Мой малыш миллионера (СИ)

Я то и дело проваливалась в темную пропасть. Потом на мгновение приходила в себя и снова погружалась в темноту.
«Фото на память!» – это единственная фраза, которую мне удалось понять и запомнить, а после нее я очнулась только, когда в комнату влетел разгневанный Мирон.
Комната оказалась номером дорогой гостиницы, Коршунов – бизнес-конкурентом Богданова, а я – разменной монетой в его нечестной игре.
До сих пор не понимаю, чего Александр хотел этим добиться. Быть может, я просто ничего не соображаю в бизнесе?!
Как бы то ни было, Мирон бросил меня. Оставил прямо там, в номере отеля.
Блестящее мини, сумочка с телефоном, паспортом, салфетками и парой тысяч рублей – все, что у меня осталось.
Достучаться до Богданова было невозможно, хотя я старалась. Очень старалась.
– У тебя есть капуста? – неожиданно спрашивает Мирон, когда мы возвращаемся домой.
– Да, – от удивления я издаю легкий смешок.
– Я очень любил твои ленивые голубцы, – с явным намеком начинает мужчина. – Сможешь приготовить?
– Конечно! – быстро соглашаюсь. Есть и, вправду, уже хочется. – Только если с сыном посидишь.
– Без проблем, – Мирон разводит руками. – Ради голубцов я готов на все!
Широкая улыбка озаряет его лицо, и я тоже прыскаю от смеха.
***
– Ну, как? – спрашиваю я, когда Мирон отправляет в рот вторую вилку, только что приготовленного мной блюда.
– Очень вкусно! – отзывается он, тщательно все переживав.
Еще одна его привычка. Поначалу я очень удивлялась, потому что сама всегда ем быстро, но потом привыкла и уже не обращала внимания на то, что за обедом приходилось подолгу ждать его.
Я, как обычно, быстренько съедаю свою порцию. И очень вовремя, потому что, как только я доедаю, из комнаты доносятся недовольные кряхтения нашего сына.
Мирон, подрывается с места, но я останавливаю его:
– Макарчику пора кушать. Я схожу сама.
Даже не замечаю, как укладываю свою ладошку на ладонь Богданова, что лежит на столе.
Сообразив, быстро одергиваю себя.
Щеки отчего-то краснеют, хотя вовсе неясно почему в такой ситуации, за это неосознанное движение, меня одолевает стыд.
Мирон делает вид, что не замечает ничего, хотя, я прекрасно понимаю, что мужчина не оставил мой жест без внимания.
Надеюсь, он не воспримет его, как сигнал к действию.
– Если захочешь добавки – возьмешь в сковороде, – бегло произношу, и быстрым шагом удаляюсь с кухни.
Когда я захожу в комнату, сыночек уже собирается громко закричать, но, услышав мой голос, замолкает, послушно ожидая вкусного обеда.
Какой же он у меня все-таки! Настоящий мужчина! Капризничает мало, стойко переживает голод и любит, когда я таскаю его на ручках, прижимая к груди.
– Кушай, малыш, – поддерживаю я, когда Макар с богатырским аппетитом пьет молоко. – Будешь хорошо питаться, вырастишь большим и сильным, как папа.
Когда думаю о том, что этот самый папа ждет нас сейчас за дверью комнаты, меня переполняет масса ощущений.
Они противоречивые, и рвут в разные стороны. Хотя, я предпочла бы вообще от них избавиться, но за год не получилось, а сейчас не выходит тем более.                                                                                          
После еды сынок снова засыпает. Мне в такие моменты всегда вспоминается диалог лягушек из «Дюймовочки»: «Ну, вот поели, теперь можно и поспать. Ну, вот поспали, теперь можно и поесть». Отлично характеризует моего ребенка.
Сон, правда, у малыша чуткий. Каждый раз проблема – уложить его с рук в кровать.
Я осторожно опускаю Макара в кроватку. Почти не дышу. Медленно вытаскиваю из-под него свою руку.
Когда сынок, сладко вздохнув, продолжает спать, мне и самой хочется облегченно выдохнуть. А потом глубоко вдохнуть прежде, чем выйти из комнаты, прямо к своему наваждению.
Мирон продолжает сидеть за столом. Пока кормила сына, он тоже успел съесть свою порцию.
Хватаюсь за тарелки, чтобы скорее убрать со стола. Не люблю беспорядок. Да и хочется занять себя чем-то, чтобы не думать о НЕМ. О том, как он близко.
 
– Ань, – хрипловатый низкий голос, что слышится за моей спиной, отдается во мне мурашками, бегущими по спине.
Я знаю, когда Мирон говорит ТАК. Чувствую его. Даже могу предугадать следующее действие: он подойдет ко мне.
Богданов, действительно, поднимается со стула и движется в мою сторону.
Замираю. Буквально все слова застревают в горле, скапливаясь там болезненным комком.
Наверное, я должна как-то ответить, остановить его. Уберечь от шага, о котором мы оба пожалеем. Но не получается. Просто не выходит.
Я напрягаюсь, ожидая первого прикосновения.
И оно заставляет вздрогнуть.
Прокатившийся по телу ток, дарит приятные ощущения, о которых я так мечтала забыть.
Мирон притягивает меня к себе. Плотно. Нежно. Не оставляя между нами ни сантиметра пространства.
Он утыкается носом мне в шею, вызывая еще больше мурашек, еще больше приятных ощущений, еще больше желания переступить черту, наплевать на все и стереть грань, что широкой полосой лежит между нами.
Горячий и твердый, точно скала, Мирон заставляет меня таять, как шоколадку на солнце.
Я чувствую позади себя его рельефный, горячий торс, раскаченный и красивый, даже идеальный. Лучшее мужское тело, что я когда-либо видела.
Обнаженным, в рубашке, в футболке Мирон всегда смотрелся божественно. Высокий рост, широкие плечи, выраженные мышцы на руках. И я млела от этого вида. Долго не могла поверить, что вся эта красота досталась мне. Мне одной.
– Мирон… – все что получается, это тихо вымолвить его имя. Мягко, на выдохе, с мольбой.
– Молчи… – его голос уже тоже практически невозможно узнать. – Не говори ничего… Не говори…
Он будто убеждает в чем-то сам себя. Убеждает, и боится, что я разрушу все, испорчу своими словами или действиями.
– Белоснежка… – выдыхает Мирон мне в ухо, вырывая из моей груди глухой возглас.
Все тело наполняется приятной истомой. Кажется, я окончательно теряю связь с реальностью, хоть и отчаянно желаю в ней задержаться.
  
ГЛАВА 21
 
Аня
В какое-то мгновение туман в голове рассеивается. Будто по щелчку пальцев, я возвращаюсь в сознание.
Наверное, кто-то свыше помогает мне не совершить необдуманного, совсем ненужного поступка.
Я не хочу быть на вторых ролях. Не хочу быть мимолетным развлечением. Не хочу рушить семью Мирона.
Я не вправе так поступать.
Если он решит снова быть со мной и с сыном, то пусть сначала станет свободным.
Хотя, о чем это я? Жена Мирона беременна, и, как бы мы не хотели, одна из нас должна будет растить ребенка с приходящим папой. И, наверное, я бы не хотела собственноручно лишать какого-то ребенка его отца.
Быть может, я неправа, быть может, я слишком мягкая, но я такая, какая есть.
Мне хватает сил, чтобы оттолкнуть Мирона. Развернуться, упереться в грудь ладонями и оттолкнуть.
– Ань?! – он непонимающе моргает. А я качаю головой.
– Тебе стоит уйти, – прошу я.
– Ты же хочешь, чтобы я остался, я знаю, – мужчина не отстает.
– Я хочу, чтобы ты ушел, – стою на своем.
В кухне повисает тишина. Мирон смотрит мне в глаза, а я гляжу на него. Закусываю губу с внутренней стороны, чтобы не расплакаться. Уже чувствую, как слёзы наливаются в глазах, и их неприятно щиплет.
Но я не дам волю эмоциям, не покажу все то, что чувствую на самом деле.
– Да, ты права, – вдруг произносит отец моего ребёнка.
Но я почему-то не чувствую облегчения. Я правда хотела, чтобы он ушел, но когда Мирон согласился со мной, мне вдруг стало мучительно горько оттого, что он и вправду собирается это сделать.
Желание заплакать становится сильнее. Я уже чувствую, как начинают дрожать губы.
– Завтра я не смогу прийти. Приду послезавтра вечером, чтобы пообщаться с сыном.
Холодный сухой ответ. Будто вовсе не этот человек минутой ранее томно шептал мне в ухо. Будто не он хотел остаться со мной. Будто не он снова назвал меня Белоснежкой…