Мой малыш миллионера (СИ)

Смотрю в распахнутые глаза, где зрачки почти неотличимы от радужек. Моя бездна.
– Зачем тебе деньги? – шиплю девчонке в лицо. Если соврет, я увижу. Наверное.
– За квартиру нечем платить. Продукты покупать. Но тебе не понять. У тебя камень вместо сердца, – последнее выплевывает с каким-то презрением. Берет на себя смелость оскорблять меня.
Моя ладонь скользит ниже. Гладит шею, ключицы. Но потом я замираю. Еще каких-то десять сантиметров вниз, и я не сдержусь, потеряю себя в желании снова сделать Аню своей.
Убираю руку будто обжегся.
Отхожу в сторону.
Кажется, про деньги она не врет. Вот только как собирается их зарабатывать в ресторане – большой вопрос. Там даже певички продаются.
Вспоминаю сальные морды посетителей «Венеции», их жадные взгляды.
Кулаки сжимаю, когда представляю, как богатые хряки будут пялиться на миниатюрную фигурку Ани и, черт подери, тянуть к ней свои грязные лапы.
Дьявол! Ненавижу себя за эту слабость!
– Ты не договариваешь. Это не все. Бабки нужны не только за этим.
Мне хочется услышать ее ответ. Понять, что бывшая не идет в элитный кабак, чтобы проводить время с мужчинами. Но она никак не стремится оправдаться в моих глазах.
– Разве этого недостаточно? – тоже спрашивает. Вижу, что вопроса пугается. Ей точно есть чего скрывать. – Там обещали хорошую оплату, а у меня долг. Большой.
Меня будто Черт за язык тянет. Заставляет произнести то, о чем я даже подумать не успеваю:
– Заплачу столько же, если останешься у меня секретаршей, пока Лена будет в отпуске.
  
ГЛАВА 5
 
Аня
Я со всей силы стараюсь унять дрожь в теле. Мирон знает обо всем. Знает про сына. Я только что собственными ушами слышала, как он грозился забрать его у меня.
Только вот почему прямо не скажет? Ждет, что я сознаюсь сама?
Что за дурацкая игра?
– Заплачу столько же, если останешься у меня секретаршей, пока Лена будет в отпуске.
Меня от этого предложения бросает в жар. Находиться рядом с Мироном столько времени к ряду – просто самоубийство.
Мне и сейчас трудно.
Когда он прикоснулся, что-то перевернулось внутри. На секунду мне показалось, что Богданов еще что-то чувствует. До сих пор любит.
Но он быстро отстранился. Отошел как-то брезгливо, точно моя близость для него нечто отвратительное.
Глаза не горели ненавистью, как в тот день в отеле год назад, но и тепла в них не наблюдалось. Только холодный тонкий расчет.
– Ты можешь просто вернуть меня в «Венецию», сказать, что не имеешь претензий. Это все, чего я хочу.
– Найти себе нового толстосума? – недобро кривится. – Я даже не удивляюсь, – с презрением бросает в мой адрес.
– Нет! Ты все придумываешь! – вырывается у меня.
– Вот и проверим. Если дело только в зарплате – тебе будет достаточно работы у меня. Оклад поставлю такой же, как обещали в «Венеции».
Я прекрасно понимаю, к чему все идет. Откажусь – в ресторан мне не вернуться. Мирон окончательно уверует в корыстность моих мотивов. А если соглашусь – придется видеть его каждый божий день. Я же знаю, как он работает, и чего требует от подчиненных.
В голове проносится сразу тысяча мыслей. Куда деть ребенка, например, пока я буду в офисе? Катя могла сидеть с Макаром вечерами, и то не каждый день, а вот днем…
Вдруг, Богданов просто хочет меня изолировать, чтобы было легче забрать сына?
Может, стоит спросить напрямую?
Нет. У меня язык не повернется такое рассказать.
Задумавшись кручу на пальце прядь темных волос. Что же делать?
Сомнения разрывают изнутри. Ясно, что мой ответ очевиден, только вот решиться на него не выходит.
Мне хочется скорее выкинуть Мирона из головы. Начать с удвоенной силой возводить в сознании высокую стену, отделяющую воспоминания о любви фамилия, от моей нынешней жизни. Только это не удастся, пока я буду варить ему кофе и организовывать встречи.
Мужчина усмехается. Уверена, он понимает все неправильно.
– Так я и думал, – отвечает вместо меня. Ему ничего не стоит произнести это.
– Нет! Все не так! Я согласна на работу! – выпаливаю на автомате, потому что бывший не оставил мне шанса.
 
– Хорошо, – Мирон пожимает плечами. Отходит дальше, садится за стол. – Тогда завтра к девяти жду. Форма одежды, – мужчина окидывает меня таким взглядом, что я жалею, о своем наряде. Наверное, его он тоже за провокацию принял, – приличная.
– Только… Мирон, мне нужен аванс. Половина.
Уголок его рта растягивается, являя миру неприятную усмешку.
– Хваткая. Свое не упустишь, – констатирует он. – Только если кинуть меня надумаешь – из-под земли достану. Тогда будешь год на меня бесплатно пахать, поняла?
Часто киваю. Придурок! Мне деньги нужны на твоего сына! Хочется проорать эту фразу прямо в его надменную физиономию.
Он смотрит на меня так, будто видит насквозь, будто знает, что я из себя представляю. Мерзко становится. Гадко. Знала, что эта встреча не принесет ничего хорошего, но все надеялась.
Глупая черта все время верить в лучшее. Можно подумать, это «лучшее» существует.
Смешно. В жизни нет ничего, кроме беспросветной серости. Такой же глубокой, как цвет глаз мужчины, которого я люблю.
Один только лучик освещает мой путь, показывает направление движения. Мой сыночек. Мой Макарка. И ради него я готова терпеть что угодно! Даже его отца.
Мирон достает из кармана бумажник. Вытаскивает оттуда стопку купюр. Там точно больше, чем нужно. И это коробит. Он будто покупает меня.
Богданов небрежно бросает деньги на стол. И они чуть ли веером не разлетаются.
– Забирай! – холодно командует мне. – Сбежишь с моими деньгами – мало не покажется. Я не прощаю долги, – зловеще предупреждает он.
Собираю купюры со стола.
Они буквально жгут ладони. Деньги мне нужны, да, вот только достаются они очень тяжело. Петь в ресторане было бы намного проще, чем унижаться перед отцом своего ребенка.
Я все жду, когда Мирон заговорит про сына. Спросит хоть что-нибудь. Но он молчит. Только смотрит, как я собираю оранжевые бумажки.
– Теперь я могу идти? – закончив спрашиваю разрешения. Комок в горле становится чересчур болезненным. Мне с трудом дается каждое слово.
– Да, – безразлично отвечает. – Жду тебя завтра.
Я возвращаюсь домой убитой. Мне ничего не хочется. Разговор с бывшим почему-то оказался даже тяжелее, чем я думала. Особенно, когда он практически швырнул в меня купюры.
Конечно, ему не понять, что такое бедность, поэтому чужие заботы его совсем не трогают.
Да, что вообще может его тронуть? Мирон и о сыне говорил так, будто не человек это, а вещь, что он собирается отобрать у матери даже силой.
Когда вспоминаю про услышанный разговор, ускоряю шаг. Очень боюсь, что Богданов прямо сейчас возьмется за дело, и решит похитить сына, пока меня нет дома, ведь это так удобно!
Оказавшись на пороге своей квартиры, я громко выдыхаю.
– Ты чего так раскраснелась? – спрашивает Катя, покачивая на руках моего сынишку.
– Да, напридумывала всякого! – взмахиваю рукой, точно сама хочу отмахнуться от бредовой идеи.
Тяну руки к Макарке, но подруга делает шаг назад.
– Руки помой сначала, – журит она, а я так сильно волновалась, что напрочь забыла про банальные правила гигиены.
Послушно иду в ванную, а когда возвращаюсь, Катя уже ждет меня на кухне, расположив Макара в специальном кресле.
– Смотри, – выкладываю на стол деньги под удивленным взглядом подруги.
– Ну, ни фига себе! – выдает она. – Стесняюсь спросить, это за что вообще? Или у кого-то проснулась совесть? Сколько здесь?
– Семьдесят тысяч.
Я кратко пересказываю ей все, что произошло. Катя, пораженно оседает на стул.
– Ну, пипец! – восклицает она в итоге. – Вот же козлина! Но мы ему ребенка просто так не отдадим, поняла?! Даже не смей из-за этого расстраиваться! Официально Макару он никто. И пока так остается – хренушки ему, а не сын!