Мой малыш миллионера (СИ)

Аня
Я не могу поверить. Просто не могу. Неужели, этот мужчина настолько бессердечен, что лишит меня работы?
У меня уже давно серьезные финансовые трудности, и я очень рассчитывала, наконец, вылезти из долгов, потому что в «Венеции» предлагали достойную заработную плату, и ее вполне хватило бы нам с сыном.
От переизбытка чувств меня пошатывает. Я обессилено хватаюсь за столик трюмо.
Внутри все трясется от обиды и горечи.
Мирон даже не стал слушать меня. Он никогда не слушает. И слышит лишь себя.
Можно из кожи вон вылезти, но так и не добиться успеха в споре с ним. Упертый. Твердолобый. Местами непрошибаемый. За ним всегда последнее слово.
Обида и страх за будущее рвут меня на куски, и я будто физически чувствую эту боль, потому что никто, никто не может ранить сильнее любимого человека.
Наверное, проходит не более пяти минут прежде, чем администратор заглядывает в гримерную.
Я уже знаю, о чем она скажет. Мирон всегда добивается того, чего хочет, и если решил лишить меня работы – он это сделал.
– Я уволена? – робко спрашиваю у женщины, усилием сдерживая в глазах слезы.
– Да, – уверенно заявляет она. – Мне все очень понравилось, но клиент был крайне недоволен. Я не могу оставить тебя.
– Но ведь я хорошо спела, я умею держаться на сцене… – сама не знаю, зачем перечисляю свои достоинства. Мои возражения ни на что не повлияют. Глупо на такое надеяться.
– Когда переоденешься, зайди за оплатой. Вторая дверь направо, – женщина покидает помещение, громко цокая каблуками.
Она даже не ответила мне. Но я ее не виню. Что она могла сделать? Жертвовать престижем своего идеального заведения ради девчонки, которую первый раз в жизни видит?
Смотрю на себя в зеркало. Глаза раскраснелись и блестят от слез. Но плакать не буду. Не стану слабой. У меня есть сынок, мой Макар, ради которого я не сдамся! Уволили из этого ресторана – пойду в другой.
Осторожно стираю пальцем слезу, что все же успела скатиться по щеке.
Вспоминаю образ сынишки, и это заставляет улыбнуться. Единственная радость. Мой пирожочек. Человечек, ради которого я до сих пор не сошла с ума от неразделенной любви.
Мне все еще стыдно за то, что хотела избавиться от него. Но год назад отчаяние задавило меня. Оно неслось мне навстречу бронебойным поездом, и я не смогла его остановить.
Это лишило желания жить, выключило цветные оттенки окружающей действительности. Оставило только серые блеклые будни, в которых появление ребенка и роль матери-одиночки казались еще большей трагедией.
А когда увидела Макара на экране монитора в кабинете УЗИ, совсем маленькую темную точку, поняла, что не смогу лишить его жизни.
– Ваш малыш сейчас размером с рисовое зернышко, пояснила мне доктор. – Но на этом этапе он активно развивается, даже сердечко начинает биться.
Я практически до крови впилась ногтями в ладони. Маленькое зернышко, которое нуждается в моей защите… в моей любви… в ласке… Которое уже стало частью меня… Прямо сейчас. А я трусливо решила предать его.
Так и не смогла сказать доктору, что планирую аборт. Язык не повернулся. Возненавидела себя. Пообещала, что больше никогда и ни за что не предам свое «рисовое зернышко».
И теперь я каждый день прошу у Макарки прощения за то, что могла даже помыслить такое. Мой маленький мальчик. Чудесный розовощекий комочек. Свет, озаряющий мою жизнь.
– Так, это оплата, – администратор кладет передо мной пятитысячную купюру, – а здесь подпись за то, что деньги я тебе выдала.
Ставлю закорючку в ведомости, а пять тысяч прячу в кошельке.
– Спасибо, – благодарю ее за возможность заработать.
– Если пойдешь в другой ресторан, я могу дать рекомендации, – предлагает она прежде, чем я собираюсь покинуть кабинет. – На визитке есть мой номер.
– Большое спасибо! – после ее слов я ощущаю некоторый прилив сил.
Ситуация теперь уже не кажется такой уж безвыходной, хотя я и понимаю, что в большинстве баров уже есть свои исполнители, и найти место для себя будет очень сложно.
Наверное, мне стоило сначала зайти в магазин, купить продуктов, памперсов, которые дома уже подходят к концу, но я, сломя голову, несусь к сыночку.
 
Прошло около пяти часов с того момента, как я уехала в ресторан, а будто вечность Макара не видела.
Пока ждала выступления, все рассматривала его фотографии на телефоне. Звонить Кате боялась, вдруг сыночка спит.
Боже, какой же он у меня все-таки потрясающий! А как пахнет! Мммм… Слаще запаха в мире не знаю!
Мысли о ребенке помогают мне справиться со стрессом. В конце концов, у меня нет ничего важнее. Лишь бы он здоров был.
В теплый летний вечер на улице еще полно народу. Детки на площадке оккупировали песочницу, молодежь скамейки во дворе.
Я уже привыкла к такому. С тех пор, как переехала сюда, картинка перед домом почти не меняется. Очень дружный двор. Все друг друга знают. Здороваются всегда. Не скажу, что богато живут, зато дружно.
Но мое внимание привлекает сейчас совсем другая картина. Двое мужчин у моего подъезда.
Жуткие бритоголовые мордовороты. Их фигуры кажутся мне очень знакомыми. Нет, не кажутся. Я знаю их. И даже знаю зачем пришли. По мою душу.
Я застываю на месте. Нужно дождаться, пока они уйдут. Кате я запретила открывать деверь кому бы то ни было. Даже к трубке домофона не разрешила подходить.
Конечно, она не в курсе моих проблем, я никому не рассказывала, но выполнить мою просьбу согласилась. А Катя надежный человек – не предаст.
Становится очень страшно. Особенно оттого, что Макарка там, а я здесь. Далеко. И ничего не смогу сделать.
Сердце в груди бьется, точно взбесилось. К горлу подкатывает паника, и я зажимаю рот ладонью.
«Постоят, и уйдут!» – уверяю сама себя, чтобы хоть как-то унять душевное волнение.
Несколько раз я просто не открывала дверь, когда они приходили, все обходилось только устрашающими ударами по железу, от которых в угол забиться хотелось.
Прячусь за углом соседнего дома. Пытаюсь восстановить дыхание. Мне кажется, у меня сердце остановиться может от волнения.
– Кать, – решаю все же предупредить подругу, – нам в квартиру уже звонили?
– Да. Я не снимала трубку, как ты и просила. Что-то случилось? – обеспокоено интересуется она.
– Нет, все в порядке. Просто не открывай! Я скоро буду.
Ненавижу врать. Но и поделиться своими переживаниями очень хочется. Порой мне кажется, что они разъедают меня изнутри.
– Как все прошло?
Снова выглядываю из-за угла. Мужчины все еще стоят на прежнем месте. Какие же они страшные! Жуть.
– Если честно, просто кошмарно, – сознаюсь я, снова прячась за домом. – Но самое ужасное: работы у меня так и нет.
– Эй! – подбадривает подруга. – Один провал еще не конец жизни! После завтра у меня выходной, я могу посидеть с Макаркой, а ты пока подыщи что-то еще. Не вздумай расстраиваться, слышишь?!
– Угу, – мычу в трубку, закусывая губу. – Скоро буду.
Отключаюсь, и сглатываю болезненный комок, что застрял в горле от желания заплакать.
Я так давно не плакала. Все казалась себе сильной. Очень хотелось такой быть, и я давила любое желание пустить слезу еще в зачатках, а сейчас их уже невозможно остановить.
Набираю в грудь побольше воздуха. Снова обращаю взор в сторону своего подъезда.
Никого.
Мужчины ушли. Слава Богу!
Я жду еще немного. Совсем чуть-чуть. Осматриваюсь, чтобы убедиться в том, что страшилы не вернутся, и не поджидают меня где-нибудь в кустах.
Месяц назад у нас с сыном уже был опыт общения с этими людьми.
Они разгромили нашу квартиру прямо на моих глазах. Сказали, что это лишь предупреждение. «Безобидные показательные выступления, – хмыкнул один из уродов. – Чтобы собирать бабло было веселее».
Меня передергивает, когда я вспоминаю тот день. Именно тогда я узнала, что банк продал мой долг коллекторам, и что те не церемонятся ни с кем, ни с женщинами, ни с детьми.