Водители фрегатов

И, несмотря на то что «Решение», сильно потрепанное бурей, требовало немедленной починки, они направились в пролив Кука.
Но «Отваги» не оказалось и там.
Кук с помощью Эдидея, который оказался отличным переводчиком, расспрашивал туземцев, не видали ли они здесь несколько дней назад «другого плавучего острова с белыми крыльями».
Не видали, – отвечали новозеландцы.
Куку оставалось только одно – ждать. Он не сомневался, что капитан Фюрно догадается зайти в пролив Кука, если, конечно, «Отвага» еще способна держаться на воде.
А пока надо было готовиться к трудному плаванию в полярные моря на поиски Южного материка. Приближалось лето Южного полушария, и Кук хотел во что бы то ни стало использовать его для того, чтобы проникнуть как можно дальше к югу. Он ни на минуту не забывал, что открытие Южного материка – главная цель его путешествия.
Застучали топоры, завизжали пилы. Плотники и корабельных дел мастера принялись за починку судна. Но важнее всего было запастись съестными припасами, так как фрукты, купленные на острове Тонгатабу, [1] были уже съедены, а буря уничтожила почти весь хлебный запас – около тысячи пудов морских сухарей подмокло и подгнило.
Новозеландцы на этот раз встретили мореплавателей, как старых друзей, и навезли гору рыбы. На берегу начался оживленный торг. Целый улов большой сети отдавался за один топор. За один гвоздь можно было купить два-три пуда рыбы. Весь пролив был запружен сетями, на каждом прибрежном камне сидел новозеландец с удочкой в руках, – все это ловилось для белых пришельцев.
Но прошла неделя, и старые рыбные запасы иссякли, а новых не хватало. Моряки напрасно бродили по берегу со своими драгоценными гвоздями. Им удавалось достать не больше пяти-шести корзин рыбы в день. Новозеландцы тоже пришли в отчаяние: нелегко стало им добывать железные вещи.
В одно прекрасное утро оказалось, что из прибрежных деревень исчезли все мужчины, способные носить оружие. На расспросы Кука оставшиеся женщины и дети отвечали:
– Они ушли на войну.
– Кто же теперь будет ловить рыбу? – закричал Кук. – Я еще не засолил половины той рыбы, которая мне нужна для того, чтобы отправиться в путь. Ведь нам, может быть, придется несколько месяцев не видеть никакой земли. Неужели они не могли отложить свою войну до нашего отъезда?
Три дня о воинах не было ни слуху ни духу. Но на четвертый день они на пятидесяти пирогах вошли в пролив. С копий победителей еще стекала кровь, еще дымились их черные раны. Вожди держали палки, на которые были насажены сердца побежденных, а пироги их были загружены рыбой – награбленной рыбой, той самой, ради которой они начали войну.
На берегу снова зашумел базар.
А тем временем на «Решении» было сделано открытие, которое подтвердило самые мрачные предположения о нравах и обычаях новозеландцев.
Случилось это вот как.
Отец и сын Форстеры и несколько младших офицеров сидели на палубе и беседовали с Эдидеем. Вдруг подошла шлюпка, и на палубу взошел матрос в сопровождении двух старых новозеландцев. Матрос держал какой-то сверток.
– Глядите, что я купил у этих молодцов, – сказал он, обращаясь к Форстерам, и, криво усмехаясь, прибавил: – Недорого, всего три гвоздя!
Он брезгливо развернул сверток и показал ученым отрубленную человеческую голову.
Голова была вареная.
Никто долго не мог произнести ни слова. Матросы отскочили от новозеландцев. Но наибольшее впечатление это отвратительное зрелище произвело на Эдидея. Добрый таитянин сначала оцепенел от ужаса, потом заплакал.
– Мерзкие! Мерзкие! – рыдая, кричал он. – А я еще дружил с вами! Не смейте ко мне подходить!
Несколько минут спустя на корабль вернулся Кук. Увидев смущенные и брезгливые лица своих товарищей, он пожелал узнать, в чем дело. Форстер-сын рассказал ему, что произошло.
Матросы вытолкали пораженных людоедов с корабля, а Кук спустился к себе в каюту и не выходил оттуда целый день.
Служитель, относивший ему обед, слышал, как капитан разговаривал сам с собой.
– Это они с голоду, с голоду, – бормотал он. – Только постоянный голод может заставить одного человека съесть другого. Ведь у них нет ни коз, ни свиней, ни коров, ни хлеба, ни фруктовых деревьев – только рыба да дикие травы.
Рано утром он вызвал пятерых матросов, дал им лопаты и заступы, отправил на берег и велел вскопать землю под огород. Потом пошел к повару и забрал у него два последних мешка привезенной из Англии картошки.
– Вот чем я буду бороться с людоедством, – говорил он, закапывая картошку в землю. – Не пушками, не наказаниями, а картошкой. Когда они научатся сажать картошку, они бросят людоедство и превратятся в самых обыкновенных мирных крестьян. Господин лейтенант, соберите их вождей, я хочу дать им первый урок земледелия.
Ноябрь уже подходил к концу, и весна была в полном разгаре (ноябрь в Южном полушарии соответствует нашему маю). Лесные чащи стали еще гуще, еще непроходимее, травы поднялись в человеческий рост, а «Отвага» все не появлялась.
Кук тревожился. Нельзя было больше терять ни одного дня. Малейшее промедление – и за это лето он не решит вопроса о Южном материке. Ему придется ни с чем вернуться в Европу.
Как ни жаль было Куку покидать Новую Зеландию, не узнав, что случилось с капитаном Фюрно и его подчиненными, он все же приказал поднять паруса и сняться с якоря.
На всякий случай Кук закопал под одним прибрежным деревом бутылку с письмом для капитана Фюрно. «Решение» дважды прошло весь пролив, паля из всех пушек, и наконец 26 ноября вышло в открытый океан.
Кук взял курс прямо на юг.
«Отвага» у новозеландских берегов
Что же случилось с «Отвагой»?
Почему капитан Фюрно не пришел к условленному сроку в пролив Кука, где он должен был встретиться со своим начальником?
Почему он предоставил «Решению» одному идти к Полярному кругу искать неведомый Южный материк?
Но пусть капитан Фюрно сам расскажет об этом.
Вот докладная записка, поданная им в Британское Адмиралтейство в 1775 году.
«1 ноября 1773 года, – писал он, – сильный шквал, сопровождаемый дождем и туманом, отнес нас далеко на восток. Мы легли в дрейф и скоро потеряли из виду и берег и „Решение“. Четверо суток трепала нас буря. Паруса ежеминутно рвались, палуба стала протекать, и матросы, жившие в постоянной сырости, жаловались на простуду, кашель и головные боли.
Я знал, что «Решение» ждет нас в проливе Кука, но, когда буря утихла, корабль наш оказался в таком состоянии, что нам оставалось только одно: немедленно идти к ближайшему новозеландскому берегу.
9 ноября мы бросили якорь в каком-то заливе. Новозеландские пироги обступили нас со всех сторон. Новозеландцы вели себя дружелюбно и предлагали нам множество товаров. Но нас пугали их воинственный вид, их длинные острые копья и, главное, отрубленные женские головы с распущенными волосами, украшавшие носы их пирог. Я решил запастись водой, произвести самый необходимый ремонт и как можно скорее идти на соединение с «Решением» в пролив Кука, в знакомые места.
Но, увы, расчеты мои не оправдались. Ремонт снастей задержал нас дольше, чем мы предполагали, и нам удалось сняться с якоря только 12 ноября.
Ветер был встречный. Нам приходилось лавировать короткими галсами. Дни шли за днями, а мы почти не продвигались в нужном направлении. Только две недели спустя нам удалось войти в пролив и бросить якорь.
«Решение», конечно, не дождалось нас. Высадившись на берег, я увидел дерево, на коре которого была вырезана надпись: «Разрой землю». Я немедленно же приказал копать под надписью яму, и через несколько минут лопаты моих матросов наткнулись на запечатанную бутылку, в которой оказалось письмо от капитана Кука.
В этом письме капитан Кук сообщал мне, что ждал меня три недели и, не дождавшись, отправился к югу на поиски материка. Он предлагал нам следовать за ним, но мы об этом не могли и думать. Нужно было починить наш полуразрушенный корабль, запастись топливом и дать отдохнуть измученным и больным матросам.