Конторщица 4 (СИ)
А Альбертик решил под снос всё пустить.
Ладно. Ещё немножко поищу компромат и можно ОБХСС натравливать. Мы на послезавтра договорились.
Людмила добилась моей аудиенции у Барабаша. Причём, как я поняла, повезло и он назначил на сегодня, ближе к концу рабочего дня. Это слегка напрягало. Но я знала, чем заинтересовать этого деятеля. Так что, как говорится — лиха беда начало.
Значит, сейчас продолжу мою внутрипроизводственную войну. И на очереди у меня — Герих. Думаю, что Лактюшкина её уже просветила и подготовила к известию о скором выходе на пенсию, и, уверена, Герих провела ночь без сна, но стратегию против меня хоть какую-то выработала. А это значит…
Додумать мысль мне не дал телефонный звонок. Недоумевая, кто это мог бы быть, я подняла трубку:
— Лидия? — голос был знакомый, но вспомнить я не могла. Кроме того, у нас не принято было называть по имени. В лучшем случае — товарищ Горшкова, или же по имени-отчеству.
— Да. А кто это? — нахмурилась я. не люблю загадки, шарады и ребусы.
— Тамара Васильевна это. Из диспансера.
— Да-да! — обрадовалась я. — Слушаю вас, Тамара Васильевна.
— Веру Борейкину планируют к выписке на следующей неделе. Она просила вам сообщить.
— Спасибо, большое, Тамара Васильевна. От меня сейчас что-то требуется?
— Да нет. Подготовьте ей одежду. Я позвоню ближе к четвергу и скажу, когда точно забирать.
Я ещё раз поблагодарила медсестру и задумалась.
Так, планы слегка меняются. Мне нужно подготовить комнату к её выписке, приобрести одежду на первое время и продукты. Интересно, она готовить умеет или забыла? И какой у неё размер ноги? Платье или халат я ей и «на глаз» купить могу, а вот с обувью угадать сложно. Хотя с другой стороны, сейчас лето, можно и шлёпанцы купить. Но, а вдруг слишком большие или маленькие будут? Или в подъеме не подойдут. Всегда обувь покупать проблемно.
За этими думами я прозевала приход Альбертика.
— Лидия Степановна! — ворвался он в мой кабинет.
— Здравствуйте, Альберт Давидович, — поздоровалась я.
— А что это вы себе позволяете? — сходу наехал он, не ответив на приветствие.
— Жаренную картошку больше не ем, диета у меня. А всё остальное — позволяю, — огрызнулась я.
— Очень смешно, — похлопал в ладоши Альбертик и заявил, перейдя на «ты», — а кто дал тебе право увольнять Лактюшкину и Герих?
— Советская страна, — ответила я, скромно потупив взгляд. — Государство трудового народа.
— Да тебе хоть в передаче «Вокруг смеха» выступать можно! — начал закипать Альбертик, — отвечай нормально! И юлить я не советую.
— А что отвечать? — пожала плечами я, — согласно должностным инструкциям, я имею право…
— Это мои сотрудники! Мои! — вскричал Альбертик и его всегда красивое лицо перекосило от злости, — и кого здесь увольнять — решаю только я!
— Не только…
— Я еще раз говорю…!
— Альберт Давидович, — очень тихо сказала я и Альбертику волей-неволей пришлось умолкнуть, прислушиваясь. Хороший способ, я его в прошлой жизни частенько использовала.
— Так вот, Альберт Давидович, — продолжила я, — снимать и выгонять ни Лактюшкину, ни Герих мы не будем. А вот через неделю у нас состоится большое коллективное собрание. Так что проводим их со всеми почестями на заслуженный отдых. Вручим по грамоте. И гладиолусы.
— Какие гладиолусы?
— Белые.
— Ты мне тут Анику-воина из себя не строй! — скрипнул зубами Альбертик, — я сказал, Герих и Лактюшкину не трогать — значит, не трогай. А не нравится — уматывай. Тебя никто здесь не держит!
С этими словами он вышел, чеканя шаг и со всей дури хлопнув дверью. Да так, что висящая на стене репродукция с Аленушкой у омута, сорвалась и рухнула на пол.
Да уж, не зря говорят, что во времена больших перемен в первую очередь страдает искусство. Я вздохнула и пошла спасать остатки живописи.
До встречи с Барабашом у меня еще оставалось время, и я решила пожертвовать обедом (худею же) и отправилась прямиком в переулок Механизаторов. Давненько я там не была. Нужно составить список необходимых для Веры-Лиды вещей.
Ставшая почти родной коммуналка встретила меня на сей раз запахами подгоревших сырников и борща. Морщась от дыма, я прошла тёмную прихожую, стараясь не вписаться в нагромождения бэушной бытовой рухляди: к обычным для этой квартиры вещам, типа старого велосипеда и лыж, сейчас здесь добавился торшер с облезлым абажуром и неустойчивая колченогая клозетка, которая моментально рухнула мне на ногу.
Чертыхнувшись, я пнула незадачливую мебель и, потирая коленку (синяк теперь точно будет), отправилась на кухню.
Нужно же хоть поздороваться с соседями.
К моему величайшему удивлению, на кухне я обнаружила женщину среднего возраста с одутловатым лицом, похожим на мопса. Судя по тому, что злополучные оладьи она жарила в домашнем халате и бигудях, женщина явно здесь проживала.
— Здравствуйте, — немного даже растерялась я. — А вы кто?
— А вы кто? — нахмурилась женщина, ловко зачерпнула большой ложкой тесто из миски и ляпнула его на сердито шипящую и плюющуюся жиром сковородку.
Не выдержав такого кулинарного надругательства, сковородка забурлила, возмущённо разбрызгивая кипящее масло, и оттуда повалил дым.
— Сделайте газ поменьше! — не выдержала я.
— Не командуй! — рявкнула на меня женщина, — и не лезь под руку!
От неожиданности я даже не нашлась, что сказать. Но тут из комнаты Грубякиных вылетела растрёпанная Зинка и с криком: «Опять⁈» — схватила раскалённую сковородку и вышвырнула её в раскрытое окно.
Я только вытаращилась, не зная, что и сказать.
— Ты что творишь, лахудра⁈ — заверещала женщина и бросилась к окну, выглядывая во двор.
— Сама ты лахудра! — закричала в ответ Зинка, — задолбала уже свои блины пережигать! Дышать в доме нечем! Руки из жопы выросли, скоро на покой пора, а жарить так и не научилась!
— Не твоё собачье дело! — фыркнула женщина и выскочила из кухни, явно во двор — спасать сковородку и, если повезёт — оладьи.
— Ага! Не моё! — вытерла пот со лба рукавом халата Зинка и, повысив голос, завопила — Ещё пожар мне тут устрой! Кобыла!
Я только переводила взгляд то на Зинку, то на залитую потёками подгоревшего теста плиту.
— Вот теперь у нас так, — вздохнула Зинка и поздоровалась. — Привет, Лида. Ты чего это вдруг к нам?
— А кто это? — решила сперва прояснить ситуацию я.
— Жена моя! — на кухню вальяжно вышел Петров. Был он явно с большого будуна и, видимо, спал, да так, что рубец от подушки отпечатался через всё лицо и вид у него от этого был откровенно лихой и пиратский. — О! Привет, Лидуха!
— Привет, Федя, — обрадовалась я, — так ты женился? И не сказал! Ну что ж, поздравляю!
— Да не с чем тут поздравлять! — насмешливо фыркнула Зинка, — никакая это не жена. Так, развратом тут занимаются. Живут вместе, а не расписаны.
— Невеста это моя! — отрезал Петров, — а будет жена!
— Вот когда будет — тогда и пусть живёт! — окончательно разозлилась Зинка, — а пока вы не расписались, нечего постороннему человеку тут делать! Ещё и дымом нас всех решила потравить!
— Ничего с тобой не случится, — фыркнул Петров, — а Райку мою не трожь! Твоя Клавдия Брониславовна тут вообще сколько лет без всякой прописки живёт!
— Это моя мать!
— А это моя жена!
В общем, ругань пошла по второму кругу и я, пока есть время, решила проинспектировать наличие вещей первой необходимости для Веры-Лиды.
В комнате Риммы Марковны было тихо и темно. Мебель от пыли я затянула чехлами из старых простынь, окна были плотно закрыты шторами, чтобы солнце не жгло и обои не выгорали, поэтому в комнате чувствовался сильный запах нафталина и запустения.
Я подошла к окну и распахнула шторы и окно. В комнату ворвался свежий воздух с улицы. Где-то вдали прогрохотал по дороге грузовик. В соседнем дворе залаяла собака. А в остальном в этом переулке было, как всегда, тихо и спокойно. Ну, это если не считать непрекращающихся криков на кухне.