Чингисхан. Демон Востока (СИ)
Напомни мне также перенести на пергаменты мысли о решении «римской проблемы», которую я начну обдумывать в ближайшее время.
Ответ на сие письмо пиши содержательный, осведоми меня о следующих вопросах:
Primo. Статус подготовки остготского легиона. Важнее всего мне узнать, освоили ли легионеры «подвижную черепаху», если да, то все ли — напомни Лузию Публиколе Руссу, что это одна из важнейших задач, но не единственная. Подготовку с марсовыми колючками усилить, они имеют даже большее значение, чем мне казалось ранее.
Secundo. Положение дел с финансовым обеспечением легиона. Имею средства, высылаю усиленным конвоем с этим письмом. Из этой суммы пятая часть принадлежит мне, поэтому направь её на содержание легиона. И проследи, чтобы пленные были устроены надлежащим образом, они могут пригодиться мне в будущем.
Tertia. До меня дошли слухи о гуннском отряде, а также о скандале, учинённом сенаторами Зелёной фракции. Я отправил письмо сенатору Куруфину, объяснил в нём невозможность использования гуннов в набегах за рабами. Эта тысяча всадников срочно нужна мне, задержек не потерплю — отец уже знает, поспособствуй успеху его действий.
На этом всё, жду ответ незамедлительно, используй для этого мою почту.
Ante diem VII Kalendas Aprilis MCLXII a. u. c., dies Veneris
Претор Эйрих Ларг, военный трибун остготского войска.
Свернув пергамент, он завязал его бечёвкой, продев нить в несколько отверстий на пергаменте, а концы её поместил в небольшую форму, сформировав замысловатую петлю.
Встав из-за стола, Эйрих прошёл к очагу, снял с него железный кувшин с расплавленным свинцом, после чего осторожно налил свинец в форму. Когда свинец чуть застыл, Эйрих приложил к нему свою печать и вернул кувшин обратно к костру.
Ни готы, ни римляне, не практикуют такого, первым это не нужно, а вторые, видимо, полностью доверяют своим гонцам. Темучжин же всегда заверял собственные документы родовой тамгой, (3) а ещё, если послание убывало на слишком большое расстояние, запечатывал его вот таким нехитрым образом, дабы получатель был удостоверен в том, что послание не вскрывалось посторонними. За порчу тамги или вскрытие послания курьеру полагалась смертная казнь, что обеспечивало высочайшую надёжность такого рода переписки, ведь курьеры были лично заинтересованы в том, чтобы с посланием всё было в полном порядке.
Эйрих встал из-за стола и пошёл в направлении отдела личной почты.
Ему пришлось неплохо потратиться, выкупить из казны остготского народа пять десятков отличных скакунов, а также выделить два десятка воинов на организацию почтовой службы.
Когда-то давно, в прошлой жизни, он хотел сформировать общую систему почтовой службы, доступной не только ему, но и простым нойонам, а в перспективе и обычным степным богачам. Увы, не успел. Оставалась надежда, что такую почту сможет организовать Угэдей, долженствующий стать следующим ханом Всемонгольского государства.
«Если не даст себя зарезать или отравить», — посетила Эйриха мысль. — «Но он сметливый юноша, не должен умереть так глупо».
Где-то в груди Эйриха начала зарождаться грусть. Детей своих он больше никогда не увидит, дело его кануло в Лету, не узнать даже, чем всё закончилось — это тревожило его всю нынешнюю жизнь, но поделать ничего нельзя и ему остаётся только тревожиться понапрасну и скорбеть.
— Бревульф! — подошёл Эйрих к шатру почтальонов. — Прими эпистолу и доставь в Деревню.
— Слушаюсь, претор, — поклонился Бревульф.
— Отвечаешь за него головой, — пригрозил Эйрих. — Потеряешь или вскроешь — сурово накажу.
— Буду хранить пуще живота своего… — ответил почтальон.
— Поешь плотно, после чего сразу выезжай, — велел Эйрих. — Напомни мне правила, будь добр.
— Не останавливаться, — начал Бревульф. — Ночевать только в безлюдных местах. Не приближаться ни к кому, никому не позволять ко мне приближаться. Не заговаривать ни с кем, никому не отвечать. Как лошадь устала, останавливаться ненадолго, чтобы пересесть на другую. Вручать послание только тому, кому поручено и более никому, даже под страхом смерти.
— Правильно, — одобрительно кивнул Эйрих. — Пока что придётся ездить по чужой земле, но в будущем это изменится. Ступай.
Курьер вновь поклонился, принял эпистолу, поместил её в длинную деревянную торбу на поясе, после чего заспешил к очагу, от которого приятно пахло жареным мясом.
Эйрих тоже решил, что надо бы перекусить, поэтому пошёл к очагам, где уже сидели тысячники.
— Альвомир! — позвал он гиганта, слушающего что-то вещающего ему Саварика.
Гигант сидел рядом с горкой из сёдел. Он сосредоточенно вырезал какую-то фигурку из очередного сучка, подобранного по пути. Франк же вдохновенно рассказывал ему что-то, совершенно не заботясь о том, слушает ли его Альвомир.
— Да, деда? — поднял голову гигант.
— Пойдём, кушать пора! — с улыбкой позвал его Эйрих. — Саварик, ты тоже иди.
Сев на свободное место у костра, над которым один из воинов крутил тушу овцы, Эйрих дождался великана и франка.
— Держи, претор, — передали Эйриху сочное бедро.
Можно было поесть за столом, это организовать нетрудно, но в походе Эйрих предпочитал питаться по-походному, чтобы жир капал на землю, умиротворяя духов, чтобы запах костра придавал мясу ни с чем не сравнимый вкус…
Пожертвовав отрезанный от бараньего бедра кусочек мяса духам огня, Эйрих начал есть.
— Саварик, не сиди как чужой, — попросил он франка. — Воин, угости нашего союзника.
Франку была вручена вторая нога, а вот Альвомиру достались два ребра, которые он сразу же начал азартно грызть.
— Что думаешь о прошедшем сражении? — поинтересовался Эйрих, посмотрев на Саварика.
— До последнего думал, что побьют нас, — честно признался он. — Против комитатских легионов воевать тяжело. Но потом дым рассеялся, впереди стало некого рубить и всё закончилось. Ничего не видел и ничего не понял. Как ты победил, претор?
— Я сделал то, на что не способны многие полководцы не только варваров, но и римлян, — усмехнулся Эйрих. — Я подумал головой.
Естественно, сейчас что-то объяснять франку бесполезно, потому что большую часть он просто не поймёт, но ещё хуже будет, если поймёт неправильно. Когда настанет нужное время, Эйрих изберёт новых перспективных тысячников и начнёт учить их, как контролировать ход боя и применять различные хитрости.
— Но всё же? — спросил франк.
— Фланги, — произнёс Эйрих, прожевав мясо и вытерев жир с губ левым рукавом. — Сар хотел закончить всё пробоем нашего боевого порядка по центру, это могло сработать, не предвидь я подобное. Но тысячи Браны и Хродегера не вступили в бой, двигаясь далеко на флангах. Когда настал нужный момент, то есть разжигание дымовой травы, эти две тысячи, пока остальные сдерживают римлян, обогнули их построение и ударили в не защищённые никем фланги. Уловка простая, но сработала. Можно было бы, конечно, спланировать всё так, чтобы Брана и Хродегер ударили прямо в тыл, но я счёл это слишком сложным и опасным, потому что кавалерия комитатского легиона была в резерве.
— О, вот оно как… — под впечатлением Саварик даже перестал резать баранье бедро ножом. — Я бы никогда до такого не догадался.
— Если не научишься, так и проходишь сотником, — усмехнулся Эйрих. — Думай о подлых уловках на поле боя всё свободное время: пока седлаешь коня, пока ешь, пока справляешь нужду — тогда выйдет из тебя толк.
Остготы, преимущественно, прямые люди, подлости не любят и не прощают, потому к приёмам и уловкам Эйриха относятся настороженно и неодобрительно. К счастью, он уже «перерос» тот период, когда это могло на что-то повлиять, потому что его победы говорят за него. Никто из воинов, пребывая в трезвом уме и светлой памяти, не скажет, что вандалы были побеждены подло или что гунны проиграли как-то неправильно. Не одобрять они могут сколько угодно, но в своём войске он единовластный повелитель, поэтому никто напрямую лезть в его дела не будет и даже не сможет. Те, кто может влиять на него, Сенат и консулы, полностью удовлетворены его действиями, поэтому с их стороны он неприятностей не ждёт, а остальные могут сколько душе угодно роптать и переговариваться о «неправедности» побед Эйриха.