Гадес
На том конце провода наступила тишина.
— Леона? Заснула, что ли?
— Не заснула, не бойся. У меня столько вопросов — не знаю, с чего начинать.
— Ну и хорошо. Ответов-то у меня немного.
— Это точно убийство?
— А что еще?
— Ну, естественная смерть, самоубийство — не знаю, почему еще человек отдает концы посреди ночи?
— Он не отдавал концы, — пояснил Джастин.
— А как он умер?
— Его избили. И судя по всему, пытали.
— Жена?
— Что жена? Она ли его убила?
— Ну да.
— Нет, — ответил Джастин.
— Точно?
— По всей вероятности. Почему ты на нее подумала?
— Она кого угодно до смерти замучает. И потом, вторую половину всегда подозревают.
— У нее алиби.
— Железное?
— Можно сказать и так.
— Еще есть подозреваемые?
— Пока нет. Утром будет больше данных. Надеюсь.
— Я тоже надеюсь.
Пауза.
— Джей, ты понимаешь…
— Понимаю.
— Бог мой! Газеты, телевизионщики…
— Да, раздуют, мало не покажется.
— А еще кто в курсе?
— Кроме меня? Гэри Дженкинс. Он должен был позвонить Майку Хавершему. Опергруппа — если они уже на месте, врачи и водитель «скорой»…
— Ларри Силвербушу звонил?
Силвербуш, окружной прокурор, жил в сорока минутах езды от Ист-Энд-Харбора, в Риверхеде, и за последние пять-шесть лет выиграл несколько громких процессов. Прославился после того, как сумел упрятать за решетку британку, нянчившую дочь известного музыкального продюсера. Девочка погибла от отравления, обвинили няню. Дело было сложным, однако Силвербуш, продемонстрировав недюжинный талант, развернул перед присяжными печальную картину небрежности, халатности и черствости, проявленных обвиняемой. Несмотря на отсутствие свидетелей убийства и прямых улик, Силвербуш доказал присяжным (и прессе), что няня способна на убийство. Этого оказалось достаточно, чтобы суд признал ее виновной.
Год назад Силвербушу досталось еще одно скандальное дело. Известная, но не особенно любимая публикой рекламная дива, напившись, врезалась на своем внедорожнике в двери одного из хэмптонских клубов. Обошлось без погибших, но несколько завсегдатаев и два привратника серьезно пострадали. Дело превратилось в классовую войну — рабочий люд против богатеньких туристов. Поскольку рекламная дамочка была не из Лонг-Айленда и ее голос на местных выборах никакого значения не имел, она получила полтора года за решеткой.
Сам Джастин с Силвербушем почти не пересекался (так, разок обменялись рукопожатием), поэтому личного мнения о нем составить не успел. Окружной прокурор слыл человеком жестким, бескомпромиссным. Но почему-то Джастину эта характеристика доверия не внушала. Ходили слухи, что Силвербуш метит в генпрокуроры штата и уже обзавелся солидной финансовой поддержкой. А от генпрокурора недалеко и до губернатора. Значит, политик… О какой бескомпромиссности может идти речь?
— Нет, — ответил он на вопрос Леоны. — Я ему не звонил. Подумал, лучше, если ты ему сообщишь.
— Спасибо, — с нескрываемым сарказмом откликнулась она. — Сейчас, секундочку.
Снова зашуршало одеяло, трубку, видимо, прикрыли рукой, потому что Джастин разобрал едва слышное:
— Нет, зайка, все в порядке. Сейчас заканчиваю. — Затем снова четкий голос Леоны: — А с отцом Хармона говорили?
— Нет. Я еще никого не оповещал. Только миссис Хармон.
— Потому что сообщить отцу — долг жены убитого?
— Леона, я о таких тонкостях вообще не думал. Мое дело — сообщить ей, как ближайшему родственнику.
— Ладно тебе, иногда одними юридическими предписаниями не обойтись.
— Думаешь о чувствах?
— Не дури, меня практические вопросы интересуют. Плохо будет, если он узнает о случившемся от посторонних.
— Сейчас уже поздно, поэтому в утренние газеты информация не просочится. Даже если они сейчас сварганят заметку, выпуск уже давно в печати. Интернет с телевидением, думаю, тоже до утра потерпят.
— И что собираешься делать? Помалкивать и надеяться, что никто ничего не узнает, пока не сядет за утренний омлет?
— До утра собираюсь помалкивать. Выиграю время и определюсь, что надо делать. В любом случае, выдергивать людей из постели посреди ночи ради этого не стоит.
— А меня, значит, можно?
— Пока у нас преимущество. Кроме нас — и убийцы, разумеется, — о случившемся никто не знает. Пока не представляю, как этим преимуществом воспользоваться, но перспектива выслушивать в три часа ночи указания Хармона-старшего, как мне вести расследование, не особенно прельщает. И если тебе от этого легче, то я сегодня ночью тоже выспаться не рассчитываю.
Джастин явственно услышал скрип мозгов. Леона силилась осознать политический и общественный резонанс от преступления, о котором ей только что сообщили. Видимо, ни к каким серьезным выводам она так и не пришла, поскольку сказала только:
— Я поставлю Силвербуша в известность. Его в неведении оставлять нельзя.
— Хорошо.
— Нравится тебе или нет, театр одного актера устраивать нечего.
— Понимаю.
— Отдам тебя на откуп Силвербушу, но ты не волнуйся, Джей. Тебя на задний план не отодвинут, можешь не беспокоиться.
— Я не об этом беспокоюсь, Леона. Я беспокоюсь о том, как раскрыть убийство.
И опять скрип мозгов — прикидывает, что сказать окружному прокурору, да так, чтобы при этом не задвинуть собственного начальника полиции.
— Джей, нам надо будет положиться на Силвербуша, и я думаю, доверять ему можно. Но и тебе тоже, надеюсь. Ты ведь знаешь, что делаешь?
Джастин невольно глянул наверх и снова почувствовал сладкий аромат шампуня Абигайль. Пожав плечами, он ответил:
— Конечно знаю, — и повесил трубку.
Следующие четыре часа Джастин пытался доказать себе: он действительно знает, что делает. Первым делом зарядил медиабиблиотеку на компьютере. Два альбома Тома Петти — «Wildflowers» и «Лучшие песни». Дальше будет «When doves cry» в исполнении Патти Смит — четыре раза подряд. Напоследок фортепьянные импровизации Мингуса. Пусть с приглушенным звуком, чтобы не разбудить Абигайль, но музыка необходима. Под нее легче работается и думается. Направляет мысли в нужное русло и успокаивает, а сейчас как никогда требовалось напрячь все силы и при этом сохранять непоколебимое спокойствие. Так что Петти, Смит и Мингус.
Усевшись в гостиной за компьютер, он вошел на сайт PublicRecordsSearch.com, где у всех полицейских его участка был им лично оплаченный доступ. Поиск осуществлялся по девяти категориям: «Общая информация», «Личности», «Криминал», «Банкротство и залоговое удержание имущества», «Сексуальные домогательства», «Имущество», «Брак», «Смерть» и «Развод». В разделе «Личности» Джастин ввел в строку поиска имя «Эван Хармон» и распечатал все, чем располагала система, о его личной и служебной деятельности за последние несколько лет. Нашлась даже информация о школьных годах Эвана, взятая из биографии Хармона-старшего.
Эван родился и вырос в Нью-Гэмпшире, сменил две элитные школы. Из первой, приготовительной под названием Мелман, его перевели в старших классах. Странно… Джастин, знакомый с миром элитных школ не понаслышке, прекрасно знал, что «перевод» по сути означает исключение. Или отсев по неуспеваемости. Такие, как Эван Хармон, по собственной воле из престижной школы в заведение попроще не переходят, разве что их «попросят». Автор биографии склонялся к тем же выводам, но поскольку личное дело Эвана ему на руки не выдали, подкрепить подозрения фактами не удалось. Забеременевшая девушка, драка с одноклассником — никаких доказательств, сплошные слухи и домыслы. Слухи Джастин отмел за ненадобностью — если автор решил вставить в биографию пару жареных фактов, чтобы привлечь читателя, его дело. Но про смену школы запомнил и решил выяснить поподробнее. Самое главное сейчас — модели отношений, которые складывались у Эвана с окружающим миром. Пусть даже двадцатилетней давности.
В колледже ничего интересного. В Лигу плюща Эван не попал, поступил в небольшой частный колледж — Коннектикутский университет. Насколько Джастин знал, там учились в основном детки богатых родителей, которым, однако, не хватало ни знаний, ни денег, чтобы поступить куда-то покруче. В его студенческие годы это заведение окрестили ДТП — «Дыра с тухлыми перспективами». Хотя, как показало время, перспективы у Эвана оказались не такими уж и тухлыми. Закончил с приличным дипломом и без скандалов.