Мотылёк над хищной орхидеей (СИ, Слэш)

 — Всё в жизни имеет свою цену, — сказал Рей и, откусив бутерброд, тщательно прожевал. — Вот ты, к примеру, стоишь несколько миллионов.
 — Человека нельзя продать.
 — Можно, — Рей даже усмехнулся, — видишь ли, есть ещё один момент. Всё на свете можно продать. Даже верность или любовь. И цена товара изменяется в зависимости от того, как трудно его достать.
 — Что ты хочешь сказать?
 — Я хочу сказать, что для тебя субъективно сейчас очень ценен этот чудесный вишнёвый джем. И ты наверняка на многое готов ради него. А моя цена будет не очень высока.
 Конрад молчал, но Рей видел, что он ждёт, когда прозвучит эта цена.
 Рей отложил бутерброд. Поднёс руку к лицу юноши и скользнул кончиками пальцев по его щеке. Проследил линию губ.
 Ноздри Конрада уловили тонкий аромат розмарина и ощутили странную мягкость руки. Она не была полной и одутловатой, как у «сестры», но гладкой и бархатистой, так что Конраду захотелось испытать это странное ощущение ещё раз.
 — Поцелуй мою ладонь, — предложил Рей. — В этом нет ничего унизительного, это очень легко.
 Конрад стиснул зубы. Это в самом деле было легко. Он даже сказал бы, что сам этого хотел. Поймать неуловимое движение, когда пальцы на мгновение коснулись его губ. Он боялся, что если откроет рот, то услышит, как его собственный голос произнесёт: «Да» — и потому ему нужно было время, чтобы совладать с собой.
 Мастер не торопил. В голове у Конрада немного прояснилось, и он кивнул.
 — Хорошо, — сказал он, — только дай сделать глоток.
 Рей согласился легко. Рука его отодвинулась, а Конрад тем временем повёл кистями, пытаясь выскользнуть из эластичных пут. Он уже достаточно знал логику их воздействия, чтобы не рваться напролом, и, к его собственному удивлению, руки выскользнули достаточно легко.
 Пока мастер брал чашку кофе с подноса, Конрад быстро согнулся, высвобождая ноги одной рукой, другой сорвал с себя повязку и бросился на визитёра.
 Шокер висел у того на поясе, и первым делом Конрад рванул его на себя.
 Как только тот оказался в руках Конрада, руки противника перехватили его запястья, и завязалась борьба.
 Она длилась до тех пор, пока шокер не вылетел из их сцепленных пальцев и не улетел далеко в угол.
 Но в следующее мгновение Мастер совершил какой-то хитрый разворот, и Конрад оказался на полу, всем его весом прижатый к кафелю.
 Конрад тяжело дышал. Он чувствовал, как в поясницу ему упирается твёрдый горячий бугор. Мастер сидел на нём верхом.
 Отвращения не было. Даже усталость ушла. Конрад почти хотел, чтобы этот человек прижался к нему сильней.
 Но Мастер замер на какое-то время, сцепив его руки за спиной и удерживая Конрада так. Потом наклонился и в самое его ухо прошептал.
 
 — Ты опрокинул поднос.
 Конрад закрыл глаза. В голосе мужчины не было грубости, но Конраду всё равно хотелось подчиниться ему, он разом обволакивал и подавлял.
 — И нам с тобой нужно уяснить несколько правил, Конрад. Если тебе не удосужились объяснить их до меня.
 Конрад молчал. И без того ослабленный лекарствами, от близости этого человека он стал совсем плохо соображать.
 — Не в моих интересах причинять тебе вред. Я не хотел бы, чтобы ты пострадал. Но ты перестанешь вообще меня интересовать, если будешь вести себя как сейчас. И тогда мне станет всё равно: жив ты или нет.
 Конрад стиснул зубы, ярость поднялась в нём солёной волной — и осела, заглушённая болью, когда Мастер сильнее вывернул его руку. Он сместился вбок и теперь лишь коленом прижимал Конрада к полу.
 — Всё имеет свою цену, — повторил Мастер, — еда, вода и питьё. Всё хорошее и всё плохое на земле. И если ты нарушаешь правила, не слушаешься меня и перечишь мне — за это тоже будет назначена цена.
 Рука Мастера легла Конраду на поясницу, всё такая же мягкая и теплая, так что когда она двинулась вниз, тело само подалось за ней.
 Рука спустилась к ягодицам и, огладив их, несильно сжала одну.
 — Для начала цена будет невелика, потому что я ещё не слишком зол. Но всё зависит от тебя.
 Прежде чем Конрад успел понять, о чём идёт речь, Мастер отвесил ему увесистый шлепок.
 Раздалось тихое «Ой».
 Рей облизнулся. Гладкое обнажённое тело в его руках вызывало желание прикоснуться, и не имело значения — доставить удовольствие или причинить боль.
 Он отвесил ещё один шлепок, и ещё, мысленно считая до десяти.
 Потом снова огладил белые круглые ягодицы ладонью.
 Конрад в его руках обмяк.
 — Итак, — Рей снова уселся на него верхом, — наш обед придётся отложить. Но ты можешь заплатить вперёд.
 Он скользнул рукой по спине Конрада, пробуждая во всём теле дрожь. Белое мягкое плечо дёрнулось, то ли навстречу, то ли прочь от него, и Рей остановил руку у самого лица Конрада.
 — Всего лишь один поцелуй, Кони. Да или нет?
 Вопрос был риторическим — но Конрад уже и сам не мог представить, как скажет «нет». Он дурел от ощущений, которых никогда не испытывал до сих пор, и даже лёгкая боль не могла их заглушить.