.
— Ногооора… Нога и голова. Болят. Сильно, — слегка заторможенно ответила она.
— Сотрясение?
— Нет, человече… Человек. Перелом и … може, и сотрясение.
— Ты как, дурёха, в овраге очутилась?! Как с родными связаться?!
— Сиротая я. Заблукала… Блудила?
— С кем ты блудила мне неинтересно. Что в лесу делала?
— Дрёмы надэть… — прикрыла она веки и опять вырубилась, но уже просто уснув.
Переживал я за сумасшедшую косплейщицу недолго. Где-то через час снова открыла глаза и, уже почти не заговариваясь, стала вести нормальный диалог.
— Слыхай, мужик? Это что за селение, а то ничего не помню?
— Хуторок, блин! От райцентра на кобыле три часа добираться.
— Далече! Мы тут с друзями праздник отмечали, напилась хмельного и из кузова вывалилась.
— Какого кузова?
— А разница? Пошла через лес и в овраг скатилась. Нога, кажется, сломана…
Осмотрел её конечность — реально перелом. Уж я такими налюбовался за свою спортивную карьеру.
— В “травму” тебе надо. Сейчас…
— Не надо никуда! — отчего-то встревожилась она. — Мне бы от цивилизации подальше отлежаться… В этой вотчине.
— Чую, кузов тот был не простой, раз дёргаешься, — с подозрением предположил я. — Давай рассказывай правду, а то не с врачей, а с полиции начну обзвон. Имя есть?
— Злата Луганская, — пристально посмотрела на меня девчонка. — Боярышня.
— Ага! А я — боярышник!
— Правда?! Тогда должен понимать, что не просто так в здешним мире оказалась. Схорони, приветь. Придут за мной витязи — златом одарят.
— За Злату златом? Хорошо, что имя у тебя “богатое”, а то бы дерьма приволокли.
— А ты не смейся, боярышник! Али нет у вас войн Родовых?
— У нас родовые только схватки, но тебе лучше с ними повременить, пока организм от наркоты полностью не очистится.