Холмы Рима (СИ)
— Отпустите нас немедленно, — потребовал один из них.
— А то что? — поинтересовался я.
— Мы служим Ольденторнскому аббатству. Это христианские земли, и язычникам здесь не место.
— Не просто наглый, а наглый дурак, — констатировал я. — Я бы приказал вбить в вас немного ума, но вам ум уже не пригодится. Вы имели глупость стрелять в баронессу, хозяйку этих земель, так что вам теперь не позавидуешь.
— Откуда мы знали, что там была баронесса? — хмуро возразил второй.
— Ты что, всерьёз считаешь это оправданием? — удивился я. — Ладно, что с вами обсуждать. Завид, этих поместить отдельно и стеречь как следует. И монашку тоже отдельно держи, а то устроят ещё оргию, некрасиво выйдет.
Я помахал рукой, подзывая стоящего поодаль управляющего.
— Почтенный, у меня к вам есть не совсем обычный вопрос, — начал я, обдумывая, как бы выразиться поделикатней, но потом всё же решил не мудрить и спросить прямо. — А найдётся ли у нас в баронстве палач? Не хочется ратников таким делом нагружать, знаете ли… не воинское это дело.
— Найдётся, ваша милость, — степенно ответил управляющий. — Старый Кай Песонен ещё у старого барона служил. Он сейчас не у дел, правда, но думаю, согласится снова поработать.
— А что старый барон — много казнил? — полюбопытствовал я.
— Да нет, казнил-то редко, можно сказать, что и никогда. Больше телесные, тюрьмы-то у нас в баронстве нет. Так что если не заработал на виселицу, то получи горячих. А когда и сам порол — ну, в основном, если девка молодая.
Ах, простая сельская жизнь, милые баронские забавы. Может быть, я и сам, когда состарюсь… впрочем, у нас, женатых, с поркой девок обычно не складывается. В наш век упадка нравов понимающая жена — большая редкость.
— А девок-то за что порол? — спросил я.
— Так за разврат, за что же ещё? — пожал плечами управляющий.
И в самом деле, глупый вопрос. За что же ещё, не за подгоревшие же котлеты.
— Ладно, зовите этого Кая, поговорим с ним. А насчёт девок пусть вот баронесса решает, кого пороть, кого награждать, не собираюсь я в дела сердечные влезать.
* * *Кай Песонен оказался крепким дедком. Да и не дедком, пожалуй — борода у него была крепко с проседью, но руки старыми не выглядели и бугрились мышцами. Он, наверное, и без всякой виселицы мог бы приговорённым головы откручивать, силы хватит.
— Здравствуйте, уважаемый Кай, — приветствовал его я. — Баронство в вас нуждается. Готовы потрудиться для процветания родного края?
— Здравствуйте, ваша милость, — почтительно ответил палач. — Готов-то я готов, только вы уж не гневайтесь, ваша милость, условие у меня есть.
— Вот как? И какое же это условие? — заинтересовался я. И вправду ведь интересно — какое может быть у палача условие? Установить нормы по рубке голов?
— Тюрьма нам нужна, ваша милость, чтобы не хуже, чем у людей, — горячо заговорил Кай. — А то ведь безобразие получается — если виселицу ещё не заслужил, так всего-то получи по жопе и гуляй себе спокойно дальше. Как будто ребёнка отшлёпали, ей-богу. Обидно просто за баронство. И старый-то барон больше интересовался девкам розги прописывать, а нынче у нас вообще любой швали приволье — вы уж извините, почтенный Леннарт, меня, старого, за прямоту. Эх! — расстроенно махнул он рукой.
Сразу видно, что человек скучает по любимой работе. Привыкли руки к топорам, только сердце непослушно докторам [58].
— Приятно видеть неравнодушного человека и настоящего профессионала, — одобрительно сказал я. — Такие как вы, уважаемый, и есть соль земли ливонской, на вас всё и держится. — Кай польщённо заулыбался. — А тюрьму, уважаемый Кай, мы обязательно построим! В первую очередь её будем строить, а то что это за баронство, где ни доброй темницы, ни приличной пыточной? Вот вы там и будете хозяйничать.
— Можете на меня полностью рассчитывать, ваша милость, — растроганно сказал Кай. — Понимающему господину и служить в радость.
* * *Денёк был хорош — ясный, солнечный, почти безветренный, — один из тех дней ранней весны, которые безошибочно свидетельствуют, что зима осталась позади. Двор замка был залит солнечным светом, и узники, вытащенные тёмного из подвала и жмурящиеся от яркого солнца, не сразу смогли заметить виселицу, нарядно белеющую свежим деревом. Возле виселицы стоял палач в красном колпаке с прорезями для глаз — старый Кай Песонен был приверженцем традиций. Кое-кто из арестантов в панике попытался ломануться обратно в подвал, но ратники тычками и пинками восстановили порядок и поставили заключённых на колени прямо напротив виселицы.
Сбоку стояла хмурая толпа деревенских старост, которых я приказал свезти со всего баронства. С другой стороны стояли мы с Ленкой, управляющий, глава сельской стражи, капеллан замка, офицеры полка, словом, элита баронства.
Я подошёл к виселице, встав с другой стороны от палача. По моему знаку ратники подтащили двоих арестованных к виселице.
— Эти люди, — торжественно начал я в гробовом молчании, — пришли на нашу землю с оружием в руках, чтобы грабить и убивать. Они пытались обложить данью крестьян деревни Койдо. Пытались обокрасть баронство и крестьян Койдо, которым пришлось бы платить баронскую подать дважды!
При этих словах в толпе старост наметилось какое-то нездоровое шевеление. Похоже, кто-то из них уже успел заплатить подать соседям.
— А когда силы правопорядка во главе с её милостью баронессой попытались задержать их, бандиты начали стрелять! Стрелять в представителей законной власти, и что ещё хуже, стрелять в саму баронессу, которую благословил на правление лично папа римский, храни его господь! Учитывая тяжесть содеянного, я, барон фон Раппин, приговариваю этих убийц за их преступления к казни. Да свершится правосудие! Отец Бронислав, прошу вас дать приговорённым последнее напутствие.
Преподобный Бронислав Залевский был прислан епископом по моей просьбе. Когда я заявил, что замку необходим капеллан и попросил прислать священника, фон Херварт порядком удивился и немедленно заподозрил какой-то подвох с моей стороны. Не знаю, поверил ли он моему объяснению, что я клялся защищать веру Христову в своём баронстве, и собираюсь свою клятву неукоснительно исполнять. Подозреваю, что по неистребимой привычке попов к интригам он воспринял это как некий хитрый ход, но капеллана всё же прислал.
Духовное напутствие было недолгим. Приговорённые были настолько потрясены, что, по-моему, плохо осознавали происходящее. Палач надел петли, пинком выбил подставки, и всё было кончено.
Публика была в шоке. Для тихого баронства, где самые тяжкие преступления были примерно масштаба сведённой у соседа коровы, зрелище было совершенно из ряда вон выходящим. Старосты, разинув рты, смотрели на виселицу, постепенно начиная осознавать, что в баронстве появилась власть, и эта власть шутить совсем не расположена.
Арестанты же и вовсе выглядели плохо — побелев, они таращились на повешенных круглыми глазами, а один, кажется, вообще потерял сознание.
— А теперь что касается вас, воры, бандиты, шпионы, — обратился я к арестованным. — По моему мнению, вы тоже заслужили виселицу, но её милость баронесса, по врождённой кротости характера, — (у Ленки от удивления округлились глаза), — умолила меня пощадить вас в надежде на ваше исправление, — с этими словами я патетически указал рукой на Ленку, которая в растерянности оглянулась, по всей видимости, ожидая обнаружить сзади ещё какую-нибудь баронессу. — Уступая её просьбе, я решил оставить вам жизнь, но это не значит, что ваши преступления останутся безнаказанными. Вы отработаете месяц на тяжёлых работах в качестве наказания, а затем покинете баронства, и под страхом смерти больше сюда не вернётесь.
Ратники утащили приговорённых обратно в подвал, а перед виселицей поставили на колени провинившегося старосту Тамме.
— Мартти Леппянен, — торжественно начал я, указывая на него, — староста деревни Тамме, заявил прилюдно, что не хочет платить своему барону, и передал баронскую подать в аббатство Ольденторн. Я, барон фон Раппин, приговариваю следующее: этот человек отныне не староста, а простой крестьянин податного сословия с запретом на занятие выборных должностей пожизненно. Деревня Тамме обязана в три дня выбрать нового старосту, который в течение недели должен организовать выплату баронской подати. Подать, отданную в аббатство Ольденторн, считать украденной бывшим старостой, а пострадавшие крестьяне Тамме вправе её с бывшего старосты взыскать. — Я махнул рукой ратникам. — Увести. Доставить его в Тамме и объявить на сходе баронский приговор, пусть односельчане там сами с ним разбираются.