Деус Вульт!

— Это паломничество — палка о двух концах, — сердито возразил Ральф. — Ничего подобного раньше не было. Мы даже не знаем толком, истинные ли на Востоке христиане и заслуживают ли они нашей помощи. Но я могу рекомендовать тебя капитану королевских стрелков, если ты откажешься от претензий на манор!
— Папа римский считает, что восточные христиане заслуживают помощи, — спокойно заметил отец, — а на его мнение в этом вопросе можно положиться. Мысль Рожера заслуживает внимания. Обсудим ее завтра, а сейчас пора спать.
Он поднялся из-за стола и, не прибавив ни слова, затопал по лестнице на второй этаж.
* * *
Вся страна заговорила о предстоящем паломничестве, и такое множество рыцарей пожелало принять в нем участие, что в феврале Осберту пришлось признать: идея оказалась заманчивой.
Однажды в воскресенье они завтракали с приходским священником из Овечьего Холма, деревни на другом берегу реки (в Бодеме своей церкви не было). Отец Мэтью принадлежал к знатному саксонскому роду, был хорошо образован, бегло читал по-латыни, и все окрестные землевладельцы пользовались его советами в делах, связанных с ведением хозяйства. Он был достоин большего, но на блестящую карьеру рассчитывать не приходилось: ему мешало незнание французского. Рожер прислушивался к беседе, которая велась на вульгарной латыни. Каждый расставлял иностранные слова так, как было принято в его родном языке. Он задрожал от радости, поняв, что отец говорит о предстоящем паломничестве и о том, как выжать из арендаторов нужную для этого сумму. Это могло означать только одно — он станет пилигримом!
— Я знаком с вашими законами лучше, чем вы думаете, мессир Осберт, — говорил священник. — Кажется, я всю жизнь потратил, странствуя из замка в замок. Вы могли бы убедить арендаторов (надеюсь, я правильно выразился) дать деньги на свадьбу вашей старшей дочери, на экипировку старшего сына или на выкуп из плена их хозяина. Во времена короля Эдуарда  [3] таких порядков здесь не было, но сейчас мы относимся к подобным вещам спокойно. Однако нет обычая собирать деньги на экипировку младшего сына, тем более что он намеревается служить не своему лорду (это арендаторы еще могли бы понять), а хочет поступить в войско паломников, которое отправится на край земли. Ваши арендаторы платят вам за свою безопасность. А какая им выгода от этого паломничества? Если вы потребуете денег, они откажут, а попробуй вы угрожать им, они пожалуются королевскому шерифу.
— Согласен, отец Мэтью, — ответил Осберт. — У крестьян мне ничего выудить не удастся: не хочется восстанавливать против себя королевского шерифа. Но об этом паломничестве читают проповеди по всему Суссексу, и я думаю, что кое-кто из них, кто сам отправиться с войском не может, мог бы дать деньги на снаряжение рыцаря, которого они знают и которому доверяют. Это был бы их вклад в богоугодное дело.
— Именно это я и собирался предложить, — кивнул священник. — Они должны сделать добровольный дар, а это потребует немалой предварительной подготовки. Ближайший совет манора назначен на Благовещение, не так ли? В этом году оно приходится на двадцать пятое марта, так что у нас есть время для раздумья. Что мы можем предпринять?
Осберт на мгновение задумался, а потом предложил:
— Что если последовать примеру старого герцога  [4]? Когда умер король Эдуард и мы стали собираться в поход, он созвал своих вассалов и попросил помочь подготовить вторжение. Конечно, мы ответили, что он не может приказать нам следовать за ним в Англию завоевывать для него новые земли, когда и в герцогстве хватает дела. А после того, как мы выступили в защиту своих прав, все быстро пошли на мировую. Мы следовали за ним до конца, но по доброй воле, а не из чувства долга.
— Отличный план! — одобрил отец Мэтью. — Дадим им возможность сначала отказать и примем их отказ. Они увидят, какой у них добродетельный и законопослушный хозяин. А затем, когда совет закончится, но они еще не успеют разойтись, встанет ваш сын и обратится к ним. Я заранее поговорю кое с кем из зажиточных арендаторов и сделаю так, чтобы они подали пример остальным. Каждому из них будет легче внести добровольный вклад, а не заплатить очередной побор. Кому же придет в голову, что их отказ входит в наши планы?
Рожер был немало удивлен. Наконец-то он начал понимать, как делаются дела в манорах. Ему никогда не приходило в голову, что все эти долгие, напыщенные речи готовятся заранее. Но важнее всего было то, что отец примирился с его отъездом.
Выходя из зала, юноша начал было благодарить, но отец прервал его.
— Скажешь спасибо, когда все закончится. Да будет тебе известно, я еще ничего не решил окончательно. Но не вижу греха, если ты, воспользовавшись религиозными чувствами арендаторов, обзаведешься конем и доспехами. А когда вооружишься, сможешь сражаться там, где тебе заблагорассудится. Самое главное — выудить из них побольше.
— Думаю, я бы справился с этим делом куда быстрее. Пустил бы кое-кому красного петуха, и они сразу запели бы по-другому, — вставил Ральф.
— О нет! Здесь тебе не Уэльс! — осадил его отец. — Ничего подобного я не позволю. Вы, молодые, должны зарубить себе на носу: жестокость простительна только на поле боя, а дома следует вести себя достойно.
— Постой, отец! — воскликнул Рожер. — Мне показалось, что ты согласен отпустить меня в паломничество. Я был уверен, что ты позволяешь мне обнажать оружие только во имя святой цели. Что ты имеешь против?
— Доводов множество, — серьезно ответил отец, — и лучше будет, если я изложу их сейчас, пока ты не дал опрометчивого обета. Во-первых, куда ты собираешься двинуться? Все говорят о Востоке, но это слишком неопределенно. Неверные обитают всюду — от Константинополя до Испании, а ты даже не знаешь, с кем из них собираешься сражаться. Во-вторых, кто возглавит этот поход? У императора  [5] свой собственный папа, французский король отлучен от Церкви  [6], а наш король Вильгельм не шевельнет и пальцем во имя святого дела. Пилигримы передерутся между собой, и их небольшие отряды рассеются по землям неверных. Не вижу в этом для тебя ничего хорошего. В-третьих, действительно ли восточные христиане так уж нуждаются в твоей помощи? Греческий император  [7], этот еретик  [8], ударился в панику и обратился за поддержкой к папе, власти которого над собой не признает. Можно ли быть уверенным, что к вашему прибытию он снова не помирится с неверными? А самая главная трудность заключается в том, что мы ничего не знаем о восточных землях, не знаем даже, как туда добраться. Тебе придется двигаться вслепую.
— Все это верно, — ответил Рожер, — но ведь люди совершают паломничества в Иерусалим. Разве граф Фландрский не ездил туда несколько лет назад?
— Да, действительно. Он отсутствовал три года, большинство его спутников умерло, а он сам с тех пор так и не оправился. Не сказал бы, что это хорошее предзнаменование.
— А наши предки при первом герцоге Роллоне? — не унимался Рожер. — Разве они знали дорогу, когда пустились завоевывать Францию  [9]? Или мой двоюродный дедушка, который отправился в Италию? Мы, потомки норманнов, можем двинуться в любую неизвестную землю, завоевать ее и поселиться в ней, и нам нет дела до тамошних обычаев.
— Да, таков наш дух, братишка, — подтвердил Ральф. — Но почему бы тебе не повоевать в Уэльсе? Он намного ближе.
— Ну что ж, — подвел итог Осберт, — раз уж ты так загорелся и веришь, что у похода есть шансы на успех, можешь отправляться. Значит, ты должен дать обет как можно скорее: так тебе легче будет обратиться с призывом к жителям манора. Но если эта затея провалится или первых же пилигримов перережут по дороге, тебе придется отказаться от клятвы. Аббат из Бэтла засвидетельствует это. Я не допущу, чтобы мой собственный сын погиб во время, бесшабашного набега, заранее обреченного на провал. Ты всю весну будешь учиться владеть оружием. Мне будет стыдно, если тебя убьют в первой же схватке из-за неумения обращаться с мечом или ездить верхом.