Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ)
— Страшная лошадь у вас, — сказал живописец с опаской.
— Страшна только для недругов, я уверяю. — Франс потрепал жеребца за щеку, но зверь, обнаживший на миг острозубую пасть, словно и не почувствовал прикосновений. Помимо всех прочих отличий, он не издавал привычных для лошади звуков, однако всё время шипел. Вскоре им было рассказано, что это он дышит, безразличный к другим, но верный хозяину, потусторонний скакун по имени «Грация».
- - - - -
Каменистая дорога зазвучала чёткими ударами под железными копытами шестнадцати коней. Кордис и Франс возглавляли череду передвигавшихся, говоря о чём-то впереди. Ласток держался возле главы, тогда как Парселия двигалась наравне с Ричардом, а Барсонт шёл рядом с обозничим, ехавшим на козлах сзади. В карете за ними, должно быть, скучала Милайя, появление которой казалось всем странным и неуместным, а вдоль прочих повозок вели лошадей наёмные труженики (двое из них замыкали обоз).
Просторное синее небо, лишённое облаков, прощалось в зените с эффузой, катившейся путникам за спины, но ярко-оранжевый след пламеносного шара всё еще стыл впереди, растворяясь воздушным мазком, а значит по времени был третий час дня.
Ричард почувствовал, что одинок среди свиты отца. Обозничий Эстеральд показался ему приятным и дружелюбным, но о чём с ним разговаривать? – спросил он себя. Этот упитанный сударь поглощён будущей свадьбой Милайи и Ластока, в то время как орден смотрителей готовится отражать очередную угрозу. И если для всех этот вызов является делом нехитрым, то Ричард желал бы узнать, что именно питает всеобщую уверенность в победе. Юноша вспомнил товарища Кларэкса – искусного плотника, припомнил и прочих друзей; художников, ваятелей и натурщиков, сколько же их у него! Для подобных кругов, война – это повесть ушедших времён, хранимая в картинах и городских статуях. Нюансы её искусственного воплощения могут стать поводом для интереснейших дискурсов и споров, но неприглядная действительность, так или иначе, обречена оставаться за ширмой геройства и славы. Сейчас же, Ричард был вынужден волей-неволей пройти путь военных невзгод под отцовским присмотром, чтобы выяснить, каким испытанием является смута в живую.
Живописец повёл Добряка чуть направо, приблизившись к Парселии. Офицер ехала медленно, упиваясь здешними видами словно впервые. Справа и ниже вдоль тракта тянулась река, называемая местными цветущей, а за ней возвышались зеленеющие холмы, с разросшимися, кое-где, деревцами, отражёнными в бегущей воде.
— Я сожалею, что не представился вам в должной манере, — обратился он к женщине, смотревшей в сторону холмов. — Обычно меня называют «господин Фэстхорс-младший».
Смотритель повернулась на его голос непозволительно резко, с безразличным лицом. Затем она вздохнула и расслабилась, словно отбросив гнетущую мысль.
— Ваши черты говорят прежде вас, — сказала Парселия, поправляя между пальцев поводья. — Кем ещё вам быть, как не сыном главенствующего. Мне безмерно приятно находиться в вашем обществе. — Она натянула улыбку.
— Как и мне в вашем, — ответил ей Ричард.
Следующие несколько минут юноша провёл в очередном размышлении. Очевидным теперь стало вот что; она обеспокоена чем-то печальным, она не испытывает к нему ничего, и она красивее подростковой мечты, овитая пламенем рыжих волос… Нет, её голос, искрящий и волнительный, будет шептать ему на ухо постыдные просьбы желаний уже через несколько суток, иначе он сделает всё, чтобы выставить эту нахалку в незавидном свете. «Я разожгу твою страсть», – подумал юнец, возобновляя разговор.
— Похоже, вы не часто бываете на государевом тракте вблизи заповедника. — Только договорив, Ричард понял, что высказывает глупое предположение. «Она ведь степной следопыт, и разумеется ездит здесь время от времени», — сокрушился он в мыслях.
— Вам так показалось? — спросила Парселия с полунасмешливым взглядом. — Нет же, я проезжаю этой дорогой относительно часто, по меньшей мере – дважды в год. Один раз в Зеницу, и один раз обратно – в Градострию. С тем, в Заповеднике высоких теней я побывала сегодня впервые. Волшебное место.
— Высокие тени величественны, но обманчивы, должен сказать вам. — Ричард решил зацепиться за данную тему, так как, по-видимому, она интересовала Парселию побольше его самого. — В пределах того живописного леса я живу с девяти лет, с тех пор, как мой папа решил перебраться поближе к границе. Страшен до скуки тот город, в котором все знают друг друга в лицо.
Женщина сомнительно хмыкнула, будто бы смея не согласиться с мнением юноши. Она слегка потянула одно из поводьев, чтобы её кобылица не привлекала жеребца Ричарда к своей розово-пепельной морде. Путники продолжали ехать бок обок, но с небольшим промежутком посередине.
— А мне всё равно любопытно: как вам живётся под сенью могучей дубравы? — Парселия глянула на Ричарда, как на хранителя сказочных тайн, что послужило ему вдохновением. Теперь улыбнулся и он.
— В самом оградном лесу, где мы встретили вас этим днём, живут только городовые, да и то недалече от городка, прозванного Кружевной Стружкой. А вот люди со знатным родством, вроде меня, обитают на бульварах усадеб – в самом красивом районе селения. Помимо роскошных домов, больших площадей и нескольких парков, у нас есть огромный летний театр, но большинство насаждений не столь велики. Там же стоит резиденция царской особы, достроившей, кстати, эту часть тракта, но монарх редко туда возвращается, так что всё тихо. — Юноша краешком глаза глянул на женщину, увидел, что ей по душе его спонтанный рассказ, и счёл уместным о чём-то доврать. Тем более, что его спутница так и желала всем своим видом услышать интригу. Он прочистил горло и с деликатностью молвил потише:
— Однако порой на бульварах случаются странности. — Ричард замолк и посмотрел в сторону, делая вид, что ему некомфортно делиться секретами высшего общества. Он не почувствовал себя убедительным. Тем не менее, офицер тихо ахнула, как женщины делают часто, когда обсуждают свежайшие слухи, и стала расспрашивать:
— Странности, да? И что же особенно странного может случиться в подобной идиллии, описанной вами? — спросила Парселия, подводя лошадь поближе к нему. — Расскажите же мне хоть о чём-то одном, господин Фэстхорс.
— Прошу, величайте меня «Фэстхорс-младший», иначе мой дед и отец поспешат прийти к выводу, что вы обращаетесь к кому-то из них, — полушёпотом попросил Ричард. — А лучше всего, называйте вашего друга по личному имени, госпожа Нилс. Я буду польщён.
— Конечно, — сказала смотритель, тоже шепча. — Как скажете, Ричард. И я для вас просто Парселия, если угодно.
Юноша стал притворяться, что подбирает слова, а в голове сочинял интригующий вздор, опережая словами раздумье. Такая стратегия далась ему шатко.
— Как известно, наш заповедник связан со многими легендами, согласно которым, внутренность леса являлась дворцом для богов. Та его часть, что объята чёрными горами, была тронным залом Атуемса, и до сих пор смертным туда не зайти, не расставшись с рассудком. Но площадь престола Фоэсты, нам, людям, доступна. Близ неё и была построена Кружевная Стружка. Но что примечательно, родные мои бульвары усадеб, а с ними и царский дворец, как говорят, находятся прямо на месте трона богини весны, способной духовно воссесть на него в любую пору.
Ричард сглотнул, поддельно взволнованный, хотя умудрился пока ни о чём не солгать. О подобных вещах мать рассказывала ему неустанно, когда он был меньше, и юноша помнил достаточно, чтобы придумать на этой основе правдоподобную сказку.
— Откуда вы можете знать, что престол божества находился именно в том самом месте, на котором живёт высший свет? — спросила Парселия. — Я думала, подобные тайны известны только культистам, а ведь общение с ними запрещено.
— Да, но общаться с людьми, контактировавшими с культом светил до событий восстания, не воспрещается, если те доказали пользу и преданность обществу выходцев, — напомнил ей Ричард. — А ведь им есть что поведать. Так вот. Поговаривают, что иные дворяне, во власти лазуриума и осфиерата, бродят во сне наяву по улицам города в спальной пижаме, бормоча о скором возмездии, ожидающем всех тех, кто посмел строить усадьбы на троне Фоэсты.